— Замочить бы его надо! — Валя Клещ дернул щекой.
— Резать мы его не будем. А помочить — помочим. — Ястреб махнул рукой. — Выводи его на площадку.
Бойцы подхватили Гиви, выволокли на лестничную площадку, поставили на колени.
Ястреб подошел к нему, расстегнул молнию и стал мочиться прямо на Гиви.
— А-а-а, — застонал тот.
Моча текла на голову, по лицу, щегольскому пиджаку.
Ястреб закончил, застегнул молнию.
— Ты теперь все равно что опущенный. Тебе с людьми нормальными теперь места нет. Я ухожу, а вы с него, обоссанного, получайте, как хотите.
— Я тебя убью, Ястреб! — крикнул ему вслед Гиви.
Когда вышли на улицу, Ястреб сказал Пахомову:
— Вы его подождите, увезите за город и искалечьте.
— Прибить?
— Нет, калекой сделайте, и хватит с него.
Вечером к нему прилетел Шорин, он был ослепительно элегантен. Вошел в квартиру, огляделся.
— У тебя все по-старому. Пора уже своим жильем обзаводиться, сколько снимать чужие углы будешь? Раньше у тебя коньячком да табаком хорошим пахло, а теперь лекарствами. Совсем плохо стало? — В голосе Шорина Ястреб уловил сочувственные нотки. — Ты лечись, все дела брось и лечись. Ты мне здоровый нужен. Я без тебя как без рук.
— Спасибо, Умный…
— Сколько я тебе говорил, забудь ты эту кликуху.
— Извини, Саша, привычка дурацкая. За хорошие слова спасибо. Садись.
Шорин опустился в кресло рядом с журнальным столиком.
— Ну, давай.
Ястреб вынул из бара пакет, положил на стол.
— Это что?
— Твои деньги.
— Как так?
— Мой человек к старухе пришел и чуть не завалился. Там народу лом было, — вдохновенно соврал Ястреб.
— Правильно, — довольно усмехнулся Шорин, — не врет твой крадун. В тот день старушка Манташева преставилась. Так что народу там было много. А почему ты передал мне, что дело сделано?
— Ты телефон в машине исправь, я сказал: дело делается.
— Понятно.
Шорин взял конверт, бросил в кейс.
— Где ключи?
— У меня.
— Береги, они могут пригодиться. Теперь, что с цеховиками?
— Ребята область пропахали, собрали бабки.
Ястреб открыл шкаф, потащил вытертую синюю сумку, набитую доверху.
— Сколько здесь?
— Пятьсот двадцать одна тысяча.
— Значит, так, — Шорин закурил, — двадцать одну тысячу — ребятам. Пятьдесят — тебе на лекарства, остальное на дело.
Ястреб усмехнулся. Он точно знал, что еще тысяч пятьдесят разойдутся по карманам ментов, секретарей райкомов, остальное — добыча шефа. Каждый квартал люди Ястреба собирали дань с цеховиков. Каждые четыре месяца Шорин получал по полмиллиона. Правда, Ястреб догадывался, что и Умному приходилось отстегивать кому-то, но все равно доля его была немалой.
— Ладно, боевой товарищ. — Шорин встал. — Пойду я. А ты лечись, ляг в больницу, пока особых дел не предвидится.
Шорин вышел от Ястреба, сел в машину и поехал домой. На Пушкинской гаишник, увидев «мерседес» с антенной и спецномерами, перекрыл палкой движение, пропуская машину. Он успел еще козырнуть, что особо порадовало Шорина.
Дома он разложил деньги, отобрал самые крупные бумажки, отсчитал двести тысяч и уложил их в кейс. Потом набрал известный ему номер.
— Да, — ответила трубка.
— Это я.
— Ну?
— Хотел подвезти документы.
— Вези. Жду. Удостоверение наше у тебя есть.
Аппарат Рытова находился в здании Совмина. Шорин подъехал, приказал шоферу поставить машину и, важно помахивая кейсом, пошел к тяжелым дверям. На входе показал удостоверение прапорщику-чекисту, подошел к лифту.
Вот и нужный этаж. Здесь опять контролер. Внимательно посмотрел удостоверение.
— Идите, — приложил руку к козырьку.
В приемной Самого, несмотря на позднее время, секретарша и помощники на месте. Даже просители у стеночки на стульях сидят. Полный генерал с медалью лауреата Ленинской премии и мужик в черном костюме с депутатским значком. Он, видимо, нервничал, постоянно вытирал мокрое от пота лицо, хотя в приемной было нежарко, кондиционер гнал по комнате прохладный ветерок.
Помощник холодно посмотрел на Шорина:
— Сейчас доложу.
Он поднял трубку, что-то сказал тихо.
— Вас ждут. — Он распахнул перед Шориным огромные дубовые двери.
Сколько раз заходил Шорин в кабинет Рытова, столько раз поражался его размерам. Матвей Кузьмич сидел за огромным письменным столом в глубине. От дверей до него можно было вполне спокойно на велосипеде доехать.
— Проходи! — Рытов махнул рукой.
Шорин подошел, сел на стул у приставного стола, положил на него кейс. Рытов взял его, махнул Шорину, приглашая следовать за ним. Они вошли в дверь, замаскированную под шкаф, и оказались в так называемой комнате отдыха, вернее, в двухкомнатном номере люкс, обставленном антикварной мебелью из гостиницы «Гранд-отель», которую снесли десять лет назад.
— Садись. — Рытов указал рукой на кресло, подошел к стене, отодвинул дубовую панель. Шорин увидел дверцы современного сейфа с электронным замком.
