Они выпили, закусили солоноватой бужениной.
— Как жить думаешь, узник замка Иф?
— Хорошо, Боря, теперь очень хорошо.
— Не все пришли, не все, — Лапин вновь разлил коньяк, — раньше у тебя от знаменитостей не продохнуть было. И где же они? Как ты думаешь?
— А я, Боря, чтобы не думать о них плохо, вообще о них не думаю.
— Весьма афористично, — засмеялся Лапин и поднял рюмку.
Они опять выпили.
— А как с работой? — доедая буженину, спросил Лапин.
— Вот чего не знаю, того не знаю. Сначала надо с пропиской решить, а уж после о службе государевой печься душой, — усмехнулся Ельцов.
— У меня есть шанс помочь тебе, — значительно изрек Лапин.
— Это каким образом? — вмешался Анохин.
— Ребята, я когда-нибудь трепался зря? — спросил Лапин.
— Да что-то не помню, — честно признался Анохин.
— То-то. Я тут, правда, ни фамилий, ни лавки пока называть не буду. Так вот, с главным я перекинулся парой слов. Он мне обязан сильно. Газетка формата многотиражки, но, как ни странно, гонорар платят.
— Ну и что сказал главный? — продолжал допрос Анохин.
— А сказал он вот что. Может он Юрку взять. На должность учетчика писем, а на самом деле он будет спецкором.
— Значит, опять под псевдонимом прятаться? — Ельцов щелчком отправил сигарету в темноту.
— А это как договоришься.
— Спасибо, Боря.
— Да что ты, Юрка.
— А он знает, что я судим и из партии исключен?
— Он все знает.
— Уж больно смелый мужик. — Ельцов снова закурил.
— Жди звонка.
На балкон вышла Женька.
— Юра, Игорь, Боря, вы зачем нас бросили? К столу, мальчики, к столу.
Разошлись ближе к полуночи.
Юра и Игорь Дмитриевич убирали со стола, мыли посуду.
— Ты иди, отдохни, — сказал дядька. Он был в фартуке, посуду мыл стремительно и аккуратно. — Иди, я один справлюсь.
Юра пошел в комнату, начал раздеваться.
Зазвонил телефон.
— Да.
В мембране слышался непонятный шум и треск. Он положил трубку. И вдруг Ельцов подумал, что, возможно, сигнал этот был послан сюда много лет назад. Может быть, номер набрала его первая, уже забытая любовь. Сигнал запутался среди проводов, сопротивлений и конденсаторов и много лет пробивался сквозь пульты АТС и, наконец, добрался до цели. Он даже представил себе зрительно этот заблудившийся импульс. И ему почему-то стало спокойно и радостно, и сон пришел невесомый и звенящий, как в детстве.
— Не хочу домой, — капризно сказала Женька, садясь в машину. — Поехали в Архангельское.
— Я же поддатый, — попробовал воззвать к ее разуму Игорь.
— Ну и что? Кто тебя остановит? Ты же любимец московской милиции. Удостоверение с собой?
— Конечно.
— Тогда едем. Что у нас с деньгами? — деловито осведомилась Женька.
— С деньгами нормально.
— Тем более. Погулять хочется. Толик споет нам.
— Ну что делать! Я же слабый мужик. — Анохин повернул ключ зажигания.
Ночное Архангельское. Вернее, ресторан «Архангельское». Место, привлекавшее всю гуляющую Москву. Ночью, когда закрывались рестораны, «Архангельское» тоже закрывало двери. Открывали их только для своих. Богатых и знаменитых и, конечно, для иностранцев, потому что только ради них и был устроен этот полулегальный кабак.
Здесь разбросал свои силки КГБ, здесь были специальные столы, толкались дамы, приятные во всех отношениях, здесь подводили их к иностранцам. Это была тайная, закрытая от всех жизнь. Но для ее существования ресторан открывал свои двери для светской московской публики. Дочери и сыновья, зятья и невестки секретарей ЦК и членов Политбюро… Даже сама Галина Брежнева приезжала сюда со своей свитой. Веселое это было место. Остров развлечений в аскетической Москве.
Игорь вел машину аккуратно, до ресторана доехали без происшествий. Швейцар узнал их и немедленно пропустил.
С порога они услышали голос Толика, он пел пастернаковское «Мело, мело по всей земле…». Мэтр, старинный приятель Игоря, повел их к столику на две персоны у стеклянной стены. И Толик их увидел и помахал рукой. Народу было не так много, половину зала, как всегда, занимали иностранцы.
Официант принес шампанское и холодные закуски. В самом углу мэтр руководил сервировкой большого, человек на двадцать, стола.
— Кто-то крупно гулять собрался. — Игорь разлил шампанское.
— Давай поспорим, что я точно скажу кто, — засмеялась Женька.
Она курила и, прищурив свои зеленые ведьмины глаза, поглядывала на зал. Мужики за столиками сворачивали шеи, пялясь на нее. Оркестр замолчал. Толик, спрыгнув с эстрады в зал, пошел к их столу. Взял свободный стул, присел.
— Какая же ты красивая, Женька, — весело сказал он, — поглядишь, и сердце радуется. Вообще, вы классная пара.
— Ты будешь шампанское? — спросил Анохин.
— Нет, я сейчас кофе попрошу.
— Устал?
— А как ты думаешь? Каждый день по десять часов глотку рвать. Но надо, бабки нужны. Машина разваливается, чинить пора.
