Он мрачно усмехнулся и отключил остатки боли.
– Тебе меня не убить, Эли! – подначил он.
– Вот тут ты и ошибся, Виктор. И на этот раз, – пообещал он, закрепляя проволоку, – я буду смотреть, как из твоих глаз исчезает жизнь.
Митч смотрел, как горит труп Серены, и старался не слушать звуки выстрелов, доносящиеся из высотки. Он должен доверять Виктору. У Виктора всегда есть план. Но где он? И где Доминик?
Он снова сосредоточился на трупе и своем задании, пока за деревянной оградой не заработали красно-синие мигалки, бросая блики на стены темного здания. Это нехорошо. Копы пока не во дворе, но еще несколько минут – и от них тут будет тесно. Митч не рискнул воспользоваться взломанными воротами перед зданием, прошел к задней стене и дыре в ограде и там обнаружил Сидни, наклонившуюся над полуживым Долом, и Доминика, который возвышался над ними в безмолвной молитве.
– Сидни Кларк! – рявкнул он. – Какого черта ты тут делаешь?
– Она велела мне пойти туда, где будет безопасно, – прошептала Сидни, поглаживая Дола.
«Она», – подумал Митч. Видимо, та самая «она», что сейчас горит по ту сторону от здания.
– И ты заявилась СЮДА?
– Пес был мертвый, – прошептал Доминик. – Я его видел. Он был мертвее мертвого… а теперь…
Митч схватил Доминика за рукав.
– Выводи нас отсюда. Немедленно.
Доминик наконец оторвал глаза от девчушки и собаки и, похоже, только теперь заметил цветные блики на деревянной ограде и стенах. Хлопали двери машин. Топали сапоги.
– Черт!
– Вот именно.
– А как же Виктор? – спросила Сидни.
– Надо будет где-то его подождать. Не здесь, Сид. Нам не полагалось ждать здесь.
– А если ему понадобится помощь? – возмутилась она.
Митч постарался улыбнуться.
– Это же Виктор, – выдавил он. – Он с чем угодно справится.
Однако когда они взялись друг за друга и исчезли в тенях, у Митча возникло мерзкое подозрение, что он ошибся и его проклятие пришло за ним сюда.
Эли услышал топот и громкие приказы: полицейские спешили к ним через многочисленные комнаты с пленочными занавесями. Виктор скорчился на полу, и вокруг стула все было залито его кровью. Глаза у него были открыты, но уже тускнели. Эли хотел убить его сам, а не руками миритской полиции и, уж конечно, не Серениными.
Сам.
Он увидел нож Виктора на полу в нескольких шагах, схватил его и нагнулся.
– Тоже мне, герой! – прошептал Виктор с двумя последними, судорожными вздохами.
Эли аккуратно приставил нож Виктору под ребра.
– Прощай, Виктор, – сказал он.
А потом вогнал нож в тело.
Доминик пошатнулся.
Он упал на четвереньки в переулке через четыре квартала от высотки – на безопасном расстоянии от толпы полицейских, от горящей девушки, от пистолетов. Он вскрикнул – и одновременно Сидни схватилась за руку, а Митч потер ушибленные ребра. Боль нахлынула на них, словно прилив, словно выдох: как будто что-то удерживалось в стороне – и теперь вернулось. И один за другим они поняли, что это означает.
– Нет! – вскрикнула Сидни, поворачиваясь обратно к высотке.
Митч поймал ее за талию и, морщась, держал, пока она лягалась, кричала и требовала ее отпустить.
– Все кончено, – шептал он вырывающейся девочке. – Все кончено. Кончено. Прости. Все кончено.
Эли смотрел, как глаза Виктора сначала расширились, а потом опустели. Его голова завалилась вперед, лбом к металлическим перекладинам стула. Мертв. Как странно, что сам Эли считал Виктора непобедимым! Он ошибался. Эли вытащил нож из груди Виктора и остановился посреди залитой кровью комнаты, дожидаясь привычного умиротворения, мгновений спокойствия. Он закрыл глаза, запрокинул голову – и ждал… и продолжал ждать, когда копы во главе со следователем Стеллом ворвались в комнату.
– Отошел от трупа! – приказал Стелл, поднимая пистолет.
– Все в порядке, – сказал Эли. Он открыл глаза и скользнул по ним взглядом. – Все сделано.
– Руки на голову! – крикнул другой коп.
– Брось нож! – потребовал третий.
– Все в порядке, – повторил Эли. – Он уже не опасен.
– Руки вверх! – потребовал Стелл.
– Я о нем позаботился. Он мертв. – Начиная закипать, Эли обвел рукой залитую кровью комнату и мертвеца, прикрученного проволокой к спинке стула. – Вы что, не видите? Я же герой!
Полицейские наставляли на него пистолеты, кричали и смотрели на Эли, как на чудовище. И тут он вдруг что-то понял. Глаза у них больше не были стеклянными. Чары ушли.
– Где Серена? – спросил он, но слова потонули в вое сирен и криках полиции. – Где она? Она вам скажет!
– Положи оружие! – потребовал Стелл, перекрывая шум.
– Она вам подтвердит. Я – герой! – прокричал он в ответ, отбрасывая нож. – Я вас всех спас!
Но как только нож упал на пол, копы кинулись к нему и сбили с ног. С пола он видел лицо Виктора – и ему показалось, что тот ему улыбается.
– Эли Эвер, вы арестованы за убийство Виктора Вейла…
– Постойте! – закричал он, когда на него начали надевать наручники. – Труп!
Стелл начал зачитывать текст, разъясняющий Эли его права, а двое копов вздернули его на ноги. Еще один коп поспешно подскочил к Стеллу и что-то сказал насчет костра на участке.
Эли принялся вырываться.
– Вы должны сжечь его тело!
Стелл кивнул своим помощникам, и Эли поволокли на улицу мимо занавесок из пленки.
– Стелл! – снова крикнул Эли. – Вы должны сжечь тело Вейла!
Его слова эхом отразились от бетонных стен – и следователь, залитая кровью комната и труп Виктора исчезли из виду.
Спустя две ночи
Кладбище Мирита
Сидни поправила лопату у себя на плече.
Воздух был холодным, но ночь выдалась ясной: луна высоко в небе освещала разбитые надгробия и впадины на траве, так что идти по кладбищу было легко. Дол рысцой бежал рядом с ней. Второй раз вернуть его оказалось сложнее, но теперь он всегда держался рядом, словно его жизнь была действительно связана с ее жизнью.
Митч следовал за ними, неся еще две лопаты. Он предложил забрать ее и у Сидни, но ей казалось важным нести свою самостоятельно. Доминик отставал довольно сильно, оглушенный болеутоляющими и виски, то и дело запинаясь о какую-нибудь кочку или обломок камня. Таким он ей не нравился – совершенно бесполезным от алкоголя и озлобившимся от боли, но она старалась об этом не думать. Старалась не думать она и о собственной боли – об огнестрельной ране, все еще прожигавшей дырку в ее руке: мышцы и кожа заживали медленно. Она надеялась, что у нее останется шрам – такой, чтобы его можно было видеть, который напоминал бы о том мгновении, когда все изменилось.
Не то чтобы Сидни рассчитывала когда-нибудь об этом забыть.
Она снова поправила лопату на плече, пытаясь понять, действительно ли Эли будет жить вечно и какую часть вечности человек способен помнить, особенно если ничто не оставляет следа.
Кстати, по поводу Эли пресса устроила шумный скандал.
Они с Митчем смотрели это в новостях. Псих, который убил в здании «Фалкон прайс» двух человек, утверждая при этом, что он какой-то борец с чудовищами, какой-то герой. Репортеры говорили, что он убил на стройке молодую женщину и сжег ее тело, а потом пытал и убил бывшего заключенного на первом этаже. О личности женщины не сообщалось (ее придется устанавливать по карте стоматолога), но Сидни знала, что это была Серена. Знала это еще до того, как заставила Митча хакнуть результаты вскрытия. Она почувствовала исчезновение сестры – пустое место там, где раньше были связующие их нити. Она не знала только, зачем Эли это сделал. Однако она была намерена это выяснить.
Репортеров не особо интересовала Серена: их внимание занимал Эли.
Оказалось, что Эли стоял над трупом Виктора, весь залитый кровью и держа в руке нож, и кричал, что он – герой. Что он их всех спас. Когда его заявлениям о геройстве не поверили, он попытался утверждать, что у них была драка. Однако, поскольку его противник был весь истерзан, а на Эли не оказалось ни царапины, эта версия тоже не прошла. К этому добавились бумаги, обнаруженные в гостиничном номере Эли: у него явно не хватило предусмотрительности Виктора, чтобы сжечь все, что могло бы оказаться уликой, а в компьютере остались досье, так что счет жертв Эли быстро перевалил за десять. Новости не касались того, что миритское управление полиции само было вовлечено в ряд последних убийств, но теперь Эли ожидали суд и психиатрическое освидетельствование.
Конечно, никаких упоминаний о том, что он – ЭО, не было… но, с другой стороны, с какой стати было сообщать об этом? Для Эли это означало одно: если в тюрьме его кто-нибудь пырнет ножом, он выживет, так что это сможет повториться. Если ему повезет, то он окажется в одиночке, как Виктор. Сидни надеялась, что его не посадят в одиночку. Она рассчитывала, что если другие заключенные узнают о его способности исцеляться, то охотно станут развлекаться, нанося ему раны.
Сидни мысленно пообещала себе позаботиться, чтобы об этом узнали там, куда он попадет.
На кладбище стояла слишком глубокая тишина, которую нарушали только тихие шаги, приглушаемые травой, так что Сидни начала мурлыкать – так, как это делал Виктор, когда они шли откапывать Барри. Однако у нее мелодия получилась неправильная – зловещая и грустная, так что она прекратила и сосредоточилась на поиске маршрута на плане, нарисованным фломастером на тыльной стороне руки. Она рисовала его днем, но Миритское кладбище, как и почти все, ночью выглядело совершенно иначе.
Наконец она увидела свежую могилу и ускорила шаг. На могиле не было никаких опознавательных табличек – только книга Виктора, которую тем утром Сидни положила поверх свежего холмика, дождавшись за каким-то каменным ангелом, чтобы могильщики закончили работу и ушли. Тот следователь, Стелл, тоже присутствовал. Он задержался, глядя, как простой деревянный гроб опускают в могилу и засыпают землей.