– Может, хватит возиться? – слышится шипение за ее спиной.
Хотя Калле завязали глаза, ей известно, что их с Антоном держат под стражей отдельно от членов Совета, так что сделать выговор ей может только он. Их вывели из канавы, сразу же связали и велели сесть на землю. Калла не понимает, почему их не убили. Она слышит, как кто-то из членов Совета вблизи карет протестует: повязка на глазах слишком тугая, веревку затянули слишком крепко, земля слишком твердая. Кто бы ни развел этот скулеж, он явно не понимает: противники способны в мгновение ока приставить нож к горлу любому из них.
Так почему они этого не делают?
– Я пытаюсь вызволить нас, – приглушенно отвечает Калла. – Может, если бы ты попробовал тоже повозиться, тебе с твоими костлявыми руками было бы легче выпутаться из веревок.
От этих слов Антон на минуту умолкает. Возможно, размышляет, стоит ли оскорбиться, ведь, строго говоря, она пренебрежительно отнеслась к рукам Августа.
– Нам грозит смерть, а ты думаешь о моих руках.
– Я лично тебя убью, если скажешь еще хоть слово.
Антон фыркает:
– Галипэй Вэйсаньна, с каких это пор ты так осмелел?
Эта реплика рывком возвращает Каллу к реальности. Она пытается потереться лицом о собственное плечо, но сдвинуть повязку с глаз не может.
– Слушай, – говорит она, – не знаю, зачем мы им нужны, но долго держать нас в живых они не станут.
Нападающие говорят наперебой где-то неподалеку. Лахо славится обширными каменистыми равнинами, поросшими травой. Звуки разносятся над ними, не встречая препятствий. Калла не может расслышать, что именно говорят неизвестные, но ей ясно, что они о чем-то спорят.
– Есть простой способ высвободиться, – вдруг говорит Антон. – Плечо все еще кровоточит. Мысленно сосредоточься на вытягивании крови из раны, и сможешь перескочить даже с завязанными глазами.
Ее грудь пульсирует. Печать все еще там. Она слышит, что лошади по-прежнему у карет – побег и впрямь получится быстрый.
– А вы почему этого не делаете, ваше величество? – спрашивает она. – Ведь вы мастер перескоков.
– Не хочу.
– Напрасно ты все усложняешь.
– Да? Кому, как не тебе, должно быть понятно нежелание терять могущественное тело, Калла.
Она замирает, изо всех сил пытаясь растянуть запястьями веревки. Так, значит, он все понял.
– Слушай, – с расстановкой начинает Калла, – я сделала то, что требовалось…
– Отта в самом деле напала на тебя?
– Да! – Ну, разумеется, первым делом ему надо знать, виновата ли Отта. – Она выманила меня из лагеря, чуть не свела меня с ума с помощью ци, а потом оставила карту с обозначенным местом в приграничье. Не знаю, каковы ее цели. Зато знаю, куда она направляется, даже если это ловушка.
Антон издает негромкий возглас:
– Типично для нее. Меньшего я и не ожидал.
Эта реакция бесит Каллу еще сильнее, чем его вопрос, в самом ли деле Отта напала на нее. Калла снова изо всех сил тянет и дергает веревки, но шансов избавиться от них явно нет. Спор между нападающими постепенно затихает. Хотя Калла особо не прислушивается, внезапно ее удивляет, что она вообще не улавливает ни единого слова.
Они говорят не на талиньском.
Вокруг становится тихо. Что-то изменилось. Услышав быстро приближающиеся по сухой траве шаги, Калла понимает – идут прямо к ней, и это понимание лишь слегка опережает удар кулаком ей в щеку.
Ах ты ж…
Калла с трудом сдерживает в себе чуть не вырвавшийся вскрик. Она падает головой в траву, ее плечо хрустит, стукнувшись о землю. Ее руки по-прежнему связаны за спиной, так что она не может ни сгруппироваться при падении, ни прикрыться от пинка в грудь. В эту минуту она особенно рада тому, что на ней тело Галипэя. Такой удар в ее собственную грудь был бы слишком болезненным.
– Так это с самого начала была засада наоборот? Глупо было думать, что ты за это не поплатишься.
Нападающий обращается к ней. Обличает ее.
– Что за хрень ты несешь? – рявкает в ответ Калла.
Может, их любопытство целиком объясняется замешательством. Но как бы там ни было, с ее глаз вдруг срывают повязку, и она видит перед собой неизвестного мужчину. Он заставляет ее поднять голову, взяв за подбородок. Проверяет цвет ее глаз.
– Ты Галипэй Вэйсаньна? – спрашивает он.
На горизонте разгорается утро. Небо расчерчено ослепительно-красными полосами, над головой пролетает птичья стая. Это голуби, обычные обитатели центральных провинций с их неприветливой природой.
– Да, – говорит она. – А кто ты?
Спрашивать об этом не стоило. Неизвестный бьет ее кулаком в нос, перед глазами у нее на миг все переворачивается, и она не сразу понимает, что голова просто запрокинута и перед глазами кружится, кружится трава…
– Тот, с кем ты общался, – цедит неизвестный. – Тот, с кем заключил соглашение. Ну и с какой же стати мы похоронили наших бойцов в Лэйса, а? Ты надеялся таким способом сократить нашу численность?