У Толика была старенькая «вольво седан», которую он купил по случаю, дешево. Он очень любил ее. Ремонт такой машины, несмотря на громадные связи ее хозяина: как-никак, а весь московский автосервис гулял в «Архангельском», — стоил весьма дорого.
— Вы откуда приехали? — Толик сделал себе бутерброд с икрой.
— Ты сначала прожуй, — засмеялась Женька, — а то, не дай господь, подавишься.
— Жую, — с полным ртом промычал Толя. — Откуда?
— У Юры Ельцова гуляли.
Толя и впрямь подавился, закашлялся, выпил налитый Игорем боржом.
— Вот это да! Вернулся. Налей мне шампанского, я за это выпью. Он где живет-то?
— У дядьки.
— На Грузинском Валу? Рядом со мной?
— Да.
— А эта мочалка его с квартирой кинула?
— Именно.
— Кстати, Толик, стол не для нее накрывают? — прищурилась Женька.
— Целая кодла во главе с Шориным.
— Ну что я говорила? — Женька так и не закончила фразу, в зал вошла большая веселая компания.
— Ну вот, — усмехнулся Игорь, — те же, знакомые до слез, лица.
К их столу подошел, радушно улыбаясь, Шорин.
— Ребята, я рад вас видеть. Почему не приехали на шашлык?
— Дельце было, милый Сашенька. — Женька подарила Шорину одну из своих ослепительных улыбок.
— Наслышан, наслышан, — по-доброму прищурился Шорин, присаживаясь к столу, — долг дружбы — самый наиглавнейший.
— А откуда вы знаете? — поинтересовался Игорь.
— Игорек, милый, при моей работе в этом городе для меня нет секретов.
«Кто же сбросил ему информацию?» — подумал Игорь. Он не очень верил в подлинное могущество Шорина.
А за столом, кивая и приветственно махая руками, рассаживалась знакомая компания. Барски уселся помощник первого секретаря МГК КПСС Гришина, на другом конце образовались два мужика, консультанты из самого ЦК КПСС, солидная компания собиралась за столом. Игорь узнал начальника Московской таможни, замминистра внешней торговли.
Ну и, конечно, актеры и Вовчик.
Вот он подбежал к их столу. Веселый, добродушный, кругленький.
— Здравствуйте, Толик, Женечка, Игорек. Вы извините, мне спросить у Александра Михайловича кое-что надо.
— Вовчик, — лениво, не оборачиваясь, сказал Шорин, — сходи, попроси шампанского, коньяка пару бутылок, фрукты, кофе, мороженое. Ну и икорки по Стендалю.
— Это как? — спросила Женька.
— Красную и черную.
Вовчик исчез. Никто не знал, откуда в московских компаниях появился этот человек. Никто не знал, чем он занимается. Иногда у него появлялись деньги, и он накрывал роскошные столы, чаще он просто скидывал свою долю, халявщиком Вовчик не был. Он знал всех, и его знали все. Он снимал квартиру на Таганке и охотно давал друзьям ключи. Добрый, веселый, а главное, услужливый человек. У него не было врагов, казалось, все любят этого стареющего пацана с Крещатика.
— Толечка, — повернулся к певцу Шорин, — вы споете нам?
Он быстро вынул купюру и сунул ее Толику в карман рубашки.
— Конечно, Александр Михайлович, конечно.
— Вот и спасибо, мой дорогой, я после ваших песен словно молодею.
— Значит, лихая молодость у вас была? — поинтересовался Игорь.
— Всякая, мой дорогой, всякая. Я же в номенклатуре не со дня рождения. Почему вы за наш стол не садитесь?
Женька повернулась и поймала из-за цековского плеча ненавидящий взгляд посольской дочки Тани.
— Боюсь локальных конфликтов, — засмеялась Женька.
— Тогда понятно. Ну как вы нашли узника собственной совести?
— В форме, — кратко ответил Игорь.
— Значит, вправила ему зона мозги. А то, как я узнал, он со слов какого-то уголовника написал статью, что ереванский банк якобы ограбили чуть ли не по решению ЦК. Не ожидали мы от него такого. Не ожидали. Но ничего, поедет на сто первый, поработает, судимость снимет. Вернется. Поможем устроиться, да и в партии восстановят. У него вся жизнь впереди.
За столом повисла пауза.
— Ну, не буду мешать, — Шорин встал, — отдыхайте.
Он вальяжно пошел к своему столу.
— Конечно, он башляет оркестр круто, — в спину ему сказал Толик, — только я его терпеть не могу. Номенклатура! Я его в «Сосновом бору» с такой хивой видел, у каждого четвертак срока на ушах.
Он поднялся, пошел к эстраде, легко вспрыгнул к микрофону, дежурно улыбнулся залу.
— По просьбе уважаемого Александра Михайловича начинаем нашу ночную программу. Выступает инструментальный коллектив Бутырской тюрьмы. Знаменитый романс «Мы сидели вдвоем», музыка народная, слова КГБ.
И заиграл оркестр. Началась знаменитая ночная гулянка, именуемая в определенных кругах «Разгуляй».
Хлопоты. Хлопоты. Пустые хлопоты. Да нет, не такие уж они пустые были. Правда, все, что казалось за столом на кухне простым и решаемым стремительно и просто, на деле оказалось значительно сложнее. Председатель Московской федерации бокса уехал на три дня в Софию, а без него кадровик никак не хотел решать вопрос с работой.