Наташа пила кофе и мысленно прокручивала вчерашний вечер.
Все было сделано правильно. Какие-то уголовники чуть не испортили продуманную и просчитанную до мелочей комбинацию. Она позвонила Рудину, и он приехал с четырьмя бойцами из спецгруппы. Он же вызвал ментов из восемьдесят восьмого отделения. Ребята сработали настолько чисто и грамотно, что эти три долбака даже опомниться не успели.
А Ельцов так и не понял, что случилось. Инструктируя Наташу, Рудин и Баринов предупреждали, что самым опасным ее врагом станет Ельцов-старший — уж больно хорошим оперативником был бывший начальник МУРа, поэтому она должна была тщательно готовиться к каждой встрече с ним.
Но это все потом, а сегодня она поедет на дачу и проведет этот день в покое и праздности. Видеть Юрия ей сегодня не хотелось. Единственная радость, что новый объект оказался превосходным партнером в постели.
Она допила кофе и начала одеваться. Скорее в Переделкино, скорее в тишину и покой.
Золотой тоже собирался в Переделкино. Прежде чем поехать к Филину, он долго говорил со своим старшим братом, тоже вором в законе, коронованным в далекие послевоенные времена. Старший брат Леха, по кличке Калач, которую ему дали из-за фамилии Калачев, в прошлом известный на Москве грабитель, слушал младшего внимательно, пил чифирь и курил сигареты «Памир» из наборного плексигласового мундштука.
Он ни разу не перебил младшенького. Когда Золотой закончил, Леха Калач, подумав, спросил солидно:
— А какая тебе выгода это ярмо надевать? Хочешь с беспределом бороться?
— Ты, братан, даешь! Что я, из дурки подорвал, чтобы за чужих мазу держать? Ястреб этот кончил Жорку Ереванского, мы от него добро видели, чуть Махаона не угробил, Федора замочил. Федор ведь твоим кентом был.
— Был, — согласился Леха Калач, — но тебе-то Ястреб этот хренов дорогу не перебегал и в делах общих не крысятничал, зачем ты мазу за Махаона держишь?
— Он мой кент.
— А как Махаон сам крысятничать стал, а? А фраерок этот, Юра, что вчера приходил, чистенький, как бушлат новый, ты и за него мазу держишь?
— О нем Петро маляву прислал, этого тебе мало?
— Слушай меня, брательник, одно дело кенту на зону грев отправить, а другое — толковище устраивать. Ты что, хочешь, чтобы Филин правило собрал? Ну, соберет он его, какое твое слово на нем будет? Ты слышал, что грузинские воры, твари беспредельные, Ястреба поддерживают? Значит, слово твое должно быть таким, чтобы его разговор перевесить.
— Брательник, не гони пургу, ты что, меня совсем за фраера держишь? Какое правило? Зачем оно мне сдалось? Я хочу узнать, где его хата и что на ней есть. Шепнуть об этом Махаону, а тот пусть с него получает за всю масть. Петро просил помочь. Я помогу, но руки ни об кого марать не собираюсь. А Филину прямо скажу: есть люди, которые с Ястреба за Федора получить хотят, здесь западла нет. Федор — человек авторитетный, а Ястреб масть сменил, стал не то фраером, не то ментом. Значит, перед законом нашим он никто.
— Красиво поешь, прямо Шапиро стал. А как Филин «нет» скажет, что делать будешь?
— Когда скажет, тогда и толковище будет. А пока я к нему за советом еду.
Всю дорогу, пока такси везло его в Переделкино, Золотой прокручивал мысленно разговор с братом. Конечно, Леха вор правильный, умный и авторитетный. В жизни такого повидал, чего другому в страшном сне не приснится, но был у него один недостаток: не ценил он дружбы, всегда как одинокий волк, даже на дело ходил один, что при его воровской профессии было крайне сложно. И сейчас, отойдя от дел, братан промышлял подпольной торговлей водкой. Днем он в Елисеевском покупал три ящика самой дешевой ханки, а вечером его двое подручных начинали торговлю. С девятнадцати часов до часа «волка», так называлось время, когда в магазинах начинали торговать спиртным. Наименование это возникло оттого, что на часах Центрального театра кукол на Садовой на цифре 11 сидел веселый волчара.
Все алкаши, от Петровки до Никитских, сбегались на Вахрушенку. Торговля шла бойко. Менты не влезали, получали свои три бутылки и закрывали глаза. Лехино дело процветало. При минимальном риске он имел в месяц до трех штук. Но деньги уходили так же легко, как и приходили. Бега губили Калачева-старшего. Любил он рискнуть на ипподроме. Азартный был Леха, даже слишком.
Золотой попросил водилу остановиться у мостика через переделкинский пруд, щедро рассчитался и огляделся. Хорошее нынче было утро. Солнце яркое, но не знойное. На берегу у воды суетились пацаны, знаменитый писательский поселок еще не проснулся. Тишина висела над лесом, тишина и покой.
Золотой перешел мостик и двинулся вдоль берега, он точно знал, где искать Филина. Тот сидел на берегу крошечной бухточки. Шелковая рубашка с короткими рукавами, песочные летние брюки и нестерпимо сверкающие на солнце лакированные ботинки.
В землю были воткнуты две удочки, рядом сидел здоровенный котяра, внимательно наблюдая за поплавком.
Вот поплавок ушел вглубь. Филин дернул удочку и вытащил маленькую серебряную рыбку, снял с крючка и бросил ее, еще трепыхающуюся, коту.
— Доброе утро, рыбак, — засмеялся Золотой.
