По другую сторону кареты стража сражается с тремя неизвестными в черном. Венера поднимается с грязной земли и, прихрамывая, ковыляет прочь, надеясь добраться до безопасного места. Одна карета все еще стоит на месте. Может, ей удастся спрятаться в ней, и тогда она благополучно дождется подкрепления из дворца. Большинство членов Совета уже разбежалось. Вопли прекратились. Кажется, никто не пострадал…
Едва открыв дверцу уцелевшей кареты, Венера поспешно зажимает рот ладонью, сдерживая визг. Член Совета Жэханьу… взорвался. Как будто находившийся у него в груди баллон с закачанным под давлением содержимым лопнул, разорвав кожу, выгнув наружу ребра и разметав ошметки плоти по стенкам кареты. Сам он не шевелится, а кровь продолжает хлестать из разорванных сосудов во все стороны.
Венера опасливо подступает ближе. Напрасно. Ей бы убежать поскорее, пока рвота не вырвалась из ее горла и не забрызгала все вокруг, но в этой картине при всей ее гротескности чувствуется что-то не то. Может, угол, под которым направлен остановившийся взгляд члена Совета Жэханьу. Возможно, это немыслимое зрелище – просто обман зрения.
Она подходит настолько близко, что наступает на какой-то комок – то ли желудок, то ли кишки, – и понимает, что не ошиблась. Чем бы ни было вызвано случившееся, оно вырезало полумесяц в кровавом месиве его груди.
Венера невольно отшатывается, вскидывает руку, чтобы зажать нос и рот. Нет, в него не вживили какое-то оружие, которому потом отдали приказ взорваться. Это было сделано с помощью ци.
Карета содрогается. Круто обернувшись, Венера ахает. Она слишком долго медлила и попалась в ловушку. Поблизости появились новые люди, одетые так же, как те, с кем сражаются стражники поодаль. Женщина с собранными в хвост волосами и коротко стриженный мужчина.
– Я помню, что мы разобраться только с одним намеревались, но и со вторым не помешает.
Венера вскидывает руки, показывая, что сдается.
– Не надо, прошу вас! – восклицает она. – В этом нет необходимости. Его величество возвращается с короной. Он докажет свое право.
– Мы в курсе, член Совета, – говорит мужчина. И поднимает руку. Боль вспыхивает за глазами Венеры, словно ее мозг неумолимо сжимают, сдавливают. Еще несколько секунд – и ее голова будет похожа на взорвавшуюся в карете грудь Жэханьу.
– Прошу вас, пожалуйста, подождите! – хрипит Венера. – Чего вы хотите? Скажите, что вам нужно!
– Довольно…
– Если не подтвержденная короной воля небес, тогда что? – во весь голос кричит она.
Перед принесением присяги во дворце ей объяснили, что отвлекающие маневры наиболее эффективны при нападении в провинциях. С тех пор как семья Макуса погибла в Кэлиту, этому учили членов Совета, чтобы они знали, как тянуть время, пока не подоспеет стража. Венера сомневается, что стража явится вовремя, чтобы спасти ее. Так что это не просто отвлекающий маневр. Ей надо понять, что происходит. Надо выяснить…
– Свобода, Венера Хайлижа, – отвечает женщина. – Неужели это так трудно понять?
Ее глаза застилает красная пелена.
– Я помогу вам! – кричит Венера.
Внезапно ощущение, что ее мозг сдавливают внутри черепа, рассеивается. Пошатнувшись, она падает на колени. В желудке нарастает тошнота. Она борется с головокружением.
– Прошу прощения, – беспечно произносит мужчина.
– Ведь так будет проще – разве нет? – сипло продолжает Венера. Она трогает свои глаза. Вместо слез из них вытекает кровь, оставляя следы на щеках. Однако в остальном она цела. Ее конечности не пострадали. Внутренности на месте. – Оставьте меня в живых, и я объявлю Жиньцунь независимой провинцией.
Глава 35
В Акции им ослабили путы на щиколотках. В Цзяньтоне, после переправы через реку Цзиньцзы и въезда в южную часть королевства, стража, должно быть, сочла, что никаких рискованных выходок от них можно не ожидать, ведь их родные тела взяты в заложники, потому и перестала туго связывать им запястья вместе, обмотав веревку вокруг одного и пропустив через петлю в сиденье кареты. Вряд ли Антон сбежит. Перескочить в Вэйсаньна он не может, а если попытается удрать в провинции в этом теле, то ему обеспечена медленная смерть – либо от голода, либо от невыносимой скуки.
Все подробности поездки с завязанными глазами сливаются воедино. Больше на них никто не нападает – не наблюдается ни единого, даже малейшего подобия угрозы извне, и Антон понимает, что этому удивляется не только он. Он постоянно чувствует, как кто-то наступает ему на пальцы ног всякий раз, когда стража упоминает то, что может послужить ориентиром и помочь определить, где они сейчас находятся. Наверняка Калла. А может, это Галипэй пытается его отвлечь, ведь он едет в той же карете и следит, чтобы они не обменялись ни единым словом и не вздумали строить планы. Он сопровождает их постоянно, даже во время походов в уборную.
