Patrick Redfern called: “Hullo, Arlena.”
And then Emily Brewster’s foreboding took definite shape. For the recumbent figure did not move or answer.
Emily saw Patrick Redfern’s face change. He jumped out of the boat and she followed him. They dragged the boat ashore, then set off up the beach to where that white figure lay so still and unresponsive near the bottom of the cliff. Patrick Redfern got there first but Emily Brewster was close behind him.
She saw, as one sees in a dream, the bronzed limbs, the white backless bathing dress – the red curl of hair escaping under the jade-green hat – saw something else too – the curious unnatural angle of the outspread arms. Felt, in that minute, that this body had not lain down but had been thrown… She heard Patrick’s voice – a mere frightened whisper. He knelt down beside that still form – touched the hand – the arm… He said in a low shuddering whisper:
“My God, she’s dead…”
And then, as he lifted the hat a little, peered at the neck:
“Oh, God, she’s been strangled… murdered.”
It was one of those moments when time stands still. With an odd feeling of unreality Emily Brewster heard herself saying:
“We mustn’t touch anything… Not until the police come.”
Redfern’s answer came mechanically: “No – no – of course not.” And then in a deep agonized whisper: “Who? Who? Who could have done that to Arlena. She can’t have – have been murdered. It can’t be true!”
Emily Brewster shook her head, not knowing quite what to answer.
She heard him draw in his breath – heard the low controlled rage in his voice as he said:
“My God, if I get my hands on the foul fiend who did this.”
Emily Brewster shivered. Her imagination pictured a lurking murderer behind one of the boulders. Then she heard her voice saying:
“Whoever did it wouldn’t be hanging about. We must get the police. Perhaps – ” she hesitated – “one of us ought to stay with – with the body.”
Patrick Redfern said: “I’ll stay.”
Emily Brewster drew a little sigh of relief. She was not the kind of woman who would ever admit to feeling fear, but she was secretly thankful not to have to remain on the beach alone with the faint possibility of a homicidal maniac lingering close at hand. She said:
“Good. I’ll be as quick as I can. I’ll go in the boat. Can’t face that ladder. There’s a constable at Leathercombe Bay.”
Patrick Redfern murmured mechanically: “Yes – yes, whatever you think best.”
As she rowed vigorously away from the shore, Emily Brewster saw Patrick drop down beside the dead woman and bury his head in his hands. There was something so forlorn about his attitude that she felt an unwilling sympathy. He looked like a dog watching by its dead master. Nevertheless her robust common sense was saying to her: “Best thing that could have happened for him and his wife – and for Marshall and the child – but I don’t suppose he can see it that way, poor devil.”
Emily Brewster was a woman who could always rise to an emergency.
Глава 4
Утро 25 августа выдалось ясным и безоблачным. В такой день даже неисправимый лежебока не может долго валяться в постели. В это утро в «Веселом Роджере» несколько человек встали рано.
Было восемь часов, когда Линда, сидевшая за туалетным столиком, перевернула толстый томик кожаным переплетом вверх, провела по нему рукой и посмотрела на свое лицо в зеркале: губы поджаты, зрачки сужены.
– Я сделаю это… – выдохнула она.
Сняв пижаму, Линда переоделась в купальник, поверх него накинула халат, а на ноги надела сандалии. Выйдя из номера, девушка направилась по коридору. В дальнем конце находилась дверь, ведущая на балкон, откуда к скалам внизу спускалась наружная лестница. К скале была прикручена железная лесенка, ведущая к самой воде, которой многие постояльцы пансионата пользовались для того, чтобы быстро окунуться до завтрака, поскольку это отнимало меньше времени, чем спуск к основному пляжу. Спускаясь по лестнице вниз, Линда встретила своего отца, который поднимался навстречу.
– Рановато ты сегодня, – сказал тот. – Хочешь искупаться?
Линда молча кивнула. Они разошлись. Однако вместо того, чтобы спуститься к скалам, девушка повернула налево в обход пансионата. Она вышла на дорожку, которая вела к дамбе, соединяющей остров с большой землей. Был прилив, и дамба скрылась под водой, однако у маленькой пристани качалась лодка, на которой переправлялись постояльцы пансионата. Лодочник куда-то отлучился. Линда спрыгнула в лодку, отвязала ее и взялась за весла. Хозяйка магазина только что сняла ставни и подметала пол. Увидев Линду, она удивилась.
– Вот так дела, мисс, вы сегодня рано!
Сунув руку в карман халата, девушка достала деньги и приступила к покупкам.
Когда Линда вернулась в пансионат, перед дверью ее номера стояла Кристина Редферн.
– А, вот ты где! – воскликнула Кристина. – А я-то думала, что ты еще не вставала!
– Нет, я уже сходила искупалась, – ответила Линда.
Заметив у нее в руках сверток, Кристина удивленно сказала:
– Как рано сегодня доставили почту…
Линда залилась краской и, смутившись, неловко выронила сверток. Тонкая бечевка лопнула, и содержимое раскатилось по полу.
– Зачем ты накупила свечей? – воскликнула Кристина.