Рытов набрал нужную комбинацию. Раздался мелодичный зуммер, и металлические дверцы распахнулись. Не считая, Матвей Кузьмич побросал пачки денег в глубь сейфа, закрыл дверцу, набрал код. Отошел от сейфа, потянулся сладко, хитро посмотрел на Шорина:
— Ну, как жизнь, товарищ советник?
— Все слава богу, Матвей Кузьмич.
— Приятно слышать. Приятно. Ты дачку неплохую купил, дошли до меня слухи.
— Приобрел, Матвей Кузьмич.
— Это дело хорошее. Тебе здоровье беречь надо. Ты, Сашка, для нашего дела человек весьма полезный. Жаль, что у тебя пятно в биографии…
— Так я это пятно стер.
— Это ты у Щелокова его стер. А у Андропова оно навечно осталось. А жаль. Двинул бы я тебя на большую работу. Ну что делать. Слава богу, в группу советников удалось тебя протащить, так что в этом месяце начнешь оклад получать, да к кормушке я тебя прикрепил. Только харчи получай не на Грановского, там народ больно кастовый. На Серафимовича отоваривайся.
— Спасибо, Матвей Кузьмич. — Шорин привстал.
— Да сиди ты, Сашка, сиди спокойно. Ты в прошлый раз хлопотал за каких-то евреев, которые трикотажный цех в Салтыковской больнице организовали.
— Золотое дно, Матвей Кузьмич, очень надежные дельцы.
— Так вот машины эти вязальные из ФРГ им отгрузят. Пусть работают. А благодарность в другом виде нужна.
— Как скажете.
— На эту сумму пусть старых камней в хорошей оправе купят.
— Сделаем.
— Теперь вот что, ты вокруг себя оглядись, лишних людей отсеки. Не нужны они тебе. Сам-то плох. Если удастся вместо него Черненко протащить, то тогда мы в большом порядке будем. Ну а если главный чекист придет, тогда времена суровые настанут.
— Все сделаю, Матвей Кузьмич.
— Ну, что твой журналист?
— Пока не знаю.
— И не узнаешь, меньше бабу свою слушай. Ты же бывший чекист. Как мне стало известно, сидит он тихо в детской спортсекции и нос высунуть боится. Пусть работает. Потом поможем ему, такой парень нам вполне сгодиться может. Ну, иди, а то у меня дел невпроворот.
В машине Шорин распустил узел галстука, расстегнул воротничок. Вот же сука зажравшаяся, двести тысяч получил и хоть бы глазом моргнул. Восемьсот кусков в год он от Шорина имеет да плюс редкие украшения. Одного Фаберже за это время несчитано получил, и все ему мало.
Интересно, куда он деньги девает? Детей нет. Жена умерла. Любовница? Вряд ли. Это бы Шорин непременно узнал. А может быть, мальчики? Нет, вряд ли. Слишком уж Рытов о своем имидже печется. Есть у него баба. Есть. Только вот кто?
Сегодня Ельцов проводил спарринги. На ринг впервые должны были выйти шесть новичков. Юрий тщательно подбирал пары. Противники были приблизительно равными. Правда, у каждого имелись свои недостатки, но они устранятся в будущей работе.
Первыми нырнули под канат два неплохих пацана Коля и Алик. Защитные шлемы делали их похожими на инопланетян. Алик часто дышал, шмыгал носом, волновался, а Коля был флегматичен и спокоен. Но Юрий знал, что за видимым спокойствием скрывается некая, правда пока ни на чем не основанная, уверенность в собственной силе.
Действительно, Коля был прекрасно физически развит, но это одновременно становилось и его слабым звеном. У него были тяжелые ноги. Парень малоподвижен, а это один из самых больших недостатков боксера.
— Ну, освоились? — спросил Ельцов, глядя, как пацаны пробуют ринг боксерками.
Пацаны затрясли головами, капы с непривычки мешали им даже мычать.
— Боксеры на середину! Поприветствуйте друг друга. Алик, не пытайся пожать Коле руку, ты не теннисист. Коснитесь перчатками и достаточно!
Ельцов вспомнил, как много-много лет назад он так же впервые вылез на ринг и топтался растерянно, не зная, что делать.
— Бокс.
Алик сразу же пошел в атаку, пытаясь достать Колю правой, и, что самое невероятное, достал. Коля сделал шаг назад, опустил на секунду руки, и Алик провел серию, четкую, словно на лапах работал.
Коля закрылся, уходя от ударов. Он практически не двигался, позволяя противнику постоянно атаковать его.
— Коля, двигайся, двигайся! — крикнул Ельцов.
Юрий не увидел удара, настолько он был стремительным и резким. Алик сидел на полу, странно тряся головой. Коля спокойно уходил в свой угол.
— Стоп!
Юра вспрыгнул на ринг, поднял Алика.
— Ты как, дружище?
— Ничего, Юрий Петрович, только перед глазами все плывет.
— Давай к врачу.
— Не надо, я уже пришел в себя.
— Нет, дружок, надо. Это первый нокдаун в твоей жизни. Он может стать последним.
— Почему так случилось, Юрий Петрович?
— Ты увлекся атакой и забыл о защите, малыш. Марш в медпункт.
Он подошел к Коле, снял шлем, вынул капу, начал расшнуровывать перчатки.
— Отличный удар. Превосходный. Но такой фокус проходит только с неопытным бойцом. При твоем ударе необходимо не просто передвигаться. Нужно порхать по рингу, тогда ты станешь особенно опасным для противника. Иди в душ.