Филин оглянулся, прищурил глаза, улыбнулся добро:
— Здорово, Витюша, здорово. Навестить старика решил? Дело хорошее. А то я забыл, как ты выглядишь, паренек. Ну что ж, пошли в дом, рыбалка закончена. Ты просто так или у тебя ко мне слово есть?
— У меня слово есть и доля для общака.
— Хорошо это, Витюша. Ты по правилам живешь, по закону. Пошли, паренек, в дом. Закусим, ты там слово свое скажешь.
Филин смотал удочки, кот, увидев это, облизнулся и пошел по тропинке, победно подняв хвост. Так они и шли: серый дымчатый кот по кличке Труся, Филин, за ним Золотой.
Дом у Филина был зимний, небольшой, в два окна с веселой верандой. Золотой отметил, что домик аккуратно покрашен, окна веранды собраны из разноцветных стекол, ступени покрыты темным лаком. На веранде стоял круглый стол под льняной скатертью с вышитыми красными петухами. На ней — глиняный горшок с полевыми цветами. Светлые тюлевые занавески делали помещение уютным и обжитым.
Филин всегда любил порядок. Золотой сидел с ним в Потьминском лагере, в бараке Филину одеялами была отгорожена комната, даже в ней царили уют и порядок.
— Чай пить будем? — спросил Филин.
— Если угостишь.
— Угощу — ты у меня гость редкий.
Сказал он это со смыслом тайным, давая понять, что другие чаще заезжают.
Чай пили, обменивались ничего не значащими новостями об общих знакомых, даже о футболе поговорили. Филин был заядлым болельщиком «Спартака».
— Хороший у тебя чай, вкусный. — Золотой поставил на стол стакан. Он вынул из кармана пиджака замшевый мешочек, вышитый затейливым кожаным узором, и высыпал на стол золотые карманные часы, толстую цепочку и три кольца. — Это в общак, — сказал он.
Филин взял часы, открыл крышку.
— Ишь ты, ходят. Мозер, что ли?
— Мозер с тремя крышками. Прими это все, Филин, для братьев наших.
— От общества бродяг тебе спасибо. — Филин завернул все в тряпицу, отложил в сторону. — Ты, Витюша, живешь правильно, не крысятничаешь, закон соблюдаешь. Поэтому хочу твое слово услышать, с которым ты приехал.
— Так слово мое не простое, долго говорить его надо.
— Говори, Витек, у меня время есть. — Филин достал из шкатулки, стоящей на столе, папиросу, закурил. По террасе поплыл ароматный дымок. Он сам смешивал табаки разных сортов, а потом набивал папиросы. — Слушаю тебя, Витек.
Золотой отхлебнул из стакана остывший чай и начал свой рассказ. Обстоятельно и точно он передавал свой разговор с Ельцовым, добавив то, что узнал сам. Филин не перебивал его, слушал молча, поглаживая кота, устроившегося у него на коленях. Когда Золотой замолчал и закурил сигарету, Филин осторожно снял с коленей своего Трусю, встал.
— Ты, Витек, зачем ко мне приехал? Зачем мне рассказывал об этом?
— Я, Филин, пришел к тебе за советом. Скажи, что мне делать?
— Ответ мой таков. Если Федора замочили люди Ястреба или он сам, его гасить надо.
— Погасить не вопрос, но где его искать?
— Значит, ты адресок хочешь?
— Хочу.
— Сам на дело пойдешь? Неужто руки кровянить станешь?
— Если надо, покроплю кровушку. Ты, Филин, знаешь меня не первый год.
— Знаю. Поэтому вот тебе мой ответ. За смерть Федора Ястреб этот ответить должен, и я тебе так скажу: ты в это дело не лезь. Пусть Махаон и его фраерок с него за всю масть получат. Правило я собирать не буду. Ястреб масть сменил, перекрасился и отвечать по нашему закону не может. А то, что за него кутаисские воры мазу держат, это для нас ничто. Они воры у себя, среди зверьков, а для нас, солидных людей, крысятники. Поэтому ты иди и жди от меня человека, он тебе адресок Ястреба принесет.
Филин проводил гостя, запер дверь и спустился в подвал. Зажег свет, вынул кирпич из кладки, достал мешочек, высыпал из него на ладонь крупные камни. Даже в тусклом свете лампочки, висящей под потолком, они загорелись дьявольским блеском. Филину показалось даже, что ладони стало горячо.
Камни эти большой цены три дня назад привез ему Ястреб. Цену заломил, конечно, крутую, но они того стоили. Два дня Филин думал, как и камни оставить, и деньги не отдавать. Жалко было расставаться с такой суммой. Нестерпимо жалко. Бог ему послал Золотого. Пусть Махаон с кентом своим замочит Ястреба, тогда и с Филина спроса не будет.
Адрес Ястреба он даст.
Деньги у Ястреба были. На общих делах с Умным он нажил тысяч триста, два камня из ятагана за сто тысяч отдал Семену Борисовичу Зельдину, а остальные отвез Филину. Филин человек был богатый. Держал воровской общак, да и свои бабки имел. Торговались долго, сговорились за миллион. Но Филин время попросил бабки собрать.
Камни ему Ястреб оставил с легкой душой. Филин его кидать не будет. Побоится старый пес. Ястреб ждал денег и думал об одном: что делать с Сашкой Шориным? Не нужен он ему стал. Не нужен и опасен. Вел Умный странную двойную жизнь, которая в любой момент могла окончиться для него крахом. Ну крутился он как юрист с цеховиками, и живи себе в свое удовольствие. Имей с них свою наживу, разводи разные ситуации. Нет, его в высший свет потянуло, с дочками замминистра, будто у них все по-другому устроено, к тузам нынешним.