Вернувшись на матрас и дождавшись заката, Амала собрала под одеялом кекс и два плавленых сырка, стараясь не думать о том, кем может оказаться человек по ту сторону дыры. Соблюдая осторожность, чтобы не попасть в объективы скрытых камер, она засунула все в один из шерстяных гольфов, выданных ей Орестом, затем зашила его нейлоновой ниткой и щепкой, в последний момент вспомнив, что надо положить туда еще один чистый лист бумаги.
Вернувшись в туалет, она проделала обычные маневры. Носок и сам по себе был тяжелым, но не издавал шума, когда она опускала его, и Амала приклеила к нему пластырем кусочек бетона. Попыток понадобилось две. Слишком часто уходить и возвращаться было нельзя, она и так много времени провела в кабинке. Поэтому она решила подождать, держа в руке конец нити. Если незнакомка действительно проголодалась, ждать придется недолго.
Через двадцать минут, когда Амала уже подумывала сдаться, она почувствовала, как нить задрожала. После этого она выждала еще пять минут, а затем достала ее. Носок исчез, и снова осталась только вырванная из книги страница, плотно свернутая и покрытая нечистотами цвета рвоты.
Амала быстро схватила ее и почувствовала, как внутри что-то вибрирует, словно микроскопический электромоторчик. Она развернула сверток с особой осторожностью, но этого оказалось недостаточно – как только она подняла краешек, в нее полетел жужжащий снаряд и ужалил в лицо.
Амала не смогла сдержать крика. Никогда, даже после операции на спине, она не испытывала такой боли. Насекомое укусило ее чуть пониже правого глаза, и ядовитое жжение начало распространяться по всему лицу. Она поскорее включила ледяную воду и подставила лицо под струю. Только тогда она осмелилась прикоснуться к себе и почувствовала, что щека распухла, увеличившись в два раза, и отек добрался до самого уха.
Внезапно пластиковая дверь слетела с петель, и Орест схватил ее и выволок из кабинки.
– Что случилось, что ты натворила? – спросил он с раздражением и беспокойством.
– Меня что-то укусило!
– Дай посмотреть. – Орест взял ее за лицо, стараясь не касаться больного места. – Тебе трудно дышать?
– Нет.
– Хорошо, анафилактического шока нет. – Он смочил полотенце Амалы холодной водой. – Вот, прижми к щеке. Сейчас принесу антигистаминную мазь.
Амала повиновалась, усевшись спиной к стене кабинки. «Вот ведь стерва, – подумала она. – А я-то еще покормила ее». Вонючая, мокрая записка все еще оставалась у нее в кулаке, и Амала снова бросила на нее взгляд, надеясь увидеть ответ, которого раньше не заметила, но его не было.
Через несколько минут, когда Орест вернулся с лекарством, Амала уже оправилась достаточно, чтобы нанести мазь самостоятельно. Руки Ореста были черными от грязи, и она не хотела, чтобы он ее трогал.
– Что это было за насекомое?
– Я не видела. Но по-моему, я его прихлопнула.
Орест пошел поискать его в туалете и вернулся, держа за крыло осу длиной с мизинец.
– Они издают громкий шум, когда летают. Откуда она прилетела?
– Я ее не слышала. Она была уже внутри. Ты не можешь что-нибудь распылить?
– От других насекомых я избавляюсь, но не от ос. Они полезны.
– Для чего?
– У них две важные функции. Во-первых, они прекрасные уборщики. Их личинки питаются мясом, и осы убивают других насекомых, чтобы их выкормить. И если ты уронишь с бутерброда ломтик ветчины, они подберут и его.
– А во-вторых?
– Они психопомпы. Знаешь, что это значит?
– Нет.
– Они сопровождают души умерших в загробный мир. Будь к ним поласковее, потому что однажды они заберут и тебя.
На обратном пути за руль села Франческа. Джерри, как обычно, уснул, оставив ее наедине со своими мыслями. Уже много дней она не высыпалась и по прибытии чувствовала себя разбитой.
– Приехали. – Она толкнула Джерри локтем.
Он выпрямился, моментально проснувшись:
– Отлично, тогда увидимся завтра.
– Чего ради? Мы знаем только место, где Окунь не родился.
– Зато мы убедились, что не ошибались насчет связи между Марией и Джадой. Их убил один и тот же человек. Раньше это была всего лишь догадка.
– И чем это нам поможет?
– Нужно выяснить, с кем они обе были знакомы.
– Что, по-вашему, содержалось в тех тетрадях?
– Возможно, ничего, и он просто хотел поразвлечься, а может быть, там значилось его имя. Имя, которое узнала Джада.
Уже во второй раз за последние несколько дней Франческе отчаянно захотелось закурить. А ведь она не курила десять лет.
– Раньше я думала, что Окунь знал Джаду лично.
– Почему?
– Окунь подвез ее из Кремоны. Она не поехала на поезде и ждала кого-то возле университета. Может, одного из сокурсников.
– Возможно.
– Я могла бы достать список студентов за тот год. Мой отец дружил с ректором.
– Хорошая идея.
– Великий охотник на людей до нее не додумался?
– Я не детектив, а всего лишь охотник.
– А Амала тем временем… – Франческа покачала головой. – Ладно, не важно. Нет смысла это обсуждать.
