еняет направление взмаха и теперь целится в Отту. Вспышка исходит из ее ладони, образует дугу, бьет Отту в спину.
Она как будто стреляет энергией из ладоней. Словно превратилась в оружие, порох в котором взрывается от удара, а взрывная волна точно направлена наружу. Но Отта явно более опытна в подобных маневрах. Она решительно обтирает лицо.
А когда поднимает руку и стискивает на весу кулак, у Каллы перехватывает дыхание.
– Все могло пройти так легко, – говорит Отта. Она подступает ближе, по-прежнему протягивая к ней кулак. – Ты могла бы вернуть то, что украла. И мы все просто разошлись бы по-хорошему.
Калла хватается за шею. Оставляет ногтями на ней царапины, но вдохнуть никак не может.
– Чего я не понимаю – как ты это сделала. – Отта уже совсем рядом. Перед глазами Каллы плывут черные пятна, заслоняя обзор. – Кто ты такая? Сама-то ты знаешь? Видимо, нет.
– Отта, прекрати.
Отта оглядывается на Антона, ее кулак слегка разжимается, и Калла успевает глотнуть воздуха. Шатаясь, Антон поднимается на ноги возле лестницы. На одном его виске темнеет кровоподтек. Из порезов, оставленных на руке битым стеклом, сочится кровь и пачкает корону, которую он держит в той же руке.
– Пытаешься спасти ее? – огрызается Отта.
– Нет, – отвечает он, поднимая корону. – Но уверен, что это сделают небеса, когда нанесут удар.
Отта понимает, что он задумал, на секунду раньше, чем Калла. Ее кулак разжимается еще немного. Калла делает вдох, кашляет, торопливо наполняя воздухом легкие, черные пятна рассеиваются. К тому времени, как Отта выбрасывает руку в сторону Антона, чтобы атаковать его, уже слишком поздно.
Антон водружает корону на собственную голову, и комнату во второй раз наполняет ослепительный свет.
Калла пробыла без сознания вряд ли больше нескольких минут. Когда она приходит в себя, слух улавливает лишь пронзительный вой.
Еще несколько секунд требуется, чтобы к ней вернулась зрение, и тогда она видит рядом Антона и корону, лежащую на полу. Прикладывает ладонь к его шее. Пульс сбивчивый, но он все-таки есть.
Она пытается подняться на локте. Мышцы визжат от боли, протестуют так отчаянно, что Калла снова валится на пол. Вяло водит вокруг взглядом. А, вот где Отта – ее отбросило к трону. Она шевелится, подносит руку к лицу.
Антон выиграл ей достаточно времени, чтобы сравнять счет в битве. Надо положить ей конец.
Калла осторожно поднимается на колени и замирает. А когда призывает избыточную ци, чтобы метнуть ее, оказывается, что она пуста. Эта вспышка короны что-то сделала с ней, вытянула все дочиста. Создавать новую печать уже некогда.
Она проводит ладонью по осколкам стекла на полу, выбирает среди них самый острый.
Антон вздрагивает всем телом. Хватает ртом воздух, разом открывает глаза. Пытается что-то сказать, но Калла сосредоточенно встает на ноги. Она ничего не может услышать. Ее ушам требуется время, чтобы прийти в себя. Может, она вообще оглохла, лишилась барабанных перепонок, потому что стояла совсем рядом с источником взрыва.
Поднявшись, Отта не сразу переходит в оборону. Она поворачивается к Калле спиной – видя, что та держит в руке, зная ее основную цель – и шатко бредет к окну. На ее лице нет страха. Только непреклонная решимость, будто эта схватка здесь и завершилась, и она уже сделала свой выбор.
Вой в левом ухе Каллы утихает. И в тот же момент, когда она улавливает первые шаги по дворцу внизу под ними, ей становится понятно, что пытается сказать Антон и почему готова бежать Отта. Способность слышать возвращается к Калле, словно наконец провернулся заевший замок, и сразу крики наполняют тронный зал, шум слышится со стороны лестницы, окружая ее. Действовать надо быстро. Калла едва успевает обернуться, как лезвие рассекает воздух и вдавливается ей в плечо.
Вэйсаньна. Калла отчаянно вглядывается в их лица, пытаясь понять, что происходит, и действительно понимает. Стража Августа последовала за ними через Жиньцунь и приграничье точно тем же способом, каким передвигались сами Калла и Антон, а затем вселилась в сосуды, лежащие у дворца. Конечно, так все и было: едва стражники поравнялись с их телами, рухнувшими у границы, они наверняка поняли их тактику. Один из ворвавшихся в зал выходит вперед, Калла узнает поступь Галипэя.
– Подождите, – слабым голосом говорит Калла. – Подождите…
Галипэй подхватывает корону. Делает знак подчиненным окружить Антона. Остальным указывает на нее, и хотя Калла силится вырваться, трое Вэйсаньна окружают и хватают ее. Несмотря на то что тела им достались какие попало, выучку они захватили с собой вместе с серебром глаз. Они слишком сильны, а она еще не оправилась после взрыва. Ей остается лишь смотреть, как Отта выходит в окно на другом конце тронного зала. Никто из стражников не успевает схватить ее, и она безмолвно падает в снег.
– Нет! – сипло вскрикивает Калла. И с силой дергает плечом. Но ничего этим не добивается. – Не дайте ей уйти! Она…
– Мешок ей на голову, – командует Галипэй, останавливаясь перед ней. – Свяжите ее покрепче и оглушите на хрен.
