— Ошиблась ли? А по какой тогда причине ты приобрел квартиру в ее доме?
Я и глазом не собирался моргать по такому ничтожному поводу.
— В ее? А она там же живет? Вылетело из головы. Нет, я решил перебраться поближе к работе. Других причин нет.
Но отец смотрел пристально, сканирующе. Я не напрягался — мама на моей стороне, а только у мамы встроенный радар. И ее романтический настрой не позволит меня выдать.
— Хорошо, если так, Андрей. Ты молод, я все понимаю. Но развлекаться все же лучше с теми, кто в твоем штате не числится.
— Да не собираюсь я с ней развлекаться!
— Хорошо, если так, — повторил он. — Ну, а серьезные отношения уж тем более недопустимы.
— Почему же? — не выдержала мама.
Ей отец улыбнулся нежно, наклонился и погладил по руке.
— Потому что нашему сыну светит партия получше. В мире пока не закончились выпускницы Гарварда, чтобы серьезно смотреть на девочек «принеси-подай».
— Ого! — я не сдержал смеха. — А я думал, ты очень уважаешь ее отца!
— Уважаю, — отец пожал плечами. — Но и про место его никогда не забывал. И ты дураком не будь. Среди обслуги, Андрей, бывают просто потрясающие люди, достойные уважения и поддержки. Но от этого они не перестают быть обслугой.
Мама нервно откинула вилку:
— Так, а на мне ты зачем женился? Я же не училась в Гарварде!
— Потому что ты была самой красивой и потрясающей девушкой из всех, кого я видел. И училась в Сорбонне, — добил он нас обоих. — Разве мы могли быть счастливы всю жизнь, если бы не были одинаково образованы, если бы между нами лежала пропасть в статусах?
Мама обиженно насупилась. Я сам не понимаю, зачем отец иногда включает цинизм на полную катушку — вероятно, это остаточные последствия долгого пребывания в крупном бизнесе. Ведь всем присутствующим известно, что он маму любит, что ценит ее превыше всех людей, что собственным бы здоровьем пожертвовал, если бы мог вылечить ее. Но нет же, надо обязательно ввернуть доказательство какой-то немыслимой своей правоты. И про Георгия Константиновича примерно так же прозвучало — ну уважает же, признателен, привязан, так почему бы на этом не остановиться? Как будто лопнет, если его в излишней человечности обвинят!
— Успокойся, пап. Я не рассматриваю Таню в этом ключе, — ответил, чтобы закрыть неприятную тему.
И мама вдруг улыбнулась и незаметно мне подмигнула. На этот раз решила, видимо, что я вру. Точно, радар полностью сбился.
А вообще, хорошо, что я цинизмом в отца пошел. Вряд ли какие-то глупости творить начну. Хотя немного глупостей жизнь только украсят, но ничего безумного!
Не безумнее покупки квартиры. Честно-честно.
Попрощался, выкинул из головы все неприятные ощущения и поехал домой. У меня ж там домашний питомец, скучает, наверное.
— Коля, больше ты к Тане не клеишься! — заявил с порога. — А если она к тебе клеиться начнет, то… плюнь в нее или пощечину дай, чтобы в себя пришла.
— С чего вдруг?
— Не знаю. Потому что моя мама расстроится.
— Мама-то тут при чем?!
— Не знаю. Найди себе другую и клейся к ней. Прошу, как друп А если она тебе до такой степени нравится, что остановиться не можешь, то… то я маме на тебя пожалуюсь.
— Ладно-ладно. Не до такой степени, как тебе, уж точно. У тебя просто крыша едет, Андрюх, — Коля смотрел с иронией. — Вообще тебя таким милашкой не представлял. Но ты смешной, я только из-за этого с тобой дружу. Если ради этого я должен порвать с Таней, то так тому и быть. Видишь, слезы навернулись? Ты куда?
Я же тут слезы давлю!
Глава 18. Таня
Это была первая неделя новой эры. Босса я отчаянно любить не начала, но вынуждена была теперь отстраняться от субъективного восприятия, а потому и отмечать: работать с ним одно удовольствие. Андрей Владимирович циничен и расчетлив, с подчиненными строг, ошибок не прощает, говорит сразу как есть, слов не подбирает. Но притом именно к такому управленцу подстроиться легче всего — тем, кто свою должность занимает не за красивые глазки. Задания его понятны и однозначны. На мой вкус, это и есть самый упрощающий элемент работы. Но подчиненные его не особенно жалуют. Уважают, конечно, но побаиваются. Многие считают самодуром, хотя ни одного однозначного подтверждения не прозвучало, а еще слишком молодым для такой должности.
И вот в этом вопросе я нащупала самое интересное: некоторые сотрудники, прекрасные и опытные специалисты, иногда проверяют границы дозволенного — в точности, как маленькие дети, закатывающие истерики, дабы проверить мать на стрессоустойчивость и любовь. А Андрей Владимирович гибкостью характера не отличается. Он рубит и пресекает. Многих уволил к тому времени, как я пришла на эту работу. И вот тут у обвинителей появилось оружие: великолепный, опытный специалист уволен, только потому, что начальник показывает свою власть. После этого границы дозволенного проверяют куда осторожнее, но любить босса точно не начали. Только молодые и им же нанятые более лояльны. Коротко говоря, эта неделя стала определенным откровением.
