Отсюда уже видны горы. Жиньцунь велик, но приграничье гораздо выше, вся соседняя провинция лежит в его тени.
– Ваше величество, если позволите… – вступает в разговор Венера. – Въезд на территорию Жиньцуня – заведомо провальное предприятие. Провинция заморожена. Мы уже пытались направить людей через границу.
– Они выжили?
Венера колеблется.
– Да, полагаю, но передвигаются со скоростью шаг в минуту. Как только они пересекают границу, вернуть их обратно уже нельзя.
Приграничные земли вытягивают ци. Если такое наблюдается во всем Жиньцуне, значит, явление не случайное. В этом есть что-то почти мифическое.
– Отта добралась до короны, – медленно произносит Август. Он обращается только к Галипэю, но Венера Хайлижа с любопытством склоняет голову набок, пытаясь понять, о чем речь.
– Я скажу членам Совета, что их путешествие заканчивается здесь, – решает Галипэй. – Дальше делегация уже не поедет.
– Вы меня не слушаете! – восклицает Венера. И взмахивает рукой в сторону Жиньцуня. – Нет никакого «дальше». Холод заморозит вас на месте.
Галипэй уже входит в ямынь.
– Приведите своих генералов, мэр.
– Что?.. – теряется Венера, но ее битва уже проиграна. На лице полное замешательство, и когда она переводит взгляд на Августа, то и он ничего не объясняет. Лишь пожимает плечами, а потом тоже направляется к ямыню.
– Тревогу нам должен внушать не холод, член Совета, – бросает он через плечо, – а то, что будет, когда он прекратится.
– Ты все молчишь.
Калла грызет на ходу ноготь большого пальца, поглядывая через плечо в сторону деревни, уже превратившейся в далекую точку. Зная о скором приезде Августа, они не успели забрать лошадь, привязанную снаружи у ямыня, им не хватило времени ни на что, кроме как стащить два плаща из главного кабинета и бежать на своих двоих.
Они уже отдалились на достаточное расстояние, теперь можно и сбавить ход. Калла снова смотрит вперед, на горы.
Они приближаются не только к горам, но и к последней черте.
– Принцесса! – снова напоминает о себе Антон. – Ты нарочно не отвечаешь мне?
Так и есть. Холодно так, что кажется, будто прекращается деятельность замерзающего мозга. Калла пытается думать, но всякий раз заходит в тупик, понимая, что подобраться ближе к горам невозможно, и какого же хрена им тогда делать, как искать?..
– Принцесса. Солнечный лучик. Душистый горошек. Зеленая фасоль. Черный чай…
– Наигрался? – наконец откликается Калла. От ее дыхания изо рта вылетают густо-белые облачка. – Хватит. Ты же просто перечисляешь что попало. Я слушаю.
– Я ведь еще ничего определенного не сказал.
Пожалуй, они могли бы двинуться в обход, добраться до западной морской границы Жиньцуня и оттуда на лодке по воде – до приграничья, но на это уйдет несколько дней. А их в запасе нет.
– Что не так с сокровищем моего сердца?
– «Властелин моего сердца» звучал бы гораздо уместнее.
Калла окидывает его возмущенным взглядом. Он шутит, но опасная сторона ее натуры все равно встает на дыбы и плюется ядом в ответ на любую провокацию.
– Не вздумай понизить меня в звании. В прошлом эта роль мне не слишком удалась.
Антон вздыхает. Возразить ему нечего, особенно теперь, когда Отта Авиа где-то далеко в горах и неизвестно чем занята. Поджав губы, он говорит:
– И все же я не понимаю, Калла. Почему она просила тебя прийти, да еще в одиночку?
Будь Калла более беспечной, она предположила бы, что дело в политике. Отвергнутая женщина, попытки отстоять свою правоту… Но, увидев, как Отта метнула нож точно в шею человеку, Калла не стала бы давать такой ответ. Отта Авиа гораздо умнее, к этому ни один из них не готов.
– Не знаю, – отвечает она. – Когда что-то выглядит бессмысленным, редко бывает, что мы смотрим на эту бессмыслицу под верным углом.
Антон резко останавливается. Взвывает ветер, бросает волосы ему на глаза.
– Ты видела?
Калла смотрит в сторону гор. Они неподвижны. Серые великаны, спящие вдалеке.
– Видела что?
– Луч света. – Антон указывает вперед и влево. – Он изгибался дугой оттуда, – он показывает пальцем, потом передвигает его, побуждая Каллу посмотреть прямо перед собой, – вон туда.
Калла суетливо вытаскивает из кармана карту. Расправляет ее, разглаживает складки.
– Антон, это корона.
– Что?..
– Я не шучу. Конечная точка совпадает с местом, указанным на карте.
Непохоже, что ее слова убедили Антона. Он пытается сглотнуть, его шея несколько раз прерывисто вздрагивает. Чем дольше они идут, тем острее Калла чувствует то же самое. Холод вертит и крутит ее внутренности, чего с ней не случалось с восьми лет. Эти ощущения нельзя даже назвать болью. Они возникают где-то параллельно с ней, как разлад внутренних органов с телом и попытки вырваться наружу.
– А не слишком ли это удобно для нее – стрелять лучом в небо, тебе не кажется?
