— Соловки,[125] — прочитал я броский заголовок над знакомым вислоусым фото. — Кажется, сегодня я уже ничему не удивлюсь!
Великий пролетарский писатель действительно побывал на проклятом острове, и… нашел там на удивления годные для жизни условия. Просторные и светлые казармы. Восьмичасовой рабочий день. Регулярное питание и повышенный паек за тяжелую работу. Обучение заключенных грамоте. Отдельные топчаны и матрасы для каждого. Беленые стены Кремля. Превосходную монастырскую библиотеку, ботанический сад и оранжерею с цветами. Довольные сытые лица. Изукрашенную зелеными островками серебряную гладь Красного озера.
— Вот же старая продажная б...ть! — не удержался я, отшвыривая газету как ядовитую змею. — Испортил себе некролог!
— Ты что-то знаешь про эти Соловки?
— Вранье! Вранье! Все вранье! — я не заметил, как перешел на русский; впрочем, собеседник все равно меня прекрасно понял. — Лживый старикан! От первого до последнего слова наглое вранье!
— Вполне вероятно, — с удивительной легкостью согласился Анри. Однако тут же продолжил гнуть свое: — Блокаду торговли никак нельзя допустить. Для Франции мелочь, но моему бизнесу дамского белья придется туго. Пострадают друзья и партнеры. Советы же… да и черт с ними.
— Но ведь там живут такие же люди как мы!
— Так русские сами виноваты, — развел руками француз. — Полагаю, им нравится, когда большевики, как бы в интересах государства, открыто выдают ложь за правду; я не видел в Москве ни малейших протестов.
Древний как мир взгляд на чужие проблемы сквозь призму собственной корысти. Простой, циничный… и оскорбительно-хлесткий, как неожиданная пощечина.
— Коварный напиток, — стиснув зубы пробормотал я, не узнавая собственного голоса.
Чертов лягушатник, выдумал себе оправдание — «сами виноваты». Так и немцы при Гитлере выйдут «сами виноваты». Китайцы при Мао. Корейцы при Киме. Вьетнамцы. Камбоджийцы.
— Арни, ты эгоист и сволочь! — я аккуратно отодвинул в сторону чашечку, мысленно прикидывая, с какой руки ловчее воткнуть кулак сытую морду еврокапиталиста. — Я же русский! Это моя страна!
Тем временем, отравленный алкоголем мозг действовал сам по себе, раскручивая цепочку мыслей: «Черт побери, как же он прав!». Никто не заставлял людей сажать на загривок большевистское ярмо, а потом тащить тяжелый воз под ударами партийного кнута. Сами, все сами. Сами прятались от настоящей правды и аплодировали трибунным горлопанам. Сами надевали лживые алые банты. Сами жгли барские усадьбы, с садистским удовольствием кидали на штыки офицеров. Сами писали доносы, сами отбирали у соседей квартиры, избы, лошадей и подштанники. Спустя десять лет после революции сами давятся в очередях за скудными пайками, но по-прежнему верят в торжество коммунизма. Скоро сами подставят затылки под пули. Вместо того, чтобы стрелять в чекистов из собственных наградных наганов.
Если сам для себя не найдешь верный путь, никто в целом мире не станет его для тебя искать. Французы в сороковом под танками Гитлера… сами виноваты. Слабое утешение. Негодная, порочная в самой своей основе логика. Самый настоящий «Скотный двор», из которого нет выхода.
— Мне показалось, ты давно порвал с Россией, — попытался сгладить неловкость собеседник.
— Сердце мое полно жалости. — Я с трудом вылез из-за стола. — Но учти, будущего у твоего бизнеса все равно нет. Советским пролетаркам кружевные лифчики без надобности. А скоро и в Европе они никому не будут нужны.
Кинул на столик первую попавшуюся купюру из крупных и пошел прочь, на всякий случай не оборачиваясь. Как Ларионов в Bellevue, год назад… Кстати, капитан таки сумел обернуть обиду в триумф! Какой еще намек нужен мне?!
Незачем ехать в Париж, Лондон или Нью-Йорк — друзей среди коммерсантов мне не найти. Зато врагов… им станет любой, кто узнает секрет будущего. Впору искать врагов среди врагов, точнее сказать — врагов сильнее моих врагов. Почему нет!? Нацисты? Ну уж увольте! Чан Кайши? Неру? Муссолини? Час от часу не легче.
Как там говорили классики? Худшие враги — бывшие друзья. Иначе говоря, худшие враги коммунистов — другие коммунисты. Они же, выходит, мои друзья. Бред. Или… постойте, постойте! Есть же прекрасный вариант!
Я обернулся к уже далекому ресторанчику, помахал рукой все еще недоуменно сидящему за столиком французу, прокричал что было сил:
— Merci beaucoup, Анри!
7. Враг моего врага
Константинополь-Берлин-Константинополь. Лето 1929 года (год до р.н.м.)
Стальная понтонная махина едва заметно дрогнула под моими ногами. В утреннюю суету Галатского моста[126] вплелся звонок пока далекого трамвая. Кто бы мог подумать, что настоящий центр Константинополя, перекресток главных водных и сухопутных путей, находится прямо посередине залива Золотой рог?