Теперь и повышенный интерес Владимира Александровича был ясен. До него все эти слухи доходят. И он, хоть и пытается верить в сына, но вынужден постоянно сомневаться, не перегибает ли тот палку. Очевидно, что не только я в офисе в качестве шпионки — он получает информацию из нескольких источников. И во мне опять взыграло непонятное чувство протеста, потому я и докладывала о работе шефа теперь только правду. Он гад гадский, безусловно, но его гадостность совсем не в том, в чем его постоянно обвиняют. Хотя гибкости все же не хватает, но пусть об этом другие шпионы докладывают И поскольку Владимир Александрович вряд ли получил подтверждение о моем вранье о домогательствах от других людей, этот вопрос как-то затерся. И я радовалась тому… пока совершенно неожиданно не убедилась, что не так уж сильно преувеличила.
А пока своих забот хватало. На неделе позвонила арендодателю. И разговор с милейшей, доброжелательнейшей женщиной показался странным:
— Мария Сергеевна! Здесь квитанцию от коммунальщиков принесли. Хотела уточнить, мне платить ежемесячно по этим реквизитам?
— Что ты, Танечка! Сами заплатим. С тебя требуется своевременная арендная плата. Все, пока, счастливого проживания!
— Подождите! — почти рявкнула я. — Вы уверены? Это как-то слишком…
— Некогда мне, Танечка! Звони только в том случае, если возникнут реальные проблемы.
Сидела потом долго и задумчиво хмыкала. Нет, я понимаю, что по знакомству, и понимаю, что владелица такой квартиры копейки не считает, но все равно картина не вяжется. Да хотя бы в гости заглянуть с проверкой она была обязана. Может, я тут пьяные дебоши устраиваю? Между прочим, один устраивала! Или я весь идеальный интерьер испортила, туша бычки о дорогущие полки и диваны. Многие из моих друзей жили в арендованных квартирах, потому я всякого наслушалась.
Есть настоящие параноики, есть спокойные и доброжелательные владельцы. Но ровным счетом никто из них не оставляет имущество без полного контроля. И уж точно никто не отказывается брать коммунальные платежи. Отцу же только банковский счет оставили, да и то, как будто формально. Что-то подсказывало, что если я и аренду в следующем месяце задержу, то эта же ненормально добренькая Мария Сергеевна и ухом не поведет.
На следующий день навестила отца. Он открыл далеко не сразу, а потом выглядел довольно цветущим. Ну, хоть моему визиту обрадовался, а то я подспудно ожидала, что напоит чаем и поторопит уйти под предлогом романтического свидания с соседкой.
Рассказала ему обо всем, что могла открыть. В том числе и о своих умозаключениях по поводу начальника — дескать, человек не самый приятный, но как управленец вполне терпим. Папа слушал внимательно и серьезно резюмировал:
— Я рад, что так, дочка. А его проблемы будут сохраняться еще долго. Многое роль играет: и возраст, и то, что в готовый, налаженный бизнес пришел, а не поднимал с нуля, да и банальная зависть. Но рано или поздно все злые языки притихнут. Твоя же задача, как секретаря, никогда не вставать против него. И очень плохой знак, что сотрудники так при тебе откровенничают — выходит, что они не видят в тебе преданности шефу. Вот когда при тебе все смолкать начнут, тогда и поймешь — ты на своем месте.
Интересное наблюдение. Отец все же умен, в таких тонкостях разбирается. А ведь я сама дала повод для такой откровенности. Раз уж я спокойно крою босса ругательствами, то и остальные при мне стесняться не думают. Получается, это я плохой сотрудник, а тут уже на личные терки не спишешь. Про себя отметила, что первый злой язык, который прикусить нужно, — мой.
И вдохновилась получить другие, не менее ценные советы, потому осторожно подняла и более скользкую тему:
— Пап, а еще Владимир Александрович требует от меня… докладывать об обстановке. Я отказать не могу после того, что он для меня сделал.
Отец неожиданно усмехнулся:
— Не удивлен, если честно. Уж очень рьяно он нам свою помощь предлагал. Но он в своем праве, разве нет? Так и ты будь мудрее: докладывай, выгляди благодарной, но не сообщай вообще ничего спорного. Только об успехах его сына. Он усомнится в твоих шпионских качествах, зато убедится в твоем профессионализме. Смирись, такие издержки в любой работе случаются. Прояви смекалку, не становись марионеткой — ты подчиняешься одному человеку, интересы всех остальных должны стоять в десятой очереди. Но притом с каждым будь предельно вежливой.
У директоров есть возможность изредка сорваться и наломать дров, но секретарь — образец стрессоустойчивости‚ он таких промахов себе не позволяет.
Шумно выдохнула. Не то чтобы мне было стыдно… Но что-то смущало. С какой стороны ни глянь, своими диверсиями я лишь себя и принижала. А прекратить меня сам же Андрей Владимирович и заставил. Угрозами и шантажом. Не потому ли, что я иначе бы не остановилась? Настроение испