Эрик знал, что вызов всегда сопровождался определённым ритуалом. Бойцы становились друг напротив друга и использовали примерно минуту для взаимных обвинений, главным образом в трусости. Затем полагалось вынудить противника «задраться», что он и делал, для начала не весьма решительно, а отвечать можно было уже в полную силу. В качестве варианта, например, годилось стоять и щёлкать оппонента по носу, пока тот не терял самообладание и не переходил, наконец, в оголтелую контратаку. Тем самым и традиции соблюдались, и драка стартовала безотлагательно. Во время обряда зрители располагались ревущим кольцом, провоцируя участников боя сцепиться как можно быстрее, прежде чем успеет подойти кто-то из дежурных учителей.
Вероятно, Каланча и Ёран рассчитывали именно на такой сценарий. Каланча будет стоять напротив него посреди осатаневших свидетелей, вытягивая вперёд одну из своих длинных рук, чтобы попытаться ударить пальцами по лицу или сбить шапку, во всяком случае как-то «зацепить». И уж тогда вряд ли удалось бы прорваться сквозь защиту противника. Конец виделся стандартным: Каланча сверху и бьёт, пока всё не закончится.
Понятно, именно так они всё и задумали.
К моменту, когда неизбежность приблизилась вплотную, Эрик точно уверился, как ему поступать. Он победит, если сумеет побороть свой страх. Именно это решало всё: не колебаться ни секунды.
В конце перерыва на завтрак шайка стояла под большими каштанами в дальнем углу школьного двора. Эрик разделил доходы от ростовщической деятельности на тот день и дал Каланче пятьдесят эре с дополнительным приказом пойти в пекарню за углом и купить половину сдобного батона.
«Ну, — сказал Каланча невнятно, — ты, наверное, можешь сбегать по своим делам сам».
А потом он бросил пятьдесят эре под ноги Эрику.
«Да, и тогда ты, наверное, смог бы по пути купить полбатона и для Каланчи», — вякнул Ёран, держась где-то за спинами.
Под каштанами воцарилась полная тишина. Пятьдесят эре на земле говорили сами за себя. Пути назад не было, сейчас Эрику требовалось только следовать плану, не колеблясь ни секунды.
Он, улыбаясь, на несколько шагов приблизился к Каланче.
«Я не ослышался, ты сказал, что ты не собираешься выполнять моё поручение?» — спросил он медленно, не меняя выражение лица.
«Именно», — сказал Каланча хрипло, пересохшим ртом, и поднял осторожно руки, чтобы начать ритуал.
Эрик метил в солнечное сплетение и всё ещё улыбался, когда нанёс удар изо всей силы, умноженной на скорость и вес тела. Он почувствовал, как дошёл до самого позвоночника сквозь мягкие, ещё не успевшие напрячься мышцы живота. Каланча без звука сложился пополам, парализованный тем, что в легкие перестал поступать воздух. Следующей целью, несомненно, был нос. Сперва он угодил не совсем точно, поэтому без промедления ударил снова — и тут, наконец, до крови. Кровь из носа была важна, очень важна. Во-первых, она производила впечатление на окружающих, а во-вторых, помогала напугать противника ещё больше. Потом он засадил коротко, справа наискось вверх, в левую бровь противника. Тот получил свой синяк, клеймо побеждённого, что также имело огромное значение. Тяжеловес опустился на колени. Сейчас следовало воспользоваться случаем, пока ещё удивление и страх продолжали своё дело. Он ухватил правой рукой подбородок Каланчи и примерился к вражескому оку левым кулаком. Но сразу понял: этого уже не требуется.
«Сдаёшься?»
Каланча молча кивнул. Вот-вот и дыхание вернулось бы к нему, но критический момент уже остался позади.
«На, — сказал Эрик и протянул носовой платок. — Вытрись. У тебя дьявольский вид».
После этого он поднял пятьдесят эре, дал деньги Ёрану и заказал половину сдобного батона, а потом разделил батон с Каланчой. Он знал, что вызов никогда более не повторится. И еще — что не ушёл бы отсюда целым и невредимым в случае продолжения драки. Но всё прошло по его сценарию, и раскол больше не грозил шайке. Синяку Каланчи отводилась здесь ведущая роль.
В тот же вечер он наслаждался в темноте кинозала потрясающим сюжетом. Роберт Митчум на Супер Сейбре[1] сбивал одного за другим жёлтых дьяволов в их МИГ-15. После каждого поверженного азиата герой рисовал красную звезду на носу своего истребителя. С одним желтяком ему пришлось особенно тяжко. У того на фюзеляже тоже хватало звёзд, только синего цвета. Впрочем, Роберт Митчум в конце концов победил и его. В трудном, но честном бою.
Эрика ещё трясло от возбуждения, когда он выходил из синематографа. Хотя в подобных фильмах всегда известно: твоя сторона обязательно выигрывает. Но по жизни-то ещё сегодня он стоял у последней черты. Стоило проявить хоть малейшую нерешительность или промахнуться с первым аппером.
Серое мрачное здание Школы в стиле модерн возвышалось, как замок в Вазааане. На парадной лестнице у главного входа разместился мифологический Икар — творение народного скульптора, одного из двух наиболее популярных выпускников данного учебного заведения. Лестница была облицована тёмно-серым мрамором.
