Зло, которое творят люди — страница 51 из 63

– Я отказываюсь принимать вас в качестве клиента.

– В таком случае выход вон там. Отправляйтесь на поиски доказательств, а затем найдите магистрата, которого они заинтересуют.

Франческа взяла бумагу. Это был стандартный документ об оказании юридической помощи, в который уже были внесены ее данные. Она поставила подпись.

– Я дам отвод, как только выйду отсюда.

– Но все сказанное останется профессиональной тайной, иначе я лишу вас всего, что у вас есть. Думаю, я ясно выразился. Бен, включи видео.

– Какое видео? – спросила Франческа.

– Съемки камеры наблюдения за день, когда моего сына Пьеро убили.

56

Подняв Амалу с пола и снова усадив на стул, Орест снял с огня последние шпажки и отнес к столу. Затем сдвинул маску и начал есть.

– Не знаю, слышишь ли ты меня, Амала, – сказал он, жуя. – Но то, что ты увидела, не должно тебя пугать. Ты не такая, как они. И я никогда не относился к ним так, как к тебе. Они были всего лишь расходными материалами для экспериментов.

Он достал из термоконтейнера еще один тоник и открыл его. Шипение на мгновение привело Амалу в чувство, и она шевельнула губами, словно пытаясь что-то сказать.

– Есть такая поговорка: хочешь узнать человека, пройди милю в его ботинках. Остальные девушки были этими ботинками. Другого пути не было. Ты можешь считать, что это ужасно, порой я и сам так думал. Но теперь я знаю, как он мыслит, чего хочет, в чем состоит удовольствие от того, что он делает. Удовольствие, которое приносит полная власть над другим человеком или… возможность погасить его жизнь, как свечу. Это лишает тебя рассудка – как голод, только в твоей голове. Чтобы ненадолго насытиться, нужно погасить жизнь. Теперь я умею думать, как он, знаю, чего он хочет, к чему стремится, что его интригует. И знаю, как заманить его в западню. Все стало таким ясным, таким простым…

Закончив трапезу и вытершись бумажной салфеткой, Орест проверил состояние Амалы: она не совсем спала, скорее находилась в состоянии тяжелого наркотического опьянения. Он исчез за дверью спа-салона и вернулся с креслом-каталкой, в котором перевозил ее после похищения. Он положил Амалу в кресло и отвез в первый подвал, следуя кратчайшим путем. Направляющие заканчивались на середине стены, где двухметровая женщина с половником в руке, рябая от плесени, скрывала секрет. Орест отклеил ее от стены, и за ней обнаружилась деревянная дверь. Она была просто вставлена в стену и не имела петель. Орест вынул дверь, используя в качестве рычага все ту же лопатку. В открывшемся проеме стало видно, что на самом деле направляющие не заканчивались, а тянулись вдоль трехметрового коридора, упирающегося в бронированную дверь с ручкой «антипаника». Орест выкатил кресло-каталку в начало коридора, бережно положил Амалу на пол, а затем использовал кресло, чтобы добраться до бронированной двери.

Распахнув дверь в ночь, он доехал в том же кресле-каталке до своего укрытия за спа-салоном, взял охотничье ружье, когда-то принадлежавшее его отцу, а затем вернулся в начало коридора. Амала свернулась калачиком и время от времени похрапывала.

Орест стал ждать своего врага.

Грязь. Тридцать лет назад

Зловонная вода.

Прикроватный коврик под Италой покачивался бахромой, подобно водорослям, плавая среди обломков, принесенных дождем, а над ней грохотал апокалипсис. Окна превратились в гигантские краны, из которых сквозь решетки стекали мутные потоки, соединяющиеся с водой, уже затопившей термальные ванны.

Итала не могла пошевелиться. Она была пригвождена ножом, который Пьеро Феррари воткнул ей в спину. Штормовка и куртка отчасти защитили ее, и лезвие не проникло глубоко, но удерживало ее под водой.

Итала не успела набрать воздуха, и только инстинкт и шок от ледяной воды не позволяли ей сделать гибельный глоток, но она знала, что долго не выдержит. Утопление – ужасная смерть. Сначала ты изо всех сил стараешься не вдохнуть, хотя твоя нервная система посылает легким все более отчаянные сигналы. В крови повышаются углекислый газ и молочная кислота, и ты отравляешь сам себя. Тебе необходим кислород.

Затем наступает спазм, непроизвольный вдох. Легкие наполняются жидкостью, ты кашляешь и снова вдыхаешь, твои движения становятся судорожными и неконтролируемыми. Ты захлебываешься и горишь, секунду за секундой чувствуя, что умираешь.

Итала сопротивлялась почти минуту, пока Пьеро пинал ее в лицо и старался глубже вогнать нож. Он безуспешно попытался высвободить лезвие, затем снова на него налег.

Итала сумела зацепиться ступней за одну из ножек кровати, на которой лежало тело Джады, и потянулась в сторону от Пьеро, который тоже упал в воду, стараясь не выпустить нож. Итала перевернулась в тот самый момент, когда спазм заставил ее сделать вдох. Воздух. Благословенный воздух, воняющий гнилью.

Со сводчатого потолка над ней падали куски штукатурки и бетона, подталкиваемые водой, затопившей верхний этаж. И из каждой прорехи хлестали струи.