Глава 34
Члены Совета, покинувшие делегацию, прибывают в Сань-Эр раньше его величества. Их отослали обратно, когда король Август и его стража ринулись в погоню, которая могла перерасти в битву на территории приграничья; его величество сказал, что если это уже не делегация, значит, присутствовать в ней дипломатическим представителям небезопасно. Спорить с этим было трудно, хотя некоторые члены Совета, к примеру Муго, пытались, утверждая, что Совет просто обязан присутствовать, дабы удостоверить подлинность короны. Август пообещал, что это они смогут сделать и в столице, а если последуют за ним, то лишь замедлят его продвижение. Он привезет корону. Нужно довериться ему.
Так что Венера Хайлижа возвращается вместе с остальными членами Совета.
Для Жиньцуня она уже сделала все, что могла. Этого явно недостаточно. На протяжении всей поездки она мысленно перебирает последовательность событий: ее прибытие, объявление режима изоляции на всей территории провинции, несколько дней, когда ей казалось, что она справилась с заданием, внезапные заморозки… а потом сведение на нет всех усилий. Пустота разверзается у нее в груди, втягивает грязь в ее легкие. Она делает глубокий вдох, и события предыдущей недели застревают у нее в горле – ни проглотить, ни переварить. Обязательно надо выкашлять их. Она этого не вынесет.
Когда делегация приближается к воротам, Венера испытывает секундное потрясение. Она и забыла, что стену Сань-Эра возводят заново. Ее почти закончили, и Венера вспоминает, о чем объявлял король Август и что выяснилось, когда Совет собирался для обсуждения административных дел. Если ее не подвело восприятие, стену перенесли намного дальше на территорию Эйги, чем планировали поначалу. Муго вряд ли будет доволен. Как и жители провинции, у которых вошло в привычку устраиваться лагерем под стеной в ожидании очередной лотереи, – разве что в новом, более просторном Сань-Эре найдется место и для них, но Венера сомневается, что в столицу пустят многих.
Она выглядывает в окно кареты. Беспокойно барабанит пальцами по колену.
Скорее, обитателей лагеря под стеной попросят переселиться – будьте любезны переставить свою палатку, господин, пока мы не сделали это за вас, – и они продолжат жить на новом месте в надежде, что, возможно, возможно, следующий розыгрыш принесет им удачу, и так до бесконечности, а тем временем дворцовая стража, совершающая обходы снаружи у стены ради поддержания порядка, будет каждую неделю находить новые трупы.
Так обстоят дела. Тут уж ничего не попишешь.
Венера чопорно складывает руки. Один из мигрантов, расположившихся под стеной, высовывает голову из палатки и смотрит прямо на Венеру в окне кареты. Карета трогается с места.
– Пожалуй, надо бы им раздать что-нибудь, – неожиданно для себя говорит вслух Венера. – Еду. Одеяла.
На сиденье напротив член Совета Фажуа подается вперед, тоже выглядывает в окно. Должно быть, к таким зрелищам она привыкла за время управления провинцией Даол. А Венера росла в столицах и сразу же после первого полноценного путешествия за стену ей передали в подчинение Жиньцунь.
– Отличная мысль, – подхватывает Фажуа. – Король Август будет рад услышать об этом.
Карета въезжает в ворота Саня. Венера все еще не может избавиться от ощущения, что сидит как на иголках, ерзает на своем месте, но никак не устроится поудобнее. Больше она не видит палаток, зато вспоминает свою первую поездку в Жиньцунь и принцессу Каллу Толэйми, закатывающую глаза всякий раз, стоило Венере завести разговор об одеялах.
«Ни к чему весь этот аристократизм», – упрекнула ее тогда Венера.
«Но ведь я и впрямь такая, – сказала Калла. – Нас не любят. Вот и пусть – все лучше, чем изображать щедрость».
Ворота Сань-Эра закрываются за ними. Полуденный свет словно всасывается в унылую серость, заслоненный зловещей высокой стеной.
«Будь вы по-настоящему щедрой, вы открыли бы для всех казну рода Хайлижа, вместо того чтобы бросать жалкие крохи».
Венера сама не знает, почему сейчас думает об этом. Карета останавливается внутри города, у самой стены, и слова Каллы эхом отдаются у нее в ушах, звучат снова и снова.
«Скажите же, что не станете. Вам это позволительно».
Пронзительный вопль рассекает воздух за стенками кареты.
На этот звук реагируют не сразу. Венера сидит ошеломленная и неподвижная, даже когда другие члены Совета судорожно вскакивают, бросаются к дверце, распахивают ее, вылетают наружу. Земля дрожит. Вдалеке слышатся такие звуки, будто запускают фейерверки. Вопль несется из другой кареты.
Венера наконец заставляет себя встать. Колени подгибаются. Фажуа кричит ей пошевеливаться, но, заметив, что Венера не слушает, бросает ее и быстро скрывается из виду.
Что происходит?
Карета подскакивает. Едва Венера наконец покидает ее, карета заваливается набок, проехав по траве. Венера ахает, спотыкается и падает в грязь. Теперь стену отделяет от города полоса земли шириной в несколько миль. Повсюду строительный мусор и техника – шлакоблоки и длинные стальные пруты, стремянки и камнедробилки. Когда Сань-Эр пересмотрит бюджет, на этом пространстве будут возведены новые здания. Возможно, сюда целиком перенесут уже существующие где-то секции и этажи.