Наконец, убедившись в том, что волосы не окрасились, она высушила их, надела халат и, перейдя в гостиную, разбудила компьютер. Войдя в базу данных полиции, она заполнила окошко «второе имя» в поисковой форме буквами Э-Л-И, ожидая, что результатов не будет: к этому моменту Эли уже должен был покончить с Домиником. Однако поисковик выдал два профиля. Первый принадлежал Доминику.
А вот второй принадлежал Виктору.
Она трижды перечитала профиль, кусая губы, а потом принялась искать телефон, который швырнула на кровать, как только вошла в номер. Он нашелся под грудой одежды и полотенец – и она уже начала набирать номер Эли, когда вдруг замерла.
До полуночи меньше часа.
Это ловушка.
Конечно, Эли тоже это поймет, но пойдет туда все равно. С какой стати ему не ходить? Что бы ни запланировал враг Эли, у этой ночи может быть только одно окончание: Виктор Вейл в мешке для трупов. А Сидни? У Серены заныла грудь. Впервые ее решимость дала сбой: она не была уверена в том, что у нее хватит сил смотреть, как Эли повторяет свою попытку. Пусть даже на самом деле это не ее сестра, а только тень той девочки, которая двенадцать лет к ней липла, самозванка, принявшая форму ее сестры. Все равно.
Ее пальцы замерли у экрана. Она может перетащить профиль в корзину. Эли не успеет его отыскать. Однако это всего лишь отсрочит казнь. Виктор хочет найти Эли, а Эли хочет найти Виктора: так или иначе, они своего добьются. Она в последний раз посмотрела на профиль Виктора и попыталась представить себе человека, который когда-то был другом Эли, вернул его к жизни и сделал тем, кем он стал, спас ее сестру… И, уже набрав номер Эли, она почти пожалела, что у этого человека нет никаких шансов.
За пятьдесят минут до полуночи
Бар «Три вороны»
Вырвавшись из дверей «Трех ворон», Эли набрал номер следователя Стелла и велел ему прислать копа в бар, чтобы подчистить хвосты.
– Это был ЭО, да? – уточнил Стелл.
Сам вопрос вкупе с прозвучавшим в голосе офицера сомнением очень озаботили Эли, однако ему некогда было заниматься упрямым следователем – не сейчас, когда шел отсчет последних минут.
– Конечно, да! – отрезал он и отключил связь.
Эли приостановился под металлическими воронами на вывеске бара, пригладил волосы рукой и осмотрел улицу в поисках Доминика Рашера или Виктора Вейла, но увидел только пьяниц, бомжей и машины, которые пролетали так быстро, что рассмотреть водителей и пассажиров было невозможно. Он выругался, со всей силы пнул ближайший мусорный бак, получив удовольствие от проявившейся и тут же начавшей уходить боли: какую бы он ни заработал сейчас травму, она стремительно исчезала – кости, ткани и кожа идеально восстанавливались.
Ему не следовало убивать Митчелла Тернера.
Он это понимал. Однако этот человек не был невинным на самом-то деле. Эли видел материалы полиции. Тернер был грешником. А те, кто становится на сторону чудовищ, сами почти ничем не лучше. Тем не менее после сделанного он не почувствовал тишины, мгновений умиротворения – и у Эли заныло сердце из-за того, что его лишили спокойствия, заверения в том, что он не сошел с пути истинного.
Эли склонил голову и перекрестился. Его нервы только-только начали успокаиваться, когда зазвонил телефон.
– Что еще? – рявкнул он в трубку, шагая к своей машине, оставленной на стоянке через улицу.
– Виктор запостился в базе данных, – сказала Серена. – Та стройка, «Фалкон прайс». Первый этаж. – Ему слышно было, как открывается дверь на балкон. – Она тут, напротив отеля. Ты разобрался с Домиником Рашером?
– Нет, – рыкнул он. – Но Митчелл Тернер мертв. Время по-прежнему полночь?
Его гнев постепенно остывал: наличие цели помогало ему вернуть сосредоточенность с той же быстротой, с какой его организм заращивал повреждения кожи. Все шло по расписанию. Не по его собственному, но все-таки по расписанию.
– По-прежнему полночь, – подтвердила Серена. – И как насчет полиции? Мне позвонить Стеллу? Сказать, чтобы он отправил на высотку своих людей?
Эли пробарабанил пальцами по капоту, вспоминая вопрос Стелла и тон, которым он был задан.
– Нет. Только после полуночи. Тернер мертв, а Виктор – мой. Скажи, чтобы пришли туда в двенадцать, не раньше, и вели стоять снаружи, пока мы не закончим. Скажи, что это небезопасно. – Он сел в машину, затуманив стекла своим дыханием. – Я уже еду. За тобой заехать? – Она не ответила. – Серена?
После долгого молчания она наконец сказала:
– Нет-нет. Я еще не оделась. Встретимся там.
Серена закончила разговор.
Она облокотилась на перила, почти не замечая ледяного холода от металлического ограждения: ее взгляд приковали клубы дыма.
Двумя этажами ниже и через несколько номеров вбок дым струился из открытых дверей балкона, поднимаясь к ней. Пахло горелой бумагой. Серене этот запах был хорошо знаком: в старших классах они с друзьями обязательно разжигали костер в первый день каникул и бросали в него старые сочинения и тесты, предавая прошедший год огню.