Позади, на южном берегу, — жалкие пеньки феодосиевых крепостных стен, круговерть стекающих с холмов узких улочек, карандаши минаретов и огромная парковка таксомоторов. Впереди, на севере, цепочками супермаркетов и дорогих бутиков выстроились модерновые многоэтажки.
Водяная гладь поделена не менее основательно. Древняя сточная труба Византии кажется заснувшей в прошлом веке — по блестящей на восходящем солнце глади бухты плавно скользит бесчисленное множество небольших парусных посудин и весельных лодок. Нечего и пытаться понять куда и зачем они направляются — оба берега, насколько хватает взгляда, — сплошная пристань. Внешняя же сторона моста — солидный дебаркадер для пассажирских пароходов местного сообщения. Большая их часть занята перевозкой пассажиров в рабочие кварталы, что широко раскинулись на азиатской стороне Босфора, но есть и специальные маршруты. Например до железнодорожного вокзала, в соседние городки или еще куда-нибудь.
Я оттолкнулся от перил, стряхнул с ладоней черную пыль из угля и золы. Пора идти. Письма отправлены, свежие газеты куплены, рейс на Принкипо отправляется через четверть часа. Как раз хватит времени занять удобное место на скамейке под тентом верхней палубы и на час погрузиться в созерцательную полудрему… так упрощающую переход из суетливого мегаполиса в курортное забвение.
Кто бы мог подумать, что погоня за бывшим наркомвоенмором приведет меня на крохотный клочок суши, затаившийся у восточного края Мраморного моря?
Неделю назад я начал с Советского консульства в Константинополе, куда, как писали в газетах, коммунисты вывезли товарища Троцкого с женой и сыном. Однако «Лев революции» успел оттуда съехать — сперва в неплохой отель, затем на виллу в пригороде. Узнать адрес оказалось не просто. Первый же совсотрудник, к которому я обратился, метнулся прочь — уж не знаю, какой из страхов превалировал в его душонке — перед своим начальством или недобитыми белогвардейцами. Скорее второе, ведь после явного непонимания ведущей тройки европейских языков я рискнул перейти на русский. В любом случае, желание углублять знакомство с «товарищами» у меня пропало начисто.
Выручила полиция. Прикинувшись любопытным немецким журналистом, я нагло вломился в ближайший участок:
— Wo ist Leon Trotzkis Haus? — обратился я к эффектному парню, форма которого удивительно сочетала в себе непомерно широкие, заправленные в высокие ботинки темно-серые бриджи, тесный, усыпанный пуговицами китель цвета хаки и пробковый шлем с массивной кокардой.
— Не могу знать! — выпалил тот в ответ. — Могу спросить!
— Будь так любезен…
После долгой и оживленной перебранки на языке янычар, откуда-то выполз старичок в штатском:
— Троджки?![127]
— Лев Троцкий, СССР! — уточнил я. Про себя добавил: «Пенсионный резерв РККА».
— Леон Троджки, — устало вздохнул старичок. — Поезжайте на остров Принкипо, там его найдете.
Так я попал в сонное царство старых оттоманских вилл и рыбацких лачуг, к лениво колеблющемуся зеркалу моря, бездонной голубизне неба, утопающим в зелени листвы улочкам. Идешь по таким и кажется, что разрываешь теплые ниточки солнечных лучиков. Их можно почувствовать, каждый в отдельности, нужно лишь не торопиться.
Стакан айрана и жаренная на углях рыбка с ничего не говорящим названием «серан» в портовом ресторанчике. Белесая муть анисовой водки поверх осколков льда и свежий белый сыр в крохотной деревенской таверне. Чашечка кофе на распахнутой в море гостиничной террасе. Так я узнал многое. Где искать виллу Троцкого и родословную его соседей. Сколько советское правительство платит за аренду этого замечательного трехэтажного домика и во сколько обошелся его ремонт. Перечень продуктов, закупаемых кухаркой опального вождя. Цену осла, которого почтальон купил для перевозки обрушившегося на него вала корреспонденции.[128] В качестве бесплатного приложения — бесконечное количество никчемных новостишек, местных сплетен и бесполезных советов.
Только перед самым закатом я добрался до улицы Иззет-паши, дома 29.
Постучал в двери увесистым бронзовым кольцом. Ожидание изрядно затянулось, но все же отозвалось энергичными шагами в глубине дома. Я уже было приготовился увидеть одного из величайших людей эпохи… наивный юноша! Через узкую щель на меня уставилась заросшая черной курчавой шерстью физиономия:
— Нет дома господина, — произнес привратник на ломанном немецком.
— Врешь, бездельник, — оторопел я. — Передай товарищу Троцкому, что у меня есть архиважные новости из России! Немедленно!
— Нет дома господина!
— Вопрос жизни и смерти!
— Нет дома господина!!!
— Да чтоб ты провалился, — сдался я. — Завтра господина будет?
— Потом.
Оказывается, эта обезьяна знает еще одно слово! Великое достижение ататюрковской школьной реформы. Расстраиваться, впрочем, я не стал. Придет новый день, тупой охранник сменится на вменяемого… главное не торопиться!