Отмщенная Марина звонко хохочет. Торжествующий Максим удаляется к себе.
Оля вяло машет рукой, бредет на кухню и сразу замечает на холодильнике деньги, оставленные утром на картошку. Значит, Марина опять забыла напомнить Максиму.
— Сказала, — бурчит Марина и вновь, уткнувшись в зеркало, берется за фен.
— Тогда почему деньги на холодильнике?
— У Максима болит нога, он не мог сходить.
У сына всегда болит нога, когда нужно идти в магазин.
— Максим, у тебя совесть есть?! — кричит в стенку Ольга.
— У него же наушники, — роняет Марина.
— Максим, у тебя совесть есть?! — повторяет Ольга, распахивая дверь в комнату. — Сними эту дрянь с ушей и ответь, наконец, матери!
— Только гражданская! И почему это дрянь? Это твое спасение!
В наушниках неутомимо орут его любимые «Блестящие».
— А потом, мне не хочется картошки.
— Тебе не хочется?! — окончательно взрывается Оля. — Снова тебе?! А мне?! А Марине?!
Максим мирно улыбается. Наверняка скоро заявится драгоценная Катюшка, и ее тоже надо будет кормить. Сын правильно к ней пришпилился: она уже подгоняет ему брюки по фигуре, недавно сшила кепочку и шорты. Сын, почитай, устроен, а вот Марина никак не вживается в реальность и хорошего примера с Катюшки не берет. Лень непролазная и для женщины никак не подходящая.
Ольга надевает фартук и зажигает конфорки. Посмотрим, что осталось в холодильнике… В передней оглушительно зовет телефон: Максим ставит звонок на полную громкость, иначе любитель музыки не услышит позывных Катюшки. На телефонные отчаянные призывы никто не реагирует. Марина продолжает крутить кудри, в комнате энергично надрывается «Икс-миссия». Или «ДЦТ». Оля постоянно их путает.
— Да подойдет хоть кто-нибудь?! — не выдерживает она. — Ответьте, наконец. Небось Катерина домогается!
Марина неохотно ползет в коридор.
— Мам, тебя! — кричит она из передней.
— Понеслось! — возмущается Ольга. — Ну, просто настоящий дурдом! Только вошла — уже звонят! Ни рук помыть, ни чаю попить. Кто там на проводе?
— Приятный мужской баритон! — сочетая одобрение, неудовольствие и любопытство, докладывает дочь. — Незнакомый!
На ходу вытирая ладони о фартук, Ольга берет трубку.
— Леля, — слышится далекое, почти забытое, редко повторяющееся со школы имя, — Леля, здравствуй! А кто это подходил к телефону?
— Маринка. Ты не узнал? — автоматически отвечает Ольга и вдруг чувствует, как воздух становится горячим и наглухо забивает легкие.
Она опускается на табуретку и застывает в оцепенении и страхе, прижимая трубку плечом.
— Леля, не пугайся, ты всегда была мужественной и сильной, — слышит она знакомый и давно похороненный голос. — Это действительно я. Ты не сошла с ума, у тебя не слуховые галлюцинации, и у меня не появился двойник. Это просто-напросто я! Вот собрался тебе позвонить. Прости, что не мог раньше…
— Почему? — шепчет Ольга с трудом. Одеревеневший язык подчиняется ей нехотя.
Собрав последние силы, она дотягивается до кухонной двери и плотно ее закрывает, чтобы дочка не слышала разговора. Максим, к счастью, наслаждается «Белым орлом». Или «Арией». Чтоб им всем провалиться!
— Ты любишь задавать ненужные вопросы! — смеется трубка. — Извини, но ответа не будет.
— Не будет?! — шипит в телефон Оля. — Вот что, господин хороший, кем бы вы там ни были, вы мастерски умеете подражать и разыгрывать, но я не советую вам это занятие продолжать, поскольку сейчас заявлю в милицию и попрошу проверить ваш номер!
— Леля, — отвечает все тот же слишком хорошо знакомый ей голос, — ты ведь сама не веришь тому, что говоришь! Потому что веришь мне! Это не розыгрыш, это я, Игорь!
Ольга прижимает окоченевшие пальцы ко лбу.
Игорь… Которого похоронили пять лет назад и которого она едва опознала в полуобгоревшем трупе по остаткам одежды, росту и телосложению. Пожар случился в доме свекрови, где в тот день находился Лелин муж. Он был одним из немногих, кто называл ее этим школьным полузабытым именем.
— Я не могла ошибиться, — бормочет Ольга. — Там был именно ты… Хотя я тебя узнала с большим трудом… с ужасом… И кто же тогда, если не ты…
— И все-таки ты ошиблась, — настаивает голос в трубке. — Как смешно и странно: ты с «макриками» усердно посещаешь могилу совершенно неизвестного человека, которого приняла за меня и которого вдобавок никто не хватился. Нелепость…
— Они уже целые «макросы», — шепчет Ольга. — Значит, нелепость… Вдобавок смешная… Ты обманул меня… А где же ты провел тот день?
Игорь снова смеется.
— Настоящий женский подход к делу! Спрашивать, где я был во время пожара, но не интересоваться, как я прожил эти пять лет и почему — без тебя и детей. Успокойся, с женщиной это никак не связано.
— Мам, давай обедать! — нетерпеливо вопит из кухни голодная и плохо воспитанная дочка. — Ты долго еще будешь любезничать с дяденькой?
— Сколько надо, столько и буду! Мне нравится с ним любезничать! — грубо отрезает Оля. — А с твоей задницей давно пора устраивать два разгрузочных дня в неделю!
