– Должно быть, вышло какое-то недоразумение, – с сарказмом ответил заместитель комиссара. – Я тебя видеть не хотел, но, к сожалению, ты здесь, и мне придется терпеть тебя до тех пор, пока, даст Бог, кто-нибудь тебя не прищучит.
– Я не понимаю вас. Мои аттестации никогда не опускались ниже отличных.
– Кто знает почему, кто знает, кому ты лизала задницу.
– Мы закончили с прелюдией? А то уже начинаем походить на жениха и невесту.
– Какой ужас! – Эспозито подтолкнул к ней билетик с зубцовкой. На прямоугольнике величиной с билет в кино значилось число 14 в маленькой стилизованной короне. – Что скажешь на это?
– Похоже на клочок бумаги.
– Это купон так называемой Королевской лотереи. – Эспозито забрал его и вслух зачитал надпись на обороте. – «Разыгрываются продовольственные товары, табачные изделия и предметы фирменной одежды». Что скажешь?
– Почему я должна что-то говорить?
– Это азартная игра, в которой разыгрываются призы сомнительного происхождения, причем проходит она в нашем участке. Сейчас же закрой ее, ясно? Здесь тебе не Калабрия[41].
– Сначала я должна выяснить, кто ее открыл.
– Потому что ты тут ни при чем, верно? Королевская лотерея. А кто у нас Королева?
– Комиссар?
Эспозито тяжело вздохнул:
– Прикрой эту лавочку.
– Есть, господин заместитель комиссара. Я могу идти?
– Еще нет. То, что я тебе сейчас скажу, не официально, так что ты можешь, как всегда, на это наплевать. Не лезь в дела карабинеров, какими бы они ни были и какими бы мотивами ты ни руководствовалась.
Итала ожидала этого, и ее лицо осталось непроницаемым.
– Есть, господин заместитель комиссара.
– Можешь идти, инспектор. И когда будешь выходить, оставь дверь открытой, чтобы проветрить.
Уходя, Итала пыталась сдержаться, но из-за сильного нервного напряжения все же отреагировала:
– Вы действительно верите, что я до сих пор здесь только потому, что лижу кому-то задницу?
– А почему же еще?
– Потому что без таких, как я, здесь все полетит к чертям.
– Может, оно бы и к лучшему. Мы могли бы подняться из руин.
Итала хлопнула за собой дверью и до самого вечера носилась по коридорам как яростный вихрь, костеря всех, кто попадался на пути, за идиотскую идею устроить лотерею ее имени, жалуясь на завалы вещей в ее кабинете и на Отто, который распевал «Черную мордашку»[42].
– Нам отозвать билеты? – спросил тот.
– Нет, дубина. Но смотрите, кому продаете! Билет не сам прилетел на стол к этому мудаку. И в следующий раз напечатайте еще и мою фотографию, а то мне мало трахают мозги!
К счастью для ее подчиненных, заглянул Ренато, чтобы позвать Италу в кино и на пиццу. А поскольку фильмов, которые нравились бы им обоим, не оказалось, он буквально силком затащил ее на танцы в ночной клуб. Он выбрал довольно элегантное заведение для публики за сорок, с просторной барной зоной, которая пользовалась гораздо большим интересом у посетителей, чем танцпол. Ренато танцевал с сигаретой во рту и руками в карманах, едва передвигая ноги. Итала знала только пару движений, от которых груди не подпрыгивали бы до шеи, но усердно повторяла их, пока через двадцать минут ее блузка не промокла от пота.
Вскоре оба без сил рухнули на один из диванчиков, отдуваясь, как победители марафона. Ренато знал всех официантов, и выпивка прибыла еще прежде, чем они сделали заказ. После нескольких порций джин-тоника и мохито не по сезону Итала наконец почувствовала себя в гармонии с миром.
– А ты популярен. Ты водил сюда жену? – спросила она.
– Нет, – ответил Ренато, жуя оливку. – Я нашел это место уже после того, как мы перестали спать вместе. Почему ты спрашиваешь?
– Из любопытства.
– Обычно ты не заговариваешь о ней. Точно так же, как мы не обсуждаем твоего мужа.
– Он умер. Если хочешь, скажу тебе, где его могила.
– Вот видишь… Это вовсе не так приятно, как предвещал этот вечер.
– Мы с тобой никогда по-настоящему не разговариваем.
Ренато насмешливо посмотрел на нее из-под дымчатых очков:
– Да ты набралась.
– Воспользуйся этим.
– Здесь?
– Не в этом смысле, придурок. Спрашивай о чем угодно, и завтра я ничего не вспомню.
– С какой стати?
– Потому что ты никогда этого не делал.
Ренато покачал головой, затем заговорил без своего обычного ироничного тона:
– Итала, я не испытываю любопытства в твоем отношении. Ты мне нравишься, с тобой весело, и мне этого достаточно.
Но Итала не разжимала хватку, – впрочем, хватка эта была милой и пропитанной алкоголем.
– Ладно, тогда я сама кое о чем тебя спрошу. По-твоему, я хороший человек?
– Сперва объясни, что это значит.
– Ты понимаешь, о чем я.
– Скажем так: ты хороший человек, который совершает плохие поступки.
Несмотря на опьянение, Итала огорчилась.