– Дерьмо… – бормочет Калла.
Зачем Галипэй заключил соглашение с «Голубиным хвостом»?
Неизвестный заставляет ее сесть прямо, дернув за волосы. Напрягая зрение, она мельком видит поблизости Антона. Тот ловит каждое слово. Должно быть, тоже пытается разобраться, что к чему, как она.
– За твою непроходимую глупость и провал…
– Ты не выполнил свою часть сделки, – стремительно перебивает Калла. Ее нижняя губа начинает распухать. Умело сыграв на чувствах собеседника, она вытянет из него ответы. – Отряд нападающих был обнаружен заранее. Такого соглашения не было.
Он толкает ее на землю. Кровь стекает с ее лица, окрашивая траву.
– Мы рисковали всем. Мы приняли твою информацию и пообещали безопасность твоему королю. Это больше, чем соглашение.
– Я не считал его таковым. – Она силится понять последовательность событий. Нападение в Жиньцуне, нападения в других провинциях. Лес в Лэйса, теперь эта канава в Лахо. – Потому и действовал соответственно.
Неизвестный качает головой. А когда отворачивается, жестом веля одному из соратников принести ему меч, Калла наконец замечает у него сзади на шее маленькую татуировку – голубя.
– Все складывалось гораздо более гладко, когда мы обращались напрямую к принцу Августу. Подпускать тебя к божественным делам мы не желаем.
К божественным делам. К принцу Августу.
Вдох застревает у нее в горле.
Галипэй заключил соглашение с «Голубиным хвостом», потому что с «Голубиным хвостом» поддерживал связь Август. Август распорядился о нападениях в провинциях, он отдавал приказы до коронации, пока в него не вселился Антон. Похоже, своим поступком Антон нарушил тщательно подготовленные планы: взбаламутить провинции, обвинить членов Совета, взять Талинь под свой контроль полностью.
О боги. И это она возвела его на трон.
– Антон, – вдруг говорит Калла. Это сигнал к отходу. Отчасти она понимает, что разоблачает его намеренно. Чтобы не осталось других вариантов. Загоняет его в угол, чтобы принудить к действию. Говорит что угодно, лишь бы скрепить вместе их каторжные цепи. – Я ухожу. Идем со мной. Ты нужен мне.
Ответа она не ждет. Паники, которая достигла кульминации в заброшенном городе Ланькила, уже не ощущает, но едва она мысленно обращается внутрь, то же ощущение ждет ее – бездна просто оказывается не запечатанной, а разверзшейся у нее в голове. Выдох, вдох. Кровь струйками стекает с ее плеча, пробегает по руке, скапливается в ладонях.
Боль пронзает ее позвоночник, вызывает ослепительную вспышку в голове. Когда Калла снова открывает глаза, то смотрит в потолок кареты, а ее тело покалывает от циркулирующей в нем крови и вернувшихся ощущений. Едва шевельнувшись, она чувствует, какая на ней грязная одежда, все еще покрытая пеплом заброшенного города в Ланькиле.
Получилось.
Слева доносится какой-то звук. Все еще не придя в себя, Калла медленно поворачивается. Меньше всего она ожидала увидеть, как с длинного ящика вдруг слетает крышка, а потом кто-то садится в нем.
– Какого хрена?..
– Боги мои, я закоченел как доска. Поверить не могу, что меня оставили валяться в хранилище в таком состоянии.
Калла вспоминает снимок, который Антон держал у себя в квартире, – тот самый, где он был запечатлен совсем юным, у Дворца Земли. Черные глаза и встрепанные волосы, крепкий лоб и правильные, соразмерные черты лица.
– Так ты взял с собой в поездку родное тело? – восклицает она. – Ты что, спятил? Выделил для него целую карету?
– Я прихватил его с собой потому, что понимал, насколько велика вероятность, что еще до конца пути ты выгонишь меня из Августа, и оказался прав, – парирует он. – Так мы идем? Август и Галипэй уже приходят в себя.
Вот дерьмо. Вот ведь дерьмо…
Калла толкает дверь кареты. И, еще не успев осмотреться и определить, куда повернет, выхватывает меч и берет его на изготовку. Ее тело отзывается моментально, повинуясь малейшему приказу, ощущает мир вокруг и приспосабливается к нему. Ноги уже готовы к пружинистому прыжку. Пальцы сжимаются, надежно захватив рукоять меча. Как же она счастлива вернуться в себя. Ни одно другое тело в мире ей не подходит так, как это.
В ярком утреннем свете Калла рассекает клинком упряжь, удерживающую лошадь у кареты. Вбрасывает меч в ножны, вскакивает в седло и, едва заметно качнувшись, восстанавливает равновесие.
– Нн-о! – шепотом приказывает она.
Лихорадочными движениями ног она направляет коня, заставляя его обойти карету. Антон выбирается наружу, Калла протягивает ему руку и забрасывает его на спину коня как раз в ту минуту, когда со стороны равнины доносятся крики. Она успевает бросить туда взгляд.
Галипэй, пошатываясь, поднимается на ноги.
– Нам на север, – командует Антон, взявшись за ее плечи, чтобы повернуть в нужном направлении.
Калла кивает. Прежде чем «Голубиный хвост» осыпает их градом стрел, она дергает поводья и галопом уносится прочь.