— Это что же, пять лет на карточках!? — подорвался Бабель. — Дольше чем в гражданскую!
— Каждый новый диктатор просто-напросто обязан осуществить свою собственную революцию и террор, — развел я руками. — Без этого он не может стать настоящим диктатором.
— Но постой, постой! — опасно застучал по тарелке ножом Айзек. — Там, — он кивнул на смартфон, — пишут что пик репрессий пришелся на тридцать седьмой и восьмой.
— Миллион на расстрел, два в лагеря, большинство с концом. Вывернулись единицы, — подтвердил я. — Почему? Смеяться над таким грешно, но… никто точно не знает! И не удивительно, над оправданием преступления билось три поколения коммунистов-пропагандистов, большая часть документов тупо уничтожена. Так что придумывают всякое. Одни историки тянут за хвост социальный заказ народных масс, другие — абсурдные заговоры генералов и особистов, чемоданы компромата от национал-социалистов, перспективу мировой войны, обострение классовой борьбы… кто во что горазд, да все равно неубедительно. Тяжело им. Разумную причину изобрести не выходит, а сам факт никак не замажешь — несколько процентов дееспособных граждан собственной страны зарыты в землю в самое благополучное для экономики время. Без революции, стихийного бедствия или хоть внятной внешней угрозы… мировая история последней пары сотен лет не знает трагедий сравнимого масштаба.
— Мужчины горазды придумывать сложности, — вмешалась Александра. — Всего-то глупый капитан сгноил припасы команды в трюме, зато ловко замел следы: повернул корабль на скалы.
— Шлюпок хватило не всем… — закончил метафору девушки Бабель. — Какая вампука!
За столом установилась тишина. Благодаря Саше — ненадолго:
— Может музыку включишь? Ты обещал, как только будет электричество…
— С удовольствием, — обрадовался я смене темы.
Пристроил смартфон боком к солонке, чтобы все видели экранчик:
— Что-с слушать-с сегодня-с будем-с?
— Популярное… — не стал подыгрывать мне Бабель. — Показывай, что там у вас, в будущем, молодежь любит?
— Если публика желает…
Шутливое настроение выплеснулось в ролик Nosferatu от «Bloodbound». Сюрреалистическая картина сражающихся нечеловеческих армий, сопровождающая не музыку, но «адский скрежет, треск и вой», произвела ошеломляющее впечатление. Не удивление — страх, у Саши скорее ужас. Пришлось успокаивать — рассказывать про компьютерные игры, из тех, что с мечом и магией. Для лучшего понимания запустил шутер Strike Team, однако быстро понял — аудитория перегружена впечатлениями чуть более чем полностью.
Пришлось переобуться — включить свежий клип «Forever for now» за авторством Лауры Перголизи. Андрогинная внешность, одежда унисекс — но при этом шикарный голос и медленный, вполне подходящий для 30-х годов текст. После третьего прогона Саша начала подпевать «rush, rush, take me away» после пятого — у нее начало получаться лучше чем у самой исполнительницы. Вернуться бы в будущее, раздобыть новый альбом, а то и несколько. Сделать из любимой девушки самую популярную певицу мира! Но увы и ах — подобная музыка мне никогда не нравилась, поэтому оказалась на флешке совершенно случайно — поистине the last of its kind.
Оставаться в долгу Бабель не захотел. После краткого экскурса в буйную биографию Артюра Рембо — этот ушлый тип, оказывается, торговал в Абиссинии слоновыми бивнями, — принялся декламировать «Le Bateau ivre».[244] Причем на языке оригинала, настойчиво, легко, как бы окуная нас в причудливый слог и столь же причудливо льющийся поток образов и сравнений.
А потом Саша уснула, прямо на моем плече.
Кольцов разбудил нас ближе к обеду, синие круги под его глазами выдавали бессонную ночь. Продуктов притащил небогато — пару буханок еще горячего хлеба и курицу-физкультурницу. Лекарств, если не считать за таковые порошки аспирина и склянки с мазями, при нем не оказалось вовсе. К счастью, Александра оправилась, пусть далеко не полностью, с кашлем и слабостью, но уже несомненно. Не знаю точно, что помогло ей больше, тяжелейший нервный стресс, или мои последние, безнадежно просроченные антибиотики. И, честно говоря, не хочу знать; главное — результат.
По опыту прошедшего дня, я было двинулся подкопать молодой картошки, да восстал хозяин дачи:
— Обжоры, вы же треть огорода изничтожили! Мне зимой зубы на полку класть?
— Курочку… с хлебом? Как-то очень… — попытался вразумить друга-скупердяя Айзек.
— По крестьянски? — пошутил я.
— Они курятину раз в год на престольный праздник пробуют, — не оценила юмора Саша. — Да и то не все, а лишь те, кто успел урвать кусочек из общего котла.
— Вот, держите, — Михаил ловко запрыгнул на табурет, выгреб с верхней полки несколько брикетов.
Дешевую серую бумагу обертки пятнали размашистые синие буквы: «Геркулес».
