В ответ – тишина. Что дальше делать, как одному осмотреть квартиру? Идти надо в зал. Если имитатор притаился, то, скорее всего, он там. Идти в зал, а как идти, если он за углом стоит и ждет моего появления? Я сделаю шаг вперед, он меня ударит кулаком в висок, или выбьет пистолет, или в шею ножом саданет. Хорошо американским полицейским, они в таких ситуациях в комнату кувырком влетают и начинают палить из револьверов по всему живому без разбору. Интересно, у них есть аналог наших «Правил применения оружия» или в Америке демократия и полицейским все дозволено? Судя по видеофильмам, прокуроры им не досаждают.
На туалетном столике я заметил дамское зеркальце с ручкой. Уже легче! В американских боевиках полицейские всегда квартиру зеркальцем проверяют – высунут руку вперед и смотрят в отображение: где там наркоторговец с автоматом притаился?
«Какую руку вперед высунуть: правую или левую? Если я возьму зеркальце левой рукой, то ничего в нем не увижу. Придется пожертвовать ведущей конечностью. Ничего страшного! Даже со сломанной правой рукой я не потеряю огневой мощи. С левой руки, с близкого расстояния, я в имитатора не промахнусь».
Я взял зеркало в правую руку, левую, с пистолетом, опустил вниз.
«Ну, Господи, благослови! Не дай этой сволочи уйти от меня».
Я протянул руку вперед, в зеркальном отражении осмотрел комнату. Ничего подозрительного, а главное, за углом никто не прячется. Можно входить.
В зале, занимая все пространство вдоль торцевой стенки, стоял большой одежный шкаф.
«Он может прятаться в шкафу, – сообразил я. – Как только я открою дверцу, так он тут же бросится на меня. Если я выроню пистолет, то на кулаках мне его не одолеть. Как проверить, есть в шкафу человек или нет? Шарахнуть в каждую дверцу из пистолета? А вдруг попаду? Прокуроры потом жизни не дадут, по судам затаскают. Скажут, надо было в дверцу постучаться, вежливо попросить выйти, а ты стрелять начал!»
Одежный шкаф – вещь опасная. Был у нас случай: наряд милиции едва не застиг квартирного вора – по всем приметам, ему удалось выпрыгнуть в открытое окно. Приехала опергруппа, вызвали с работы хозяев. Сделав осмотр места происшествия, милиционеры уехали, а из шкафа на глазах у изумленных хозяев вылез мужик, послал их матом и убежал.
Я опрокинул на пол кресло с деревянными подлокотниками и подпер его спинкой дверцы шкафа. Если внутри его прячется человек, то бесшумно выбраться из укрытия он не сможет. Закончив с залом, я проверил маленькую комнату, выглянул в раскрытое окно. От стены дома по сугробам шла цепочка свежих следов – захлопнув передо мной дверь, имитатор выпрыгнул в заранее приготовленное для отступления окно. Предусмотрительный малый, ничего не скажешь! Если бы я не затормозил с осмотром квартиры, то мог бы увидеть его спину. Я даже мог бы выстрелить ему вслед, но не стал бы этого делать – во дворе гуляли дети. Представляю, как они удивились, увидев выпрыгивающего со второго этажа мужчину.
Закрыв окно, я проверил кладовку, заглянул на кухню и уже собрался уходить, как заметил запертую снаружи дверь в совмещенный санузел.
«Черт возьми, как же я раньше не подумал о женщине с ребенком! Живы они или нет?»
Я распахнул дверь и остановился на пороге – прямо передо мной на коленях стояла связанная молодая женщина. Рывком я сдернул скотч со рта пленницы.
– Я из милиции. Вы в порядке? – на удивление спокойным голосом спросил я.
– Под тряпками прячется моя дочь. Помогите ей, – прошептала женщина.
Я разбросал грязное белье в углу, поднял на руки девочку лет трех. Руки у нее спереди были связаны бельевой веревкой. Видимых повреждений у малышки не было.
– Потерпите немного, – сказал я. – Разберусь с ребенком и вернусь к вам.
Я сходил на кухню, нашел в ящике стола нож, перерезал путы, отнес девочку в зал.
– Посидишь одна минутку? Я освобожу маму и приду к тебе.
Девочка согласно кивнула головой. От пережитого ужаса она даже плакать не могла. Я посмотрел по сторонам, нашел на полу у дивана плюшевого медвежонка.
– Держи мишку. Успокой его, скажи, что злой дядя ушел и больше не вернется.
У входа в квартиру раздались тяжелые шаги. Я прислушался.
– Знатный погром! – донесся до меня голос Козлова. – Постойте здесь, Елизавета Владимировна, я войду один, проверю, что там внутри.
Я вышел в прихожую.
– Поздно, батенька, кулаками махать! Зайчик в лес упрыгал.
– Вот черт! – выругался Козлов. – Андрей Николаевич, зачем вы меня внизу оставили? Вдвоем бы мы кому угодно рога обломали.
– Какой ты прыткий, Вова! А кто бы мою жену охранял?
– Андрей, что здесь произошло? – растерянно спросила Лиза.
– Выпустите меня, пожалуйста! – попросила из ванной хозяйка.
– Там кто-то есть? – насторожился Козлов.
– Работаем! – скомандовал я. – Лиза, в зале ребенок. Осмотри девочку, а мы ее мамой займемся. Стоп, здесь же телефон есть.