– Вы должны сохранять спокойствие. Отдохните сегодня вечером.
Франческа с удовольствием последовала бы этому совету, но совершила ошибку, позвонив Танкреду, чтобы узнать, как чувствует себя Сандей, и брат уговорил ее привезти ему чистую одежду. Он сидел с ней весь день, он нуждался в отдыхе. Франческа забрала свой автомобиль с зарядной станции конторы и отправилась в больницу.
Благодаря хлопотам психиатра невестке удалось избежать перевода в психиатрическое отделение. Сандей осталась в платной палате, похожей на номер четырехзвездочного отеля. Единственное неудобство заключалось в том, что ей приходилось держать дверь открытой, как и всем потенциальным самоубийцам. Таково было значение аббревиатуры «ТС», которая фигурировала в ее медкарте и предписывала персоналу быть особенно внимательными.
Франческа застала ее за столом в гостиной. На неудавшейся самоубийце был спортивный костюм поверх запятнанной едой футболки, и оба запястья перетягивали бинтовые повязки. Сандей почти не ответила на объятия, не взглянула на букет, принесенный Франческой, и та отдала цветы санитару, чтобы он куда-нибудь их поставил. В палате уже стояло много букетов, присланных в основном коллегами-писателями, когда новость распространилась в редакционных чатах. Франческа положила белье в комод.
– Как долго тебе придется здесь оставаться? – спросила она.
– Две недели. Потому что я сумасшедшая и за мной надо следить, – ответила Сандей по-английски, не глядя на нее.
– Сан, ты не сумасшедшая. Ты переживаешь ужасную ситуацию. Не знаю, как бы я отреагировала на твоем месте, – сказала Франческа со своим британским акцентом.
– Ты бы приняла верное решение. Ты ведь всегда права, да? А вот я вечно ошибаюсь.
– Ты ни в чем не ошиблась, кроме того, что не обратилась за помощью, когда тебе было плохо, – возразила Франческа; от невестки исходила такая враждебность, что ей стало неловко.
– Я не заслуживаю помощи. По моей вине погибла моя дочь. Я не смогла ее защитить.
Франческа взяла ее холодную влажную ладонь:
– Амала не погибла, и ты ни в чем не виновата.
В Сандей вдруг вспыхнула энергия, и она вырвала руку.
– Чушь! Я ее мать, я чувствую, что она умерла. Если бы у тебя был ребенок, ты понимала бы, что это значит, и не пыталась бы меня утешить.
– Сандей… Амала жива и нуждается в тебе.
– Прекрати-и-и. – Сандей слабо ударила ладонью по столу. – Пожалуйста, прекрати.
– Я знаю, что она жива, Санни. Я знаю, – импульсивно сказала Франческа.
Что-то в ее тоне заставило Сандей прислушаться.
– Ты не можешь знать.
– Сан, я тоже провожу расследование.
– Что ты говоришь?! – перебила Сандей. – Что ты такое говоришь?!
«Да, что ты говоришь? – спросила себя Франческа. Ее уши горели. – Хочешь рассказать о Букалоне женщине, которая уже пыталась покончить с собой?» Она попыталась поправиться:
– Я имею в виду, что контролирую… работу полиции.
На столе стоял поднос с завтраком. Сандей столкнула его, вдребезги разбив молочник. Прибежал санитар; Франческа убедила его, что споткнулась, и помогла ему прибраться. Сандей тем временем добрела до койки.
– Иди к черту, – сказала она. – Я всегда знала, что я тебе не нравлюсь, но не ожидала, что ты заявишься сюда, чтобы передо мной покрасоваться.
– Сан, я просто пытаюсь помочь!
– А кто тебя просил? Она моя дочь!
– Сандей, ты неправильно поняла, но это моя вина. Считай, что я ничего тебе не говорила. Прости.
– К черту твои извинения! Мне жаль, что ты была слишком занята, разъезжая по всему свету в бизнес-классе, чтобы завести собственного ребенка, но, будь любезна, не лезь в мою жизнь.
Раздраженная и придавленная чувством вины, Франческа вышла из палаты. К ней, прихрамывая, приблизился солидный мужчина лет шестидесяти в темном костюме:
– Адвокат Кавальканте, могу я украсть у вас пять минут?
– Вы насчет моей племянницы? – спросила Франческа, непроизвольно понизив голос. Она не хотела еще одной истерики со стороны невестки.
– Нет-нет, прошу прощения, если вы неправильно поняли. Я желаю вам всего наилучшего. Моя фамилия Бенедетти, я руководитель частного охранного агентства «Цапля» в Милане. – Он показал ей удостоверение, выполненное по образцу ФБР.
Франческа насторожилась, вспомнив, что Джерри предупреждал о людях, которые хотели угнать с кладбища фургон.
– Вы дожидались меня здесь весь вечер?
– Нет, сначала я заехал к вам в контору, затем домой. Этот визит в больницу был последней попыткой встретиться с вами, и при неудаче я сделал бы еще один круг.
– Рада, что избавила вас от лишних хлопот. – Франческа не верила ни единому слову.
– Могу я проводить вас к машине?
«Черта с два я с тобой пойду», – подумала она.
– Давайте пройдем в приемный покой. Итак, о чем речь?
– О господине Гершоме Перетце.