Долгих лет ее величеству. Да живет ее величество десять тысяч лет. Да живет ее величество десять тысяч лет.
– Она возглавила вторжение.
Голоса звучат в ее памяти. Они стали частью ее воспоминаний, намертво запечатлены в ней, как пепел в Ланькиле – к ее коже. «Тебе никогда не выиграть эту войну. Кровь останется на твоих руках. Земли будут потеряны. Юг потерян. Ии сгорел».
Брови Антона взлетают так высоко, что скрываются под челкой. Калла знает, что он старается не вселяться в женские тела, когда у него есть выбор, но ему следовало бы делать это почаще, ведь его мимика при этом становится такой выразительной.
– Со стороны Сыца?
Фрагменты головоломки наконец щелкают, вставая на свои места. Калла переводит взгляд на край макета и приграничье, заканчивающееся берегом моря.
– Сыца не существует, – произносит она, и весь дворец словно наконец-то вздыхает с облегчением. Одного краткого утверждения хватило, чтобы истина снова заняла свое место в мире. – Сыца выдумали, чтобы объяснить последующим поколениям, почему королевство истерзано войной. К северу от приграничья нет никакого чужого государства. Корону никто и не думал прятать ради безопасности. В Талине вспыхнула гражданская война, и Синоа Толэйми, потерпев поражение, бежала сюда вместе с короной и умерла.
Громкий стук раздается откуда-то сверху. Калла цепенеет, ожидая продолжения, но слышит лишь затухающее эхо, и во дворце снова воцаряется тишина. Антон больше не ждет – он бежит к лестнице.
– Осторожнее, осторожнее! – шипит ему вслед Калла.
По винтовой лестнице они поднимаются в башенку. Лестница узкая настолько, что Калла задевает плечами о стены, краска вековой давности шелушится и сыплется ей на куртку. В ушах стучит кровь. Стучит в такт ее шагам и не умолкает, когда они наконец останавливаются на верхней ступеньке лестницы, очутившись в выстуженной комнате с застекленным наклонным потолком.
Калла пытается осмыслить то, что видит. У нее на глазах комнату озаряет вспышка. Она вонзается в сидящее на троне тело, подобно стреле, полностью погружается в плоть, которая поглощает и острый наконечник, и ствол с оперением.
Тело мертво – это очевидно. Но, видимо, отчасти ци все еще действует в нем, не давая трупу распасться после стольких лет. Кожа обвисла и приобрела серый оттенок, от нее разит гнилью. Тело покрыто толстым слоем пыли, сглаживающей ресницы и складки некогда яркой одежды. Тем не менее Калла сразу узнает очертания носа и лица, которые она годами видела, глядя на себя в зеркало. Неизвестно как, но Синоа Толэйми переродилась в точности такой, как выглядела сто лет назад.
Единственное на теле, что оказалось неподвластно времени, – ее корона. Ободок из золотистого металла, окружающий голову и покрытый декоративной резьбой с мифическими существами и замысловатыми печатями. Острые зубцы по верхнему краю короны усеяны бирюзово-зелеными драгоценными камнями. При всех своих сомнениях насчет короны Калла чувствует ее силу. Эта сила застревает у нее в горле, трепещет в легких. Сровнять с землей огромный город, выиграть десять войн – она всецело убеждена, что предыдущая носительница короны была способна на это.
А у ее ног спит Отта.
– Она тоже замерзла, – замечает Антон.
Через всю комнату тянется ковровая дорожка, заканчиваясь у трона с восседающей на нем мертвой королевой. К удивлению Каллы, Антон прав: грудь Отты еле заметно поднимается и опадает, так медленно, что кажется почти неподвижной. Отта вытянулась на одном конце дорожки, Калла и Антон медлят возле другого. Увы, нигде поблизости нет ничего, что могло бы сойти за оружие.
Неважно.
Калла ступает на ковер, и Антон, наверное, разгадывает ее намерения по тому, как она делает этот шаг. Змеиным броском он вытягивает руку. Хватает ее за локоть.
– Прямо сейчас она не сможет навредить тебе, – умоляет он. – Незачем идти на такое.
Калла не оборачивается.
– Нас обеих ты все равно не получишь, Антон. – Она дергает локтем, высвобождая его. – Либо убей меня сейчас же, чтобы спасти ее, либо дай убить ее мне.
Много усилий не потребуется. Сильный удар по голове – она ничего не почувствует. Калла приближается, переставляет ноги по ковру и, хотя идет к Отте, замечает, что стоило ей только взглянуть на Синоа Толэйми, отвести глаза от нее невозможно. Корона излучает силу. Если прислушаться, можно услышать, как она еле слышно нашептывает обещания, рассказывает, чего с ее помощью можно достигнуть. Не только эгоистичное желание побуждает ее повернуться и протянуть пальцы к короне. Это единственный твердый предмет здесь, в комнате, которым можно воспользоваться как оружием. Если у нее получится…
Пальцы Каллы сжимаются на короне, и комнату заливает ослепительный свет.
Ци взмывает к потолку, как муссонный ветер, сметает стекло, превращающееся в мелкие, как пыль, осколки. Синоа Толэйми рассыпается в прах, а когда Каллу отбрасывает назад так, что она ударяется спиной о стену и еще несколько секунд остается словно прикованной к ней, она понимает: здесь сосредоточено достаточно ци, чтобы убить их мгновенно. Эта энергия клубится, рычит, скалит клыки, но прежде, чем вцепиться Калле в горло и разорвать ее на части, вдруг удовлетворенно рассеивается.
