– Скажем, я рисковала закончить тем же.
– Как тебе удалось этого избежать?
– Я осталась вдовой. Когда именно произошло похищение?
– Знаю только, что в мае.
– Приятно было поболтать, – коротко попрощалась Итала.
Заскочив домой за кое-какими вещами, она поискала на карте Конку.
Итала знала о Контини далеко не все, но одно ей было известно точно: шесть лет назад в мае он сидел в тюрьме за драку при отягчающих обстоятельствах. Поэтому Нитти и не повесил на него в придачу убийство Марии Локателли.
Она поехала по провинциальной дороге, которая почти всегда вела в гору, а по сторонам проносились кукурузные поля и ряды виноградников. Двигаясь вдоль реки Серио, Итала миновала десятки деревушек, названия которых были написаны краской из баллончика на невразумительном полунемецком диалекте. Конка находилась на высоте восьмисот метров над уровнем моря и представляла собой небольшую разрозненную группу старых домов, спиралью поднимавшихся по улочкам до деревенской площади с церковью и табачной лавкой, где в этот час сидели только старики в панамах, защищающих от бледного солнца. Стояла полная тишина, в воздухе пахло навозом.
Итала вылезла из машины и подошла, чтобы завязать разговор. Это легко удалось: глядя на Италу, никто не заподозрил бы, что она не простая домохозяйка. История Локателли вышла наружу, смазанная проставленным «Кампари» и размякшей картошкой. Бармен поучаствовал в беседе, рассказав ей, что Локателли-отец – чудовище, а Мария была хорошей девочкой, глуповатой и очень религиозной: за пределами дома ее видели только в молельне.
Церковь находилась в двух шагах, и Итала постучала в дом священника, подготовив историю, которая показалась ей подходящей. Дон Луиджи, высокий мужчина с кустистыми бровями, открыл дверь в застегнутой на все пуговицы сутане. Итала словно увидела перед собой дона Альфио времен своей юности, только руки у дона Луиджи были другие – изящные, в отличие от мозолистых лапищ, тяжесть которых она не раз ощущала на себе в детстве.
– Здравствуйте, ваше преподобие, вы не могли бы уделить мне десять минут?
– Мы знакомы?
– Нет, но… так сразу и не объяснишь. Можно? – спросила она, указывая внутрь дома.
– Да, пожалуйста. Проходите.
Они сели в кухоньке, облицованной плиткой в цветочек, и священник поставил перед ней кувшин воды.
– Судя по акценту, вы не из местных.
– Угадали. – Итала представилась вымышленным южным именем. – Боюсь показаться старомодной, но я познакомилась с одним человеком…
– Вы хотите выйти за него замуж?
– Нет… просто хочу понять, стоит ли ему доверять.
– Синьора, не знаю, подходящий ли я человек, чтобы…
– Его зовут Санте Локателли.
Священник распахнул глаза:
– Вот как!
– Мне кажется, что он порядочный мужчина, но мы познакомились совсем недавно, и о нем ходят ужасные слухи.
– Господи, что вы хотите от меня услышать? Санте…
– Говорят, будто он спал со своей дочерью.
Священника прошиб пот.
– Нет, это неправда. Послушайте, синьора, я могу сказать лишь, что он из тех, кто любит распускать руки.
– Даже с дочерью?
– Нет, дочь он и пальцем не трогал. Я хорошо знал бедняжку Марию. Она была сущим ангелом, и даже такое чудовище, как он… – Дон Луиджи осекся, как будто только сейчас понял, какие сомнения не дают ей покоя. – Я не верю, что он ее убил. И судьи тоже не верят, иначе его бы не отпустили. Что же до остального, синьора, вы должны решать сами.
– Может, хотя бы расскажете о его дочке? Сам он молчит, а я не знаю, как спросить.
Итала на автопилоте выслушала всю прелюдию о том, какой набожной была покойница, а затем постаралась направить священника в более полезное русло. Она уцепилась за выражение «бедная девочка».
– Мария уже не была ребенком, возможно, даже встречалась с парнем… – забросила крючок она.
– Что вы, ничего подобного она и в мыслях не держала.
– Кое-кто из нынешних четырнадцатилетних даже с животом ходит…
– Думаете, я не знаю? К кому, по-вашему, они прибегают плакаться? Но Мария была не из таких. Кроме того… – Дон Луиджи открыл окно и указал на горные склоны. – Вы когда-нибудь бывали дома у Санте?
– Нет. Мы встречаемся в гостинице.
– Прошу вас, избавьте меня от подробностей.
– Простите.
Священник указал на долину:
– Видите ту группу ферм за мостом? Одна из них принадлежит Локателли. В деревню оттуда ведет единственная дорога, а у нас меньше двух тысяч жителей. Все друг с другом знакомы. Если бы у бедняжки Марии появился ухажер, мы узнали бы об этом. И отец тоже, а значит, парню не поздоровилось бы. – Он в упор посмотрел на Италу. – Это не секрет. То же самое я сказал магистрату на опросе.
– Но кто же, если не Санте, убил эту бедняжку?
– Наверное, кто-то заезжий. Но я уверен, что Мария ничем его не спровоцировала. Есть девушки, у которых на лице написано, что они плохо кончат, но Мария… Она была немного отсталой, если вы понимаете, о чем я.
– Недоразвитой?