– Это ты сказал, что луч изгибался дугой. – Калла заталкивает карту обратно в карман. – А на самом деле он не исходил из этой точки, а входил в нее. Антон, это ци. Собранная со всей провинции. Как при жертвоприношении.
Антон закрывает глаза. Она не понимает, что он делает, и не считает, что для этого сейчас есть время, особенно когда слышит вдалеке какой-то шум и видит, как кто-то движется в их сторону от деревни.
Последняя черта. Если они пойдут дальше, то замерзнут.
– Калла, – вдруг говорит Антон, – научи меня тому же, что ты рисуешь на себе.
Ей требуется секунда, чтобы понять, о чем он просит. К тому времени Антон уже переходит от слов к делу, вытаскивает, но не полностью, ее меч из ножен и проводит ладонью по лезвию. И протягивает ей руку со стекающей по пальцам кровью.
Антон Макуса был первым, кто сам случайно открыл этот способ, кто превратил мертвое тело в свой шанс на выживание. Кто принес такую колоссальную жертву, что ему не потребовалось направляющей печати.
– Вот. – Калла берет Антона за руку, его кровь стекает ей в ладонь. На ней печать уже стоит – причем ничуть не потускнела, – и она, отведя в сторону его воротник, рисует ту же печать на его теле. Поток холодной энергии пробегает вниз по ее спине. Мир вокруг разом обретает резкость.
– Ты запомнил порядок? – спрашивает она, понизив голос.
– Нет, – отвечает Антон, глядя на ее губы. – Тебе придется снова учить меня. Я увижу тебя по свету.
И он падает, валится мертвым грузом на холодную землю.
– Эй! – взвывает Калла. – Ах ты ж…
Делегация Августа приближается на полном скаку. Калле некогда тратить время, вопя в пустоту, хотя она и ожидала, что Антон дождется ее. Фыркнув, Калла поворачивается в сторону гор и закрывает глаза в поисках ци.
И совершает прыжок.
При первом вселении сразу же чувствуется нечто странное. Она жива и в сознании. Но не может моргнуть. Мир вокруг нее не движется – это безжизненная подделка с цветами и формами, едва соответствующая ее представлениям о том, в какой стороне север, а в какой юг.
Медленно-медленно она поворачивает голову. Не может шевельнуть конечностями, зато чувствует, откуда дует ветер. Он прилетел от западной морской границы.
До предела напрягая свою ци, она ищет следующее тело.
Калла влетает в тело с размаху, отчего должна была споткнуться, но тело остается неподвижным.
Она снова на улицах Жиньцуня. Окружение выглядит знакомым. У ее ног грязная лужа, и, хотя наклон головы отнимает много времени, Калла делает его, чтобы взглянуть на свое замерзающее отражение.
Когда она впервые увидела здесь принцессу, та выглядела такой прекрасной. Головной убор, усеянный драгоценными камнями. Струящиеся розовые рукава, сверкающее золотом платье. Слезы стекают по лицу Каллы, и унять их невозможно. Ее тело не в состоянии двигаться, разве что с изнуряющей медлительностью, а слезы льются, льются, льются не прекращаясь.
Она так сильно этого хотела. Она хотела так много… этот мир и море за ним.
Калле пора уходить. Если она сдастся, застрянет здесь навсегда, совсем как эта девочка. Она приказывает глазам закрыться и ждет, когда они помогут ей полностью отгородиться от вида Жиньцуня.
Это тело абсолютно неподвижно. Она умирает. Она по пояс утопает в белом снегу, ладони распростерты по черному камню.
Давай, подгоняет она себя. Продолжай двигаться. Если эта горная тропа ведет на север, значит, там должен быть еще кто-то…
Ее голова прижата ко льду. Во рту кровь. На этот раз она совершенно растеряна. Может, прошло лишь несколько минут, а может, и целые часы. Она ищет, ищет взглядом медленно моргающих глаз, но видит только белый снег в горах.
Это тело упало. Вот в чем дело. Мучительно медленно Калле удается запрокинуть голову и взглянуть на небо.
Умоляю, умоляю…
Вспышка возникает слева. Там.
Ее рука прижата к груди. Ладонь такая маленькая. Вокруг люди. Они поворачивают не в том направлении. Они бегут. И Калла вместе с ними.
Ее тело совершенно окоченело. На грани смерти. Она чувствует, как близко очутилась к короне. Эта вспышка света с каждым разом все ярче и ближе. Ощущения в сдавленной и вывернутой шее невыносимы.
В животе нож, легкие до отказа переполнены…
Сколько же народу в приграничье.
– Ты как раз вовремя.
Калла мгновенно открывает глаза. И сразу же понимает: она может двигаться. Как бы далеко ни распространился холод, они вырвались за его пределы.
– Антон? – шепчет она. Однообразно серое небо простирается над ней, нависая над землей так низко, что она, кажется, могла бы просто поднять руку и пощупать его складки.
– Если сомневаешься, можешь поцеловать меня, – отзывается голос. Хоть он и выше по тембру, несомненно, голос принадлежит Антону Макуса, а не самозванцу.
Калла оборачивается. И едва сдерживается, чтобы не ахнуть.
– Согласен, – кивает Антон. – А мы думали, что в Пещерном Храме был кошмар.