Пьеро прыгнул на нее сверху, пытаясь задушить. Итала снова перевернулась, подмяв его под себя. Он был гораздо сильнее, но ее мокрая штормовка стала скользкой, и ему не удавалось ее удержать. Она укусила его за нос, разорвав зубами ноздри.

Глаза Пьеро потрясенно расширились, и он глотнул воды. Итала снова укусила его и выплюнула еще кусочек плоти. Он оттолкнул ее, и они посмотрели друг на друга, по пояс в воде.

– Гребаная шлюха! – крикнул Пьеро. Его нос превратился в кровавое месиво, голос звучал как нелепое бормотание.

Какой-то предмет, проплывающий мимо, задел Италу по руке, и она инстинктивно схватила его. Это была пластиковая рукоятка ножа. Лезвие было сломано, остался лишь обломок длиной в пару сантиметров. Пьеро заметил это, развернулся и, барахтаясь, бросился в другую комнату. Итала попыталась схватить его свободной рукой, но пальцы соскользнули с края его штанины, и когда парень вырвался, его треники съехали до середины бедра. Пьеро снова кинулся прочь, стараясь удержать штаны и выкрикивая оскорбления в ее адрес, заглушаемые завываниями ветра. Итала снова попыталась удержать его, и на этот раз ей удалось повалить парня ничком. Она подняла его голову и приставила к горлу обломок лезвия:

– Почему, черт возьми?! Почему ты убил этих девушек?

– Потому что мне это нравится, уродливая корова!

Он толкнул ее локтем и попал как раз туда, куда ее уже пинали несколько часов назад. Предпоследнее ребро сломалось, и Итала взвыла от боли, выронив нож. Пьеро не остановился, чтобы подобрать его, и бросился дальше, придерживая рукой штаны. Он взбежал по ступенькам в другую комнату, где вода доходила ему еще только до щиколотки. Итала, задыхаясь, на четвереньках поползла за ним. Ее тело отказывалось подчиняться: обезболивающие и адреналин мало чем могли помочь в таких условиях. Сквозь слезы боли она смотрела на окружающий хаос: мебель и предметы обихода плавали, подталкиваемые струями из окон, разбитый телевизор лежал в опрокинутом кресле, десятки книг покачивались на воде, как плоскодонки. Итала пробиралась через все эти препятствия, в то время как на другой стороне подвала Пьеро уже поднялся по лестнице и добрался до входной двери, хлопающей от потока, что низвергался из ресторана.

Итала поняла, что не сможет догнать его прежде, чем он уйдет, и начала осыпать его оскорблениями на чистом диалекте, который не использовала с тех пор, как покинула родную деревню. Пьеро распахнул дверь, и на него навалился Локателли. В свете молний покрывающая мужчину кровь казалась черной, лицо выглядело мертвым. Пьеро вскочил первым, но Локателли и не попытался подняться. Он встал на колени, одной рукой держась за живот, а другой сжимая револьвер. Он произвел три выстрела, которые прошили Пьеро грудь и живот, точно ряд пуговиц.

Итала увидела, как парень рухнул в воду, затем побрела к Локателли. Несмотря на потерю крови, тот находился в сознании, но не мог встать. Мужчина ухватился за перила, и Итала помогла ему сесть на ступеньку.

– Скажи мне, что это он, – прошептал Локателли. – Скажи мне, что это Окунь, а не какой-то другой ублюдок.

– Да. Это он. Ты поймал его. Дай мне пистолет.

Он протянул ей оружие, скользкое от крови. Итала взяла его и спустилась на две ступеньки, чтобы посмотреть на Пьеро, окатываемого потоками воды. Он был еще жив. Итала приставила дуло пистолета к тому, что осталось от его носа, и с закрытыми глазами всадила в него последние три пули, прикрыв рукой лицо от брызг крови и осколков костей. Затем бросила пистолет и вернулась к Локателли.

– Он был еще жив? – спросил тот.

– Не знаю, но мне показалось правильным разделить ответственность.

– Ты хотела свою долю славы. – Локателли рассмеялся, брызжа кровью.

– Пошел ты. Давай выбираться отсюда.


Они кое-как вскарабкались по лестнице, поддерживая друг друга. Раненого охранника в коридоре уже не было. Локателли видел, как он, опираясь о стены, направлялся к выходу. За прошедшие минуты столовую заполонили грязь и обломки, упавшие в окна, перекрыв доступ в коридор.

Там была металлическая дверь – вероятно, служебный вход на кухню, – но она оказалась то ли чем-то заблокирована снаружи, то ли заперта. С той стороны вода не проникала, – возможно, там уже все было погребено под лавиной грязи. Из последних сил Итала попыталась взломать дверь, но та не подалась ни на миллиметр. Она вернулась в разгромленную столовую. Локателли поставил стол и два стула и сел. Итала пожалела, что не прихватила с собой поляроид, чтобы сфотографировать его сидящим посреди разрухи, по икры в грязи.

– Как у нас дела? – спросил он.

– Надо дождаться спасателей. Когда прекратится этот ад?

– Если так и дальше пойдет, все рухнет. Реки разлились, мы здесь прямо под водотоком, – покачал головой Локателли.

– Можем попробовать вернуться вниз и поискать другой выход.

Локателли снова покачал головой:

– Итала, я уже не встану. Если найдешь мне бутылку, я скоротаю время.