– Тебе-то откуда знать?
– Я криминальный репортер и вижу все признаки. Но, как я уже сказал, мне наплевать.
– Только плохие поступки? – спросила она.
– Вряд ли у тебя остается время на что-то еще, помимо общения со мной, – ответил Ренато. На танцполе заиграла «Европа» Сантаны. – Это самый заунывный медляк в истории. Пойдем?
– У меня кружится голова, я лучше посижу. А ты иди.
– Если хочешь, вернемся домой.
– В дом женщины, которая совершает плохие поступки?
Ренато наконец заметил, что она вот-вот расплачется, и подсел поближе. Итала положила голову ему на плечо, и он погладил ее волосы.
– Ита, ты для меня особенный человек, но даже ты – как и я, и остальные тоже – делаешь все необходимое, чтобы удержаться на плаву.
– А если бы я захотела в кои-то веки совершить доброе дело?
– Я бы посоветовал тебе этого не делать.
– Почему?
– Добрые дела – не твоя стезя. Ты можешь пострадать.
После бурной ночи голова Италы, казалось, хотела оторваться от шеи, и, пожалуй, это было бы к лучшему. Она смутно помнила остаток вечера и то, как Ренато проснулся на рассвете, чтобы обойти полицейские участки. Казалось, он никогда не спал. А вот она спала отвратительно: дятел не давал ей покоя даже во снах, которых она не помнила, кроме одного: дон Альфио читал ей проповедь, гуляя по воде.
Она позвонила в участок, чтобы взять отгул, и приготовила себе кофе, лихорадочно перебирая в памяти собранные сведения и ища какую-нибудь лазейку, за которую можно было бы ухватиться. Хорошо, Кристина и Мария могут быть связаны через скаутов, и, возможно, к обеду она узнает об этом больше, но остальные две девушки все еще не вписывались в картину. Карла, Женевьева и Кристина были связаны с Контини – по крайней мере, согласно версии, сфабрикованной Нитти. Во всем еще предстояло разобраться, и в данный момент ей не хотелось об этом думать, потому что ее тошнило от тревоги.
Итала заблаговременно отправилась в Кремону и впервые в жизни заглянула в центральную библиотеку. После получасовых блужданий по детскому отделу до нее дошло, что зал периодики находится в другом корпусе. Там она уселась за один из читальных аппаратов, похожих на огромные стереоскопы View-Master, и поискала мелкие упоминания в прессе о Карле и Женевьеве – все то, что не попало в сводки, которые она уже изучила, и то, что за редкими исключениями осталось за пределами протоколов. Начала она с Женевьевы; уже зная по памяти важнейшие даты ее истории, Итала уверенно переходила от одних выпусков газет к другим, быстро прокручивая пленку.
Годы сжимались, как в документалках, где цветы прорастают из семян и увядают на протяжении считаных секунд. Надежды, закончившиеся ничем, расследования с явными пробелами, чья несостоятельность была очевидна даже из статей. Затем она натолкнулась на фотографию Женевьевы в купальнике.
Снимок был вполне невинным, но сильно отличался от всех, которые она видела до сих пор. Согласно статье, девушка была чемпионкой провинции по гребле среди юниоров. Историю Женевьевы газета нарекла «трогательной»: девочка из бедной семьи, она начала тренироваться благодаря спонсорству какого-то благотворительного фонда и не раз участвовала в провинциальных соревнованиях – соревнованиях, которые зачастую проводились на По. Итала вспомнила, что летом, обедая по воскресеньям в «Харчевне», видела проплывающие по реке гребные лодки. Из динамиков даже доносился голос, объявлявший результаты, но настолько искаженный, что невозможно было разобрать ни слова. Их окружали густые деревья, защищающие приватность самого большого и шикарного из местных гребных клубов – «Тоти».
Итала ничего не смыслила в регатах, но даже она знала, что гонки начинаются с пристани того самого клуба, который бесплатно пускает скаутов поплавать в бассейне. Участники соревнований наверняка свободно входили внутрь, даже не будучи его членами, хотя бы для того, чтобы воспользоваться раздевалками. А если так, то Женевьева была в том же месте, где до нее побывали Мария и Кристина со скаутами.
Итала вышла покурить, чтобы успокоиться, и по счастливой случайности решила включить рацию, которую держала в машине. Если она не находилась при исполнении, то вполне могла бы и не носить с собой это устройство, но когда Итала отсутствовала дома, парни могли связаться с ней только таким способом. Едва она назвала код, диспетчер велел ей перейти на частный канал. Вызов перенаправили на коммутатор, и Грация ответила со своего внутреннего номера.
– Привет, Итала, тебя вызывают в школу твоего сына, – сразу сказала она.
На долю секунды в мозгу Италы воцарилась тишина. Из головы вылетело все, кроме Чезаре.
– Боже! С ним что-то случилось?
– Нет, он в порядке. Но он повздорил с другим мальчиком, и тот пострадал.
Итала вздохнула с облегчением:
– Хорошо. Будем надеяться, что это не серьезно.
Грация промолчала.
– Это серьезно? – уточнила Итала.
– Боюсь, что да. Твой сын сейчас с соцработниками. Я разыскиваю тебя с самого утра, потому что они хотел