Но какими бы хорошими ни были номера «Эсквайра», каминов в них не было.
Она все еще гадала, что это за дым, когда на балкон вышел большой черный пес. Он просунул голову между прутьев решетки, а потом девчачий голос его окликнул.
– Дол! – позвала девочка. – Дол! Вернись.
У Серены мороз пробежал по коже. Этот голос был ей знаком.
А в следующую секунду хрупкая светловолосая девчушка, которую многие раньше принимали за сестру-близнеца Серены, выскочила на балкон и потянула пса за загривок.
– Ну же, – попросила Сидни, – давай уйдем.
Пес повернулся и послушно последовал за ней в помещение.
«Который номер?»
Серена начала считать. Двумя этажами ниже. Тремя номерами дальше.
Она резко развернулась и ушла в комнату.
За сорок минут до полуночи
Бар «Три вороны»
Доминик взялся за Виктора и Митча и в тишине и тени вывел их из туалета, провел по залу и доставил в переулок сбоку от здания.
Виктор кивнул, Доминик разжал руки – и мир вокруг них ожил. Даже пустынный переулок воспринимался какофонией по контрасту с гнетущей тишиной перехода. Виктор подвигал плечами и посмотрел на часы.
– Это было… жутковато, – сказал Митч, у которого резко испортилось настроение после того, как его подстрелили.
– Это было чудесно, – возразил Виктор. – Пошли.
– Так я гожусь? – спросил Доминик, снова разминая пальцы.
Виктор прочел в его глазах страх и отчаянную надежду на то, что боль не вернется. Ему понравилось, что желания Доминика настолько хорошо читаются. Так было проще.
– Ночь еще не кончилась, – ответил он. – Но пока ты хорошо справляешься.
Пока они шли к углу переулка, Митч ворчал из-за дыры в куртке. Виктор помнил, что она была первой покупкой Митча после побега: качественная куртка на окрашенном в темный цвет гусином пухе, который теперь вываливался мелкими облачками при движении.
– Думай о плюсах, – посоветовал Виктор. – Ты жив.
– Ночь только началась, – пробормотал Митч, переходя с ними через дорогу.
Он сказал еще что-то… вернее, начал говорить: его прервал внезапный вой сирен.
Полицейская машина вылетела из-за угла и помчалась по улице в их сторону, в красно-сине-белых отблесках и резких волнах шума. Митч развернулся, Виктор напрягся – и время замедлило свой бег. А потом время просто остановилось. Виктор ощутил, как за его локоть ухватились пальцы, за долю секунды до того, как ночь потеряла краски и звуки. Полицейская машина застыла, зависнув между мгновениями в дымке теней Доминика. Вторая рука Доминика держала Митча за запястье, и все трое теперь стояли в темноте его междумирья, застыв так, словно они тоже стали пленниками времени. Виктор признал бы (если бы мог сейчас что-то признавать, если бы его слова имели форму и звучанье), насколько полезным оказался Доминик Рашер, но раз уж он не мог этого сделать, то молча кивком указал на парковку – и все трое побрели в вязком воздухе через улицу.
Виктор сознавал, что у них проблема.
Хотя Доминику и стало гораздо лучше, он был не в том состоянии, чтобы протащить их через город. Им нужна машина. Однако они не смогут воспользоваться машиной, не выйдя из тени, а стоит им это сделать, как патрульный автомобиль снова понесется по улице к «Трем воронам». Виктор повел их к краденому седану (остальные гуськом потянулись за ним), а когда они оказались на месте, жестами приказал встать на колени в промежутке между их машиной и той, которая стояла за ней: когда-то это был автомобиль с откидным верхом, но теперь его превратили в гораздо более крупный грузовик. Он перевел дыхание и тихо чертыхнулся (что для Виктора было равнозначно молитве), после чего кивнул Доминику, чья рука исчезла с его локтя, сорвав полог тишины и снова ввергнув мир в хаос.
Патрульные резко затормозили у входа в бар, не отключая сирену. Виктор затаил дыхание и, прижавшись к металлическому боку машины, выглянул из-за бампера. Сирена резко замолчала, оставив после себя звон в ушах.
Два полицейских выскочили из машины и встретились у входной двери.
Один нырнул в бар, но второй остался на тротуаре, подтверждая их прибытие по рации. Что-то насчет трупа. Они приехали за трупом Митча! Это грозило проблемами, ведь трупа нет, что очень скоро станет совершенно ясно.
«Иди внутрь!» – мысленно умолял он второго копа.
Но тот не двигался с места. Виктор вытащил пистолет и навел его на полицейского, нацелившись прямо в голову. Он бы попал наверняка. Втянув в себя воздух, он задержал дыхание. Виктор не испытывал чувства вины, страха или хотя бы опасения последствий – в отличие от нормальных людей. Все это в нем давно умерло или, по крайней мере, притупилось до полной бесполезности уже много лет назад. Однако он приучил свой разум реконструировать эти чувства на основе воспоминаний и свести их в некий кодекс. Не настолько детально проработанный, как набор правил Эли – просто незамысловатое желание по возможности избегать убийства посторонних. Он не чувствовал неправильности, кладя палец на курок, однако его разум подсказал слово «неправильно». Он чуть опустил ствол, понимая, что, пожертвовав смертельным выстрелом, он пожертвует и стопроцентным шансом успешного побега.