Стоило кому-то впервые попасть за тяжёлую дубовую дверь и пройти по тёмным коридорам с высокими арками, как становилось ясно: в жизни начинается новая эпоха. Для каждого, кто пересекал эту черту, школа переставала быть игрой. Обычная народная школа, и все ходившие в неё будущие неудачники взрослой жизни обретались теперь где-то далеко, в другом мире.
Об этом говорил и директор в своей приветственной речи. Потом мальчикам (их всегда называли мальчиками) предстояло посвятить первый день настройке на здешнюю дисциплину.
В классе, например, функционировал староста, этакий командир взвода. В его обязанности входило выписывать мелом на доске имена тех, кто вёл себя неподобающим образом: ругался до прихода преподавателя, хлопал крышкой парты, громко разговаривал…
Когда учитель входил, староста, держась впереди у кафедры, давал команду: «Встать!» Мальчики поднимались, делали шаг вправо от парт и вытягивались по стойке «смирно». Староста докладывал:
«Класс 25 А, отсутствуют Арнруд, Карлстрём, Свенсен и Ёрнберг».
«Добрый день, мальчики! Садитесь!» — кричал учитель.
И сразу с пометок старосты писал замечания в классном журнале. Три таких записи за семестр, и баллы по поведению снижались на один пункт.
Тому, чьё имя потом выкликал учитель, следовало немедля принять стойку «смирно» и в случае, если он не мог ответить на заданный вопрос, сообщить это громко и чётко (именно громко и чётко, иначе приходилось отвечать снова). Считалось, что такой порядок несет положительный педагогический эффект, воспитывая у мальчиков привычку готовить уроки.
Правила выдвижения старосты выглядели не совсем ясными. В принципе это отдавалось на усмотрение классного руководителя. Но ведь в начале учебного года тот, по сути-то, еще никого не знал. Поэтому, что называется навскидку, определялся хорошо одетый мальчик из достаточно приличного дома (одежда и фамилия считались важными критериями) и, конечно, крепкий на вид. Впрочем, в ближайшем будущем ничто не мешало просто поменять назначенца.
На физкультуре критерии носили менее случайный характер. У кэпа, например, имелись свои отработанные процедуры.
Кэп был капитаном запаса и встретил мальчиков, держа рапиру, которой он несколько раз, прежде чем отложить в сторону, вроде бы задумчиво, но со свистом разрезал воздух. При назначении старосты ему на помощь пришёл ассистент — лейтенант Йоханссон.
После того как староста доложил о классе, кэп приказал мальчикам бегать трусцой кругами по спортивному залу. Он задавал ритм короткими акцентированными звуками.
«Лё-лё лё-лё-лё, лё-лё лё-лё-лё», — эхом отдавалось под высокой крышей.
Они бежали, не понимая, что происходит и что является целью кэпа. Спустя немного с бегом было покончено, и мальчиков построили в две шеренги перед канатами, свисавшими у стены. Канаты убегали под самый потолок — на семь полных метров.
«Сейчас на канаты и вверх, мальчики! — проорал кэп. — Так высоко, как сможете».
Некоторые, одолев самую малость под хихиканье зрителей, смущённо ослабляли захват и съезжали вниз. Толстого Йохана вообще хватило только на метр. Основная масса застряла где-то на полпути. Эрик и ещё двое вскарабкались до самого конца.
Следующее упражнение состояло в перепрыгивании козла. Снаряд поднимали раз за разом, пока не остались только Эрик и Каланча, который и победил. Кэп и лейтенант Йоханссон сделали для себя пометки.
Потом последовал короткий инструктаж, как прыгать «рыбкой» через препятствие, плинт. Лейтенант Йоханссон показал технику, описал гимнастический мостик и объяснил, что для первой попытки надо набраться мужества. В принципе-то совсем не опасно.
Большинство мальчиков начинало тормозить еще во время разбега, и за трусость лейтенант Йоханссон отчитывал их не самыми вежливыми словами. Эрик заставил себя отбросить сомнения, сжал зубы и разбежался изо всех сил. Катапульта мостика буквально выстрелила его через плинт. Приземлился на другой стороне лицом вниз, растопырив конечности как лягушка. И весьма удивлённый тем, как легко всё получилось.
Далее лейтенант Йоханссон поставил рядом ещё один плинт, на этот раз поперечный, подозвал мальчиков, которые прилично справились с первым раундом. Удлиненное препятствие смогли форсировать только Эрик и Каланча. Стало ясно, что происходит некий отбор.
Потом их неожиданно отправили на школьный двор — играть в футбол. Лейтенант Йоханссон быстро разделил класс на две команды и вбросил мяч. Во время матча, продолжавшегося лишь пятнадцать минут, снова делались какие-то таинственные пометки. Наконец, велено было вернуться в спортивный зал и построиться шеренгой.
«Ага, — сказал кэп. — У меня в руках знак Школы. И вы им будете гордиться».
Он поднял кусок материи, на котором красовался родовой герб короля Густава Ваза: сноп на синем фоне с золотыми крыльями.
«Это носят только настоящие парни, — заявил кэп. — Мы разделим класс на четыре гру