– У него провода перерезаны, – осмотрев аппарат, сказал Козлов.
– Зачисти концы и позвони в дежурную часть.
– Как их соединять-то? – спросил опер. – Я же не электрик, с проводами дела никогда не имел.
– Красный провод присоединяй к красному, а зеленый – к зеленому. Работаем, время не ждет!
Освободив женщину от веревок, я провел ее на кухню, дал напиться воды из-под крана.
– В двух словах, что здесь произошло до моего прихода?
– Мы пошли с дочкой в садик. Обе еще сонные, заторможенные. Открыли дверь, и на нас набросился мужик с ножом. Я от страха даже пикнуть не успела, дочка спросонья ничего не поняла, но начала всхлипывать. Мужик увидел, что она сейчас разревется, и как зарычит: «Заткни ей пасть, а то обеих прирежу!» Потом он нас завел в ванную. Дочь уложил на пол, забросал тряпками и сказал, что убьет нас, если мы хоть звук издадим. Пока вы не освободили нас, мы сидели в ванной и тряслись от страха, ждали, когда он вернется.
– Алло, дежурная часть? – раздался в прихожей голос Козлова. – Записывай адрес… Что у нас случилось? Разбойное нападение. Посылай сюда обе опергруппы и всех свободных оперов. Где Лаптев? Здесь, с потерпевшей работает.
На кухню вошла Лиза с ребенком на руках.
– С девочкой все в порядке, но надо вызвать «Скорую помощь», поставить ей успокоительное. У меня с собой таких препаратов нет.
Через полчаса в квартире было полно людей в милицейской форме. Лиза решила вернуться в поликлинику. Я вышел проводить ее на лестничную площадку.
– Андрей, честно скажи, это был он?
– Он, родимый. Жаль, убежать успел. Но ничего, теперь мне недолго за ним гоняться.
– Андрей, – Лиза пытливо посмотрела мне в глаза, – ты почему улыбаешься? Тут такой ужас творится, а ты…
– Лиза, я узнал его. Все было так, как пророчествовала Астара: мы дышали дымом одного костра и одновременно смотрели на одну и ту же женщину. Я даже разговаривал с ним. Вернее, он спросил у меня закурить, а я, ничего не ответив, прошел мимо.
– Обалдеть! – изумилась супруга. – Ты знаешь, где его искать?
– Знаю. Он у твоего дяди, в психбольнице, лечится.
32
Мне хотелось поехать в психбольницу прямо с места происшествия, но пришлось вернуться в управление и попросить помощи.
– Ты уверен, что не ошибся? – спросил меня Большаков.
– Сто процентов! – заверил я. – Осенью я заходил по делам в психбольницу к родственнику жены. Человек, которого мы ищем, жег опавшие листья во дворе больничного городка. Помнится, больные веселились и дразнили какую-то старушку, а она отвечала им отборным матом. Преступник, которого мы условно называем «имитатором», подошел ко мне, спросил закурить, но его отогнал санитар, присматривающий за работами.
О пророчестве Астары я рассказывать не стал, но на мысль о психбольнице меня натолкнула именно она. Увидев имитатора, нейроны в моем мозгу окислились в нужном порядке, и я мгновенно вспомнил нашу единственную встречу: дым костра и женщина, на которую мы одновременно посмотрели. Эта женщина была не потерпевшей, а пациенткой психбольницы.
– Забирай взвод патрульно-постовой службы и всех оперативников, – распорядился начальник УВД. – Перетряхни больничный городок и привези этого изверга сюда. Я хочу посмотреть ему в глаза.
Через полчаса я инструктировал свое воинство.
– Запомните: человек, которого мы ищем, владеет приемами карате и может быть вооружен. В случае сопротивления не геройствуйте, в противоборство с ним не лезьте, а сразу же открывайте огонь на поражение.
Около четырех часов дня сотрудники милиции блокировали все выходы из психбольницы и стали выпускать из нее только женщин. Регистратура поликлинического отделения прекратила работу, находящихся на стационарном лечении больных развели по палатам. Я вызвал в фойе больницы главврача Гедельмана.
– Кого вы ищете? – спросил он.
– Мужчину высокого роста. На вид ему не больше тридцати лет. Сегодня утром он был одет в спортивный костюм серого цвета с белыми лампасами. На левой руке у него отсутствует указательный палец.
– Исключено! – заверил главврач. – У нас нет больного с такими приметами.
– Палец он потерял в перестрелке три недели назад.
– Молодой человек, – возмутился Гедельман, – вы полагаете, что наши больные свободно разгуливают по городу, участвуют в побоищах, возвращаются без рук, без ног, и все это проходит мимо нашего внимания? Если наш пациент лишится пальца, то мне немедленно доложат об этом дежурный врач и старший санитар. Потеря пальца – это ЧП! Дежурные санитары за такое ротозейство без премии останутся.
К нам подошел высокий плечистый мужчина в медицинском халате.
– Старший санитар Сидоров, – представился он.
У Сидорова были мощные волосатые руки и тяжелая нижняя челюсть. Ударом пудового кулака он мог свалить с ног молодого бычка. Если бы Сидоров пошел работать вышибалой в ресторан, то при одном его появлении стихла бы любая драка.
– Позвольте, я уточню наш распорядок дня, – сказал старший санитар. – Перед отбоем мы проводим наружный осмотр пациентов, выявляем, нет ли у них свежих синяков. Обо всех травмах делается пометка в специальном журнале.