Но, к счастью для Линды, она не стала дожидаться ответа, а продолжила, помогая собрать покупки:
– Я пришла, чтобы спросить, не пойдешь ли ты сегодня утром со мной в бухту Чаек. Я хочу сделать там несколько набросков.
Линда с готовностью согласилась. За последние несколько дней она уже не раз сопровождала Кристину. К живописи та была равнодушна, но, возможно, нашла в ней предлог успокоить свое самолюбие, поскольку ее муж теперь уже почти все свое время проводил с Арленой Маршалл.
Сама Линда становилась все более угрюмой и раздражительной. Ей нравилось проводить время вместе с Кристиной, которая, поглощенная работой, почти не говорила. Для девушки это было все равно что находиться в полном одиночестве и в то же время иметь хоть какое-нибудь общество. Между ней и Кристиной установилась симпатия, вероятно, основанная на обоюдной неприязни по отношению к одному и тому же человеку.
– В двенадцать у меня теннис, так что нам лучше выйти пораньше, – сказала Кристина. – Как насчет половины одиннадцатого?
– Хорошо. Буду готова. Встречаемся в фойе.
Сбегая вниз по лестнице, Линда налетела на Розамунд Дарнли, выходящую из обеденного зала после позднего завтрака.
– Ой! Простите, мисс Дарнли!
– Чудесное утро, не правда ли? – приветливо сказала та. – После вчерашнего трудно в это поверить.
– Согласна. Мы с миссис Редферн идем в бухту Чаек. Я обещала встретиться с ней в половине одиннадцатого. Кажется, я опаздываю…
– Нет, еще только двадцать пять минут одиннадцатого.
– О! Отлично!
Девушка запыхалась, и Розамунд с любопытством посмотрела на нее.
– Линда, ты, часом, не заболела?
У той светились глаза, щеки горели румянцем.
– Нет, нет! Всё в порядке!
– Сегодня такой чудесный день, что я решила сходить на завтрак. Обыкновенно я завтракаю в постели. Но сегодня спустилась вниз и встретилась лицом к лицу с яичницей с ветчиной, как поступают лишь настоящие мужчины.
– Да – после того, что было вчера, погода просто райская. По утрам в бухте Чаек очень хорошо. Я намажусь маслом для загара и стану совсем черной.
– Да, по утрам в бухте Чаек восхитительно, – согласилась Розамунд. – И там гораздо спокойнее, чем здесь, на пляже.
– Идемте с нами, – застенчиво предложила Линда.
Мисс Дарнли покачала головой.
– Только не сегодня. У меня есть другие дела.
На лестнице появилась Кристина Редферн. На ней были свободное кимоно с длинными рукавами и широкие брюки из зеленой ткани с желтым рисунком. У Розамунд зачесался язык сказать, что для светлых волос и анемичной белой кожи зеленый с желтым – самые неподходящие цвета. Ее неизменно раздражало, когда люди не чувствовали цвет.
«Если б я одевала эту девочку, ее муж быстренько бы обратил на нее внимание, – подумала она. – Какой бы ни была Арлена, одеваться она определенно умеет. А эта бедная девочка похожа на увядший салат-латук…»
– Желаю вам приятно провести время, – сказала Розамунд вслух. – А я отправляюсь на Солнечную террасу с книгой.
Эркюль Пуаро позавтракал у себя в номере – как обычно, кофе и булочки. Однако красота утра заставила его покинуть пансионат раньше обыкновенного. Было всего десять часов, когда он спускался на пляж, по крайней мере, на полчаса раньше обыкновенного. Да и на самом пляже в это время был всего один человек.
Арлена Маршалл. Облаченная в белый купальник, с зеленой китайской шляпой на голове, она пыталась спустить на воду белый деревянный плот. Пуаро галантно поспешил на помощь, при этом промочив насквозь свои белые замшевые штиблеты. Арлена Маршалл поблагодарила его. Она уже была готова отчалить, но затем окликнула маленького бельгийца:
– Месье Пуаро!
Тот поспешил к кромке воды.
– Мадам?
– Сделайте для меня одно одолжение, хорошо? – сказала Арлена Маршалл.
– Все что пожелаете.
Она улыбнулась.
– Никому не говорите, где я. – Ее взгляд наполнился мольбой. – Все непременно последуют за мной. А мне очень хочется побыть одной.
Она налегла на весла.
Пуаро вернулся на пляж.
– Ah, ça, jamais! – пробормотал он. – В это, par exemple, я не верю.
Он сомневался в том, что Арлене Стюарт, если называть ее тем именем, под которым она играла на сцене, когда-либо в жизни хотелось одиночества. У Эркюля Пуаро, повидавшего мир, были другие соображения на этот счет. Вне всякого сомнения, миссис Маршалл условилась о встрече с кем-то, и Пуаро прекрасно знал, с кем именно. Точнее, думал, что знает, но, как выяснилось, он ошибался. Ибо как только плот вышел из бухты и скрылся из виду, из пансионата на пляж спустился Патрик Редферн, за которым следовал Кеннет Маршалл.