Калла жадно хватает воздух ртом, едва все вокруг затихает. Корона в ее руке теплая на ощупь. Из носа стекает струйка крови.
«Жертвоприношение», – рассеянно думает она, с трудом поднимаясь на ноги. Этот взрыв ци не убил их только потому, что ему были принесены жертвы, чтобы она поглотила их, вытянув из сосудов, сложенных снаружи, и направив сюда, в комнату. Откуда Отта знала, что именно надо сделать? Где хранились эти указания? И если даже Калла, будучи принцессой Дворца Неба, ни хрена о них не знала, как же тогда Отта Авиа заполучила подобные сведения?
– Ты нарушила указания.
– Дерьмо… – шипит Калла.
Она упустила свой шанс. Теперь, когда на троне осталась лишь горстка праха, Отта Авиа медленно поднимается у его подножия и отряхивает руки. Когда она выпрямляется, становится видно, что ее одежда осталась безупречно чистой. На ней ни пятнышка, никаких следов путешествия через все приграничье.
– В чем дело? – спрашивает Отта. – Ты думала, я буду преспокойно лежать здесь, пока ты решаешь, как бы получше оглушить меня?
На другом конце тронного зала скорчился на полу Антон. Волной его отбросило назад, почти к винтовой лестнице.
– Не наглей, – отзывается Калла. Она ждет, когда Антон поднимет голову, но тот не шевелится. – Может, я подошла разбудить тебя, чтобы показать, какой у меня есть сюрприз.
Отта явно не видит в ее словах ничего забавного.
– Ты уже достала, – выпаливает Отта. – Мелюзга в чужих туфлях, которые тебе велики. Ты даже не понимаешь, на что посягнула.
Отта бросается к ней. Выругавшись, Калла делает рывок в сторону, но корону не выпускает. От каждого резкого движения в ней гудит воздух.
– А ты объясни, – подначивает Калла. И крепко прижимает корону к себе. – Домыслов я уже наслушалась.
– Я не про корону.
Отта уже не пытается выхватить ее. Вместо этого она с силой выбрасывает вперед руку, и светящаяся дуга наносит Калле удар, словно материальное оружие, выжигает метку на руке, которой она в панике прикрыла лицо. При очередном падении на пол воздух вылетает из ее легких.
– Ты знаешь, что забрала, – продолжает Отта. – Иначе зачем мне было тащить тебя сюда? Зачем еще тратить столько времени? Ты понятия не имела, во что ввязалась, и теперь нам, остальным, придется поплатиться за это.
Она снова выбрасывает руку. От этой атаки Калла уклоняется, перекатившись по полу, но она слишком близко к стене. Дерьмо, вот дерьмо…
Отта откуда-то знает, что она самозванка. Что Калла на самом деле не Калла, а просто вселилась в нее много лет назад, за долгий срок успев вытеснить прежнюю принцессу.
– Из-за тебя я загоржусь, – заявляет Калла, стараясь не подавать виду, что еле отдышалась. – Еще скажи, что я единственная, кто мог прикоснуться к этой короне.
Лицо Отты становится непроницаемым, и Калла понимает, что попала в точку. Никто другой не смог бы взять корону. Королева Синоа Толэйми возродилась как Калла Толэйми, вернулась в мир из-за незавершенных дел, а потом отчаявшаяся девчонка из провинции вселилась в нее и впитала всю ее силу.
– Не переоценивай себя. Твоя польза уже исчерпана.
Отта поднимает ногу, готовясь к пинку, и Калла не упускает случай, с силой дергает за нее, валит на пол. Но успех ее наступательной тактики явно ограничен: извернувшись, Отта не падает плашмя, а встает на колено. Зашипев, Калла отшатывается, пока Отта не развернулась и не нанесла удар ногой. За то время, пока Калла с трудом встает, стоящая на коленях Отта предпринимает атаку, едва не попав Калле в лицо.
Калла потрясена.
Отта Авиа дерется так, будто ее обучали во Дворце Неба.
Калла с силой толкает ее, не давая увернуться. Но Отта быстро оправляется от удара, вскакивает и отступает на несколько шагов. Во Дворце Земли особенно любили учить защищаться. Вот почему Август сражаться вообще не способен: он готов делать перескоки на расстоянии и проливать кровь, но вздрагивает еще до того, как наносит удар.
Подчиняясь интуиции, призыв которой она не может облечь в слова, Калла встает и пытается сделать перескок.
Глаза открываются и снова закрываются, показав одну и ту же картину мира. Ее не впустили. Отта Авиа… сдвоена.
Должно быть, Отта почувствовала попытку вселения. От ее замаха Калла не успевает уклониться достаточно быстро. Ее схватили за плечо, Отта делает подсечку, сбивая ее с ног. Все эти ощущения смутно знакомы Калле, в них чувствуется отзвук чего-то другого. Чертыхаясь, Калла хватает Отту за руку, пытается вывести ее из строя, но Отта зла из-за попытки вселиться в нее, и, когда она бьет головой по голове Каллы, той на миг становится страшно.
Отдать корону она не может.
Увернувшись, Калла краем глаза видит, что Антон наконец приходит в себя. Но времени оправиться она ему не дает. С криком «Антон, лови!» она бросает ему корону. Не останавливаясь, она выпускает поток своей ярости, м