– Скорее, невинной. Она была еще совсем ребенком. Знаете, каким был ее самый серьезный проступок? – На глазах священника выступили слезы.
– Нет.
– Она присоединилась к скаутам без разрешения Санте. У них штаб в молельне.
Упоминание о скаутах пробудило в Итале воспоминание, которое ей не удалось определить. Она отогнала его.
– Ну что ж, главное, что ее убил не Санте.
– Да простит меня Господь за то, что я сейчас скажу. – Священник понизил голос, словно действительно боялся, что его услышат на небесах. – Я мог бы поверить, что Санте избил ее до смерти в пьяном угаре. Ведь если вы еще не заметили, он пропойца. Но чтобы он задушил ее, спрятал тело, притворялся перед всеми, изображал горе… Нет. В это я не верю.
– А что говорила о нем сама Мария?
– Она любила его и терпела его грубость. Оглядываясь назад, я понимаю, что следовало посоветовать ей, чтобы сбежала из дома. Вдали отсюда с ней ничего бы не случилось.
Не желая возвращаться в бар на площади, Итала нашла гастроном и проглотила два куска фокаччи с вареной ветчиной и майонезом. Перекус она запила фантой, сидя на скамейке с видом на долину и ферму Локателли на заднем плане и пытаясь прогнать мрачные мысли. Затем стряхнула с себя крошки и пешком спустилась по серпантину. Ферма представляла собой двухэтажную лачугу, выстроенную отчасти из камня, отчасти из кирпича, с длинной покосившейся террасой, которая также служила навесом.
Человек, который не мог быть никем иным, кроме Санте Локателли, перетаскивал дрова из большой груды в сарай, крытый зеленым шифером. Делал он это при помощи тачки и, опустошая ее, каждый раз разражался ругательствами. Это был огромный мужчина с широкими плечами и мощными, как бревна, бедрами. Длинная борода и грязные волосы выглядели слегка запущенными, – впрочем, возможно, они были такими всегда.
– Господин Локателли! – окликнула его Итала.
– Я занят, – покачал головой мужчина.
– У меня к вам личный разговор.
– Я занят.
Итала подождала, пока он опустошит тачку, затем уселась на нее, оставив его с охапкой дров.
– Смотрите не опрокиньте.
– Какой вы любезный… Я прошу всего десять минут.
С этого расстояния Итала почувствовала алкогольные пары в дыхании мужчины и едкую вонь его пота.
– Можно узнать, кто ты, черт тебя подери, такая?
Итала не ответила.
– Ты из полиции.
– Я бы хотела, чтобы вы побеседовали со мной о вашей дочери.
– С какой стати?
– Потому что в противном случае я вернусь в сопровождении коллег.
– Предъяви удостоверение.
Итала приподняла фуфайку, показывая пистолет.
– Вы такие уже видели, верно?
Локателли с оглушительным грохотом швырнул дрова о стену сарая.
– Почему бы вам не отвалить от меня к чертям?
Благодушие исчезло с лица Италы.
– Санте, мне нужно задать тебе всего несколько вопросов. Сейчас мы с тобой зайдем в дом, ты сваришь мне кофе, мы спокойно его выпьем, десять минут поболтаем, а потом я уйду, и ты больше меня не увидишь.
– Я пью кофе в таверне.
– Тогда я сама его сварю, идет?
Чурбан смирился. Его дом оказался похож на свалку: мусор, грязная одежда, объедки, запах тухлятины, пустые бутылки. Итала не без труда отыскала заплесневелый кофейник, прогорклый кофе и покрытые налетом стаканы.
– Полагаю, уксуса у тебя нет? – спросила она.
Локателли не ответил и уселся за стол, расстегивая рубашку. Он был волосатым, как медведь, с грудью штангиста. Итала обошлась мылом, чтобы оттереть стаканы, вытряхнула кофе со дна банки и, прежде чем его заварить, вскипятила кофейник с водой и солью.
– Почему ты не наймешь домработницу, чтобы помогала тебе убираться?
– Ко мне никто не пойдет. Боятся.
Кофе поднялся, его аромат отдавал жареным. Итала отнесла его к столу.
– Это лучшее, что я могу сделать. Почему тебя боятся?
Локателли смотрел на дымящиеся стаканы так, будто не знал, что это такое.
– Потому что я умею за себя постоять.
– Что за ерунда…
– И потому что думают, будто это сделал я. Будто я спал с собственной дочерью, как животное. Судья тоже так думал. Назвал меня извращенцем. А как по мне, больной – это он, а не я.
Итала тщетно пыталась отыскать на его лице признаки стыда или чувства вины.
– Давай пей свой кофе, – только и сказала она.
Локателли отхлебнул глоток.
– Кофе всегда готовила Мария. Делала мне завтрак, прежде чем я уходил в поля.
– А теперь ты туда не ходишь?
– Я сдал все в аренду. Мне на них плевать, но надо чем-то пробавляться.
– У тебя есть предположения, кто мог убить Марию?
– Если бы я знал, он был бы уже мертв. И я вернулся бы в тюрьму с высоко поднятой головой.
– Возможно, твоя дочь тайком с кем-нибудь встречалась.
– Проклятая землепашка! Она была еще целка, слышишь?! Мне так врач сказал! – взревел мужчина.
«Целка? О боже, он имеет в виду „девственница“», – подумала Итала.