— Лошадиная каша! — схватился за голову Бабель. — Миша ну как ты мог?! Таки зачем ты набрался мерзких привычек в неметчине? Еще бы морковным чаем напоил. Или желудевым кофе![245]
— Отчего же? — удивился я экспрессии. Надорвал упаковку, потыкал пальцем в спрессованные хлопья. — Овсянка как овсянка. Самое то для здоровья.
— В кипятке живо разойдется, — поддержала меня Саша.
— Вы там, в своем будущем, вообще что едите? — подозрительно вкрадчиво поинтересовался Айзек. — Хватает ли у рабочих денег на что-то кроме эрзацев?
— Чистыми тысяч тридцать в месяц получают, не меньше… — заметив непонимание на лицах, быстро пересчитал: — В курицах, типа этой, выйдет тушек сто, а то и двести…
— Вот тебе и неизбежное обнищание масс!
— Булок хлеба, — я не стал прерываться на местные догмы, — под тысячу, не меньше. Кожаных ботинок — пар двадцать. Штанов, коли за брендами не гнаться, получится примерно полсотни.
Литераторы переглянулись:
— Простой рабочий, от станка, или там конвейера? — аккуратно уточнил Бабель.
— Не врешь? — по простому рубанул Кольцов.
— На библии поклянусь! — хмыкнул я. — А если серьезно, в книжках на смартфоне полно всяких умных цифр и графиков, покажу чуть позже, убедитесь сами.
Они навалились на меня вдвоем, как шквал, перекрикивая друг друга:
— Там у вас все богачи!
— Зачем за нос водишь? Совсем плохо в стране было, плохо стало, но в итоге-то что получилось, а?
— Выходит таки мы не зря революцию делали?!
— За ради такой легкой жизни стоит потерпеть!
— Ладно, не у нас, так хоть у наших детей всего вдосталь будет…
— Нет, ну ты сам-то хоть подумай?! Тысяча булок, всего на одну зарплату!
— Уделало таки наше плановое хозяйство буржуев!
— Постойте, постойте! Да погодите же! — мне пришлось кричать. — Уровень жизни Штатов и Европы двадцать первого века все равно повыше будет… раза эдак в два, как минимум. У них там главная национальная проблема — ожирение. В моде низкокалорийная еда, салаты из травы, заменители сахара. Овсянка, опять же, в тренде. И не смотрите на меня как на новые ворота! Беговая дорожка — лучший подарок ребенку!
— Сволочи! — с чувством резюмировал Кольцов.
— Господи! Выколи мне глаз![246] — насмешливо напомнила ему древнюю притчу Саша.
— Не, ну в два-то раза еще неплохо, по божески, — по своему рассудил Бабель.
— Товарищи, оптимизм здесь неуместен! — вновь вмешался я. — Полгода вкалывал грузчиком в Хельсинки и могу ответственно заявить: финские рабочие уже, то есть прямо сейчас, имеют схожий уровень потребления. Как-то без революции справились. Ну или вспомните получше, вы же сами ездили в Париж и Берлин! Должны, обязаны были заметить, что ничего экстраординарного в заявленном достатке нет! Скорее наоборот, как распишешь зарплату на ипотеку и автокредит, только на лапшу и останется. С соевыми сосисками.
Следующий час прошел предсказуемо. Литераторы, словно зачарованные бандерлоги, внимали рассказам о быте 2014 года. Их интересовало все: автомобили, продолжительность жизни, самолеты, турецкий оллклюзив, холодильники, кредитные карты, количество детей в семьях и особенности их воспитания, компьютерные игры, прочая чепуха. Александра привычно хлопотала по хозяйству — за время жизни в лесу она успела выудить из моей головы много больше интересных фактов.
Только запустив ложку в тарелку с дымящимся ароматом бульоном, товарищ Бабель сумел сформулировать вопрос:
— Но… Кто?
— В смысле?
— Кто заставил их отказаться от прибыли?!
— Кого?
— Ну их!
— Э… — замялся я. — Капиталистов что ли?
— Ну да! Кого же еще?!
— Хм…
Кстати подвернулся кусок куриной грудки — хоть и невелик, все же с мыслями собраться помог:
— Исаак Эммануилович, признаюсь, не ожидал. Вы действительно гений, и это никакое не преувеличение. Выбрать из всех возможных и невозможных вопросов самый краткий и точный! Кто! Одно лишь слово, но в нем вся история нашего бренного мира!
Падок автор «Конармии» на лесть, и в этом наше спасение. Выдержав полноценную минуту мхатовского молчания, я с академическим апломбом пустил в ход вызубренный кусок политэкономической теории:
— Как вы уже знаете, в ходе Великой войны рухнула старая добрая имперская идея. Европу завалило обломками домов и судеб, но жизнь, понятное дело, не остановилась. На арену политического цирка выбралось новое поколение вождей. Без магии уходящей к питекантропам генеалогии логика управления народами резко упростилась. Хочешь власти — придумай как обеспечить классовый мир и национальное единство. Звучит просто, но попробуй сделать на лоскутах идиотских версальских границ, да под прицелом окопавшихся в Коминтерне троцкистов. Ко всему прочему, драйва добавила Великая депрессия — самый тяжелый кризис за всю столетнюю историю капитализма…[247]
— Молодой человек! — шутливо погрозил мне Бабель широким ломтем хлеба. — Попрошу вас! Меньше умных слов!