Антон развлекается бессмысленной болтовней, несет всякую чушь, какая только приходит в голову, а Калла молчит, как убитая. Никто в карете не обращает на него ни малейшего внимания. Он не знает, о чем думает Калла. И припрятан ли у нее на этот случай какой-нибудь козырь в рукаве, потому что у самого Антона нет ни хрена.
– Вот как мы поступим, – объявил Август, когда их грузили в кареты в Жиньцуне. – Мы вернемся в Сань-Эр. Вы понесете полную ответственность за свои преступления и будете ждать решения Совета. Даже не вздумайте выкинуть что-нибудь, потому что при малейшем подозрении на это я сожгу оба ваших родных тела.
Он не оставил им возможности возразить. Холодно повернулся на каблуках и велел страже поторапливаться. Комичность его заявления заключалась в показном характере, оно предназначалось в первую очередь для окружающей их стражи. Какая разница, каким будет решение Совета? В любом случае Август уже пытался избавиться от его членов. То, что останется от Совета в итоге, будет настолько деморализовано, что король Август с легкостью одержит над ним верх, станет единственным правителем, которому подчиняются и генералы, и рядовые воины.
С каждой провинцией, которую они минуют, Антоном все сильнее овладевает беспокойство. Он не прочь найти выход. В изгнании его выживание означало постоянные прыжки с одного горящего моста на другой, уже тлеющий. Даже если выход оказывался временным, это было все же лучше, чем ничего.
А теперь выхода нет никакого. У него не осталось ни капли силы или власти. Он лишился своего тела, чтобы сыграть короля. Потерял власть над массами, потерял право щелкнуть пальцами и получить все, что только существует в этом мире. Между тем Августу достаточно только разозлиться, и голова Антона слетит с плеч.
Это несправедливо. Август не боится даже оставлять Антона в живых, хоть это и опасно; ни словом не упоминает о желании убить его в наказание. В сущности, Август предпочел бы сохранить Антону жизнь, чтобы отчитаться перед Сань-Эром, похвалиться им, словно юркой крысой, пойманной за воровством на черной кухне, потому что тогда он сможет демонстративно вернуть себе все, что Антон отнял у него. И даже если у Августа есть хотя бы толика подозрений, что Антону известны виновные в нападении на его семью в Кэлиту, Августу плевать. Он Август Шэньчжи, ему подчиняется целое королевство, а Антон уже почти не наследник рода Макуса, ведь в этом роду больше не осталось живых, подтверждающих, что Макуса – не просто фамилия.
Внезапно ему с силой наступают на ногу, и Антон вздрагивает. Идет пятый день путешествия без единой остановки на ночлег. Возницы просто чередуются со стражниками, которые правят лошадьми, пока не устают настолько, что уже не в состоянии пошевелиться. К ночи они доберутся до Сань-Эра.
Антон двигает ногой, задев ногу Каллы в немом вопросе, в чем дело. И пробует представить себе, какой станет его жизнь, если Совет решит сохранить ее и снова приговорит его к изгнанию. Со своим статусом преступника Антон мог бы стать хоть и небольшой, но культовой фигурой в Сообществах Полумесяца, ведь есть же поклонники, которые ежегодно, как праздничную программу, пересматривают видео с резней, устроенной Каллой. А в остальном до конца своих дней он проживет в сравнительной безвестности.
Впрочем, и предыдущие семь лет он провел отнюдь не в роли видной фигуры. Они превратились в бесконечный цикл, в котором он то собирал деньги, где мог, то вносил платежи месяц за месяцем, чтобы сохранить право на больничную койку. Впрочем, тогда в нем нуждалась Отта, а в настоящее время ничего такого он утверждать не может. Без нее он словно сорвался с привязи.
Небесам известно, что он ни за что бы не хотел снова быть привязанным к ней. Насколько он слышал, Август оставил в приграничье стражников с приказом прочесать всю округу, но пока известий о том, что Отта найдена, не поступало. Она исчезла.
Калла толкает его щиколоткой, Антон настораживается. В карете кто-то говорит по телефону. Слова на другом конце линии неразличимы, они сливаются в низкий жужжащий шум из динамика, но атмосфера в карете становится напряженной. Разговор на противоположном сиденье прерывается. Стража ждет результатов звонка.
Щелкает кнопка.
Это последняя капля смертельной инъекции. В двери камеры вечной тюрьмы поворачивается замок. Антон не понимает, почему Калла не стала претендовать на трон Талиня. Принцесса Калла Толэйми, которая, как известно всему Талиню, имеет столько же прав на корону, как и Август. А может, и больше. Та Калла, которая сидит сейчас рядом с ним связанная, утверждает, что верит в благо, однако она погналась за Оттой в приграничье не из заботы о своих подданных. А потому, что Отта предприняла захват власти, до которой Калле не было дела, и тут-то Калла наверняка осознала: тот, кто способен противостоять подобным маневрам, может прибегнуть к ним сам. И, скорее всего, поняла, что им двоим незачем жить по навязанным Августом…
Карета останавливается.
– Что происходит? – решительно спрашивает Антон в один голос с Каллой.
– Беспорядки в Сань-Эре, – отвечает Галипэй, судя по голосу, ничуть не обеспокоенный. – На ночь мы остановимся на сторожевой базе в Эйги и подождем, пока не пройдут волнения.