Изумленная Маринка затихает, зато начинает усиленно прислушиваться к таинственному и любопытному разговору.
— Может быть, мы увидимся? — Ольга перекладывает трубку из одной руки в другую. — За пять лет одна встреча не помешает… Здесь дети, и говорить неудобно…
— Я понимаю, — доброжелательно отзывается Игорь. — А ты работаешь все в том же вузе, переименованном теперь в академию?
— Ты плохо информирован, поскольку уже пять лет как в могиле, — явно приходит в себя Оля. — Я вместе с Наташкой открыла бюро гувернанток и нянь. Это что-то! Вот эти няни и дают мне возможность одной тянуть брошенных тобой без видимых причин и алиментов детей!
— А почему без видимых? — холодно спрашивает тотчас замкнувшийся Игорь. — Я не могу знать, что ты видишь, а чего — нет, и отвечать за твое зрение на коротком расстоянии. Если не возражаешь, давай пересечемся через час на нашем старом любимом уголочке.
— Что мне сказать детям? — шепчет Ольга.
— Не могу знать, — так же холодно отзывается Игорь. — Увидимся — решим вместе.
Он кладет трубку. Оля медленно встает и бредет в ванную умыться и попить холодной водички из-под крана. На мгновение в голову снова приходит мысль о милиции, но Ольга ее быстро отметает. Потому что звонивший — действительно ее трагически погибший пять лет назад муж. И если тогда Бог сулил ей так страшно ошибиться, дав Игорю желанную смерть и свободу, то сегодня ошибки нет. И через час она его увидит. Живого и здорового. На их прежнем уголочке…
— Я ухожу! — кричит Ольга в комнату. — Вернусь поздно. Обедайте и заодно ужинайте без меня. В конце концов, вы вполне взрослые, но напрочь не приспособленные к жизни и слишком избалованные мной дети!
Замолкает даже потрясенная «Коррозия металла».
Уголочек был довольно шумным, но родным: Украинский бульвар смыкался с Большой Дорогомиловской неподалеку от того старого дома, где когда-то жила погибшая в огне Ольгина свекровь. Впрочем, наверное, тоже не сгоревшая, а вполне благополучная. Теперь нужно быть готовой ко всему. Именно здесь они с Игорем встречались до свадьбы да и потом долго назначали друг другу свидания после работы.
Ольга стоит возле остановки и ждет, напряженно вглядываясь в лица прохожих. Узнает ли она Игоря? А он ее? У Оли немеют пальцы. Или все-таки она сошла с ума и ей померещился, пригрезился странный и страшный телефонный собеседник? Но с какой стати? С ума так просто, ни с того ни с сего, не сходят. И если она не свихнулась пять лет назад, когда ей показали жуткий, обгоревший до неузнаваемости труп… Почему-то довольно хорошо сохранились ботинки. Они были ботинками Игоря. Значит, Ольга тогда ошиблась: мало ли людей на земле носят одинаковую обувь…
Игорь не появляется, привычный дождь тоже никак не заводит свою надоевшую мелодию, и Оля все яснее понимает, что ее разыграли, подшутили над ней с удивительной даже в нашем жестоком мире бесчеловечностью. И лучше всего идти домой, к детям… Но сначала по дороге обязательно заглянуть в милицию.
— Здравствуй, Леля! — говорят рядом. — Прости, что опоздал. Не нарочно. Заходил в храм Христа Спасителя.
Ольга стремительно оборачивается: рядом стоит Игорь и как ни в чем не бывало улыбается. Живой и здоровый. В вытертых дешевых джинсах и простой ковбойке, загоревший не под столичным солнцем, слегка пополневший, а в общем, все тот же самый длинноволосый, бородатый, круглоглазый Игорь с наивным детским взглядом. Полиглот, владеющий шестью европейскими языками.
— Ты отлично выглядишь! — с удовольствием замечает он. — Остановила время?
— Ты тоже ничего, — бормочет Оля и незаметно щиплет себя за ладонь. — Куда пойдем?
— Прогуляемся, — предлагает Игорь. — Как раньше, по набережной…
Они медленно идут к реке, внимательно и настороженно оглядывая друг друга. Ольга не знает, что говорить, хотя множество вопросов готово сорваться с языка и затопить своей бессмысленностью и ненужностью.
— Странно, уже целый день нет дождя… Идет все лето по особому расписанию, с короткими дневными промежутками. Никак не оставляет нас своим вниманием.
Лучшего варианта беседы, чем дурацкий погодный, конечно, не находится.
— Что Бог дал. Прекрасный, бесконечный дождь… — Игорь поднимает голову к небу. — А ты ведь раньше его любила, как лягуха. Человек дождя… Марина тоже стала лягушкой?
— С утра до ночи готовится в царевны, — неохотно бурчит Ольга. — Остановка лишь за принцем со стрелой, зато великая жажда ее найти… Это что-то. Ты считаешь, мы встретились исключительно для обсуждения дождя и Маринкиных принцев? Почему ты не спрашиваешь о Максиме?
Игорь равнодушно улыбается, словно речь идет о чужих, малознакомых ему детях.
— Он всегда был умным и удачливым ребенком. Наверняка со временем не изменился. Здоровеет, высочеет… Разве не так? Храни его Господь!
— Господь его действительно хранит, — начинает раздражаться Оля. — Ребенок совершенно случайно получил грант Сороса и скоро уедет за рубеж. Услышал, что раздают гранты, почему бы не взять? Тебе это безразлично. Одна Марина всегда была твоей любимицей… Но ты и ее бросил. Значит, ты живешь в Москве, если знаешь о ее нынешних дождливых особенностях.