ым фонтаном, выплёскивая на неё капли-аплодисменты.
Блеснув жемчужными зубками, сверкнув обворожительной улыбкой, Мелани скрылась за кулисами. Небрежно сунув в руки кому-то уже порядком надоевший букет, она скользнула в гримёрку и захлопнула за собой дверь. Девушка взглянула на себя в зеркало, одной рукой опершись о стену. Лицо её более не выражало чувства радости и счастья. Всё это проходило слишком быстро. Певица глубоко и с надрывом вздохнула, с трудом выпустив воздух из лёгких. На большом календаре возле зеркала виднелась дата: седьмое июля тысяча девятьсот восемьдесят третьего года. Утерев разом вспотевший лоб, Мелани принялась разглядывать отражение. Ей отвечала взглядом стройная белокурая девушка ослепительной красоты. Огромные голубые глаза, вызывающие моментальную влюблённость у любого раз в них окунувшегося, полнились слезами.
Девушка была беременна, и знала об этом. Шла третья неделя с того момента, когда она со слезами боли и отчаянья сообщила об этом мужу. Любимый обнимал, целовал, готов был носить на руках. Мужчина не понимал, почему Мелани ревёт, закрывшись в ванной, почему выступления на сцене стали для неё болью. Почему каждый раз, когда она готовилась выйти на помост, и исполнить очередную арию, у неё дрожали руки и спасали только наркотики. Непонимание стучало в дом, грозя выбить двери и окна уничтожающим порывом ненависти и злобы.
Мелани запиралась в ванной и рвала календарь на части, ревела, роняя тяжёлые крупные слёзы на холодный кафель пола. Умоляла кого-то о прощении, часами стояла на коленях, склонив разгорячённую голову к керамическим плиткам, пытаясь унять сумасшествие, постепенно охватывающее всё больше и больше. Временами она запиралась на кухне, наслаждаясь ночной прохладой. Порывы ветра врывались в раскрытое окно, овевая стройную, одетую в лёгкое платье фигуру. Окутывали её неосязаемыми пальцами, заползали в самые сокровенные места на теле, ласкали, нежно прикасаясь к ногам, словно холодные, навеки потерявшие тепло, губы.
В такие моменты Мелани вспоминала утро пятилетней давности. Комиссию по приёму на работу. Отказ, потому что голос девушки не подходил для оперы. Слёзы, боль и страх.
У неё не было семьи: отца Мелани не знала, а мать умерла за три года до её поступления в университет. Закончив обучение, девушка продала дом в их небольшом городишке, и уехала «покорять» Милан. Но за два года так ничего и не получилось. Деньги кончились, а последняя попытка устроиться на работу оказалась проваленной. Можно было продолжать трудиться официанткой и зарабатывать себе на жизнь, снимать крохотную квартирку на окраине города. Но она не могла вынести отлучение от музыки. Девушка считала, что создана для оперы, для феерических выступлений, для рукоплесканий тысяч восторженных зрителей, для цветов, чьи ароматы кружат голову сильнее, чем старое французское вино. Каждый свободный день Мелани проводила у здания оперы, внимательно вглядываясь в афиши, до боли закусывая губу, представляя себя на месте звёзд.
Тот день закончился тёмной ночью, когда девушка бежала, не видя дороги, не вытирая слёз, струящихся из мечтательных голубых глаз. В голове звучали слова цыганки, гадавшей ей три месяца назад. К ней Мелани пришла, принеся последние сбережения, надеясь на помощь. Гадалка не взяла деньги, угрюмо посмотрев на девушку. Единственное, что она сказала:
— Опасайся своих желаний. Не всегда то, что хочешь, может обернуться добром для близких…
Мелани так и не поняла тех слов. Разочарование било сильнее кнута в умелых руках палача. Девушка бежала, проклиная себя, судьбу, и то, как с ней поступила жизнь. Она готова была отдать всё, что имела, свою душу, чтобы только добиться мечты, порхающей в недостижимой высоте, с каждым взмахом крыльев всё более удаляющейся от жаждущих её рук.
Остановилась она только неподалёку от местного кладбища, обессилено опершись о холодную железную ограду. Осознание того, что жизнь в очередной раз отвернулась от неё, давило и пригибало к земле. Мелани устала реветь, устала слышать постоянные отказы, она устала жить.
Безразличным взглядом окинула искусно отлитые стальные узоры, опутывающие бетонное заграждение. Извивы рваными спиралями уходили вдоль кладбища, завершая круг, сплетались крепким монолитом, трансформируясь в два языка пламени. Неожиданно ударила мысль о завершении такой ненужной и бесцельной жизни, где она не смогла найти себе места. Как по заказу, рядом оказался грязный осколок стекла. Отдаваясь порыву, девушка полоснула себя по запястью, крича от боли и страха. Небо ответило смехом грома, заглушая опоздавшие сожаления. Алая кровь брызнула на землю, окропляя пожухлую траву. Несколько капель попало и на узоры кладбищенской ограды. Они зашипели, втягиваясь в железо…
Медленно закрывались голубые, как небо, глаза.
Свернувшись калачиком, Мелани отчаянно пыталась удержать сознание, одной рукой останавливая кровь. В этот момент могучая рука оторвала девушку от земли, подняв легко, словно пушинку. Из последних сил удерживаясь на краю беспамятства, она взглянула в заполненные тьмой провалы глаз. Некто огромного роста удерживал её на весу, разглядывая саму сущность, душу, проникая невидимыми пальцами в самые затаённые её уголки.
— А ведь я могу помочь, — эхо от грубого голоса разнеслось далеко окрест, заглушив даже звуки грозы. Он сминал волю, уничтожая её Я. — Могу помочь…
Помимо воли потянулась она к спасению, не думая ни о чём. Юное тело требовало жить, вопреки всему.
— Помоги…
С треском в землю впилась молния, запахло палёным. В следующее мгновение на девушку обрушилась тьма.
Очнулась она на диване в угловой квартирке, которую снимала последние два года. Напротив неё сидел мрак. Иначе это чернильное пятно Мелани назвать никак не могла. Бросив взгляд на руку, она увидела, что не было крови, не было даже шрама. А потом голос… сводящий с ума, вкрадчивый, нежный:
— Я выполню твоё самое большое желание. Ты хотела смерти, хотела отдать душу на вечное блуждание во тьме. Я спас тебя, услышав невольную мольбу о помощи, почувствовал вкус твоей крови. Я сделаю то, о чём ты мечтаешь, — от голоса кружилась голова, а запястья сводило судорогой. В висках кололо и словно билось какое-то создание, стремясь вырваться наружу. — Ты будешь петь, ты будешь знаменита, но только пять лет, а дальше я заберу твою жизнь и самое для тебя дорогое…
Поддаваясь гипнотическому голосу, Мелани раскачивалась в такт словам, падающим неторопливо, как листья осенью. У неё не было ничего: ни дорогого, ни дешёвого. Что ей было терять?
— Я согласна…
— Очнулась тварь?! — голос заставил выплыть из забытья. Голова наливалась свинцовой тяжестью. С трудом подняв веки, девушка посмотрела голубыми глазами на массивную сгорбленную фигуру, медленно затачивающую циркулярный диск.
Большое холодное помещение окутывал полумрак. В дальнем конце находился стол, рядом к стене цепями был прикован её муж. Его лицо выражало животный страх, глаза расширились, словно он знал, что сейчас произойдёт.
— Правильно боится, правильно. За грех жены нужно расплачиваться, уговор есть уговор, — с этими словами фигура поднялась, распрямила плечи и Мелани увидела провалы вместо глаз, заполненные тьмой.
— Рано, ты не должен был, слышишь, не должен был! — девушка забилась в путах, пытаясь вырваться.
— Конечно, рано, я не спорю. Только вот решил я немного изменить договор. Тем более, имею на это полное право, — хохот отбросил Мелани к стене. Она сидела, не в силах даже зажать уши, проклиная себя за когда-то данное слово. А так же за то, что не умерла в ту проклятую ночь.
В помещении заиграла музыка, а существо, девушка не могла назвать его человеком, пританцовывающей походкой двинулось к её мужу. Сквозь призрачное тело виднелись очертания стола и её любимого.
— Обожаю Моцарта, — с этими словами он ударил диском от пилы по руке мужчины, зараз перерубив её. На пол упала кисть с торчащими из неё жилами. Кровь собиралась в лужу карминового цвета.
Крик Мелани разнёсся по всему помещению, дробясь на осколки, отражаясь от стен и аккомпанируя Моцарту и ритмичному чавканью, раздававшемуся из противоположного от неё угла. Её муж уже давно не кричал, истекая кровью. Он только всхлипывал, когда в очередной раз диск отрубал от него куски мяса, а существо жадно припадало к обнажившейся плоти, отрывая кровавые ошмётки. На стену летели густые алые брызги, напоминавшие масляные краски на холсте. Вожделенное урчание добравшегося до желаемой плоти создания сводило с ума и кружило голову мутным ощущением тошноты. Рвотные спазмы были очень сильны, только каким-то чудом Мелани ещё удерживалась на грани сознания, не пропадая в спасительную тьму.
Сколько прошло времени, девушка не знала. Она охрипла от постоянных криков, голова болела от музыки, страха и отвращения. Существо, наконец, поднялось, скрипуче рассмеялось, утирая окровавленный рот.
— Я не ожидал, что тут будет подарок в виде нерождённого ребёнка, — как гром среди ясного неба эти слова поразили Мелани в самое сердце. Мысль о смерти, к которой она успела привыкнуть, снова отодвинулась на второй план.
— Ты не сделаешь этого! — вместо крика из горла вырвался только хрип напополам с кровью.
— Конечно, не сделаю, — существо отвязало певицу от стены, взвалило на плечо и понесло к столу с пилой. — Нужно быть осторожнее в своих желаниях, поделишься этим знанием в аду…
Раздался визг циркулярки, с лёгкостью подавивший остальные звуки и поглотивший в себе отчаянные мольбы девушки.
Ясные голубые глаза смотрели до тех пор, пока их не коснулось разгорячённое колючее железо.
Полёт
А почему у нас нет перьев, нет крыльев — одни только лопаточные кости — фундамент для крыльев? Да потому, что крылья больше не нужны… крылья только мешали бы. Крылья — чтобы летать, а нам уже некуда… Не так ли?
С высоких небесных пределов сорвалась яркая белая точка. На миг зависнув между мирами, она преодолела незримую границу и растворилась в голубом океане воздушного пространства. С хлопком и ослепительной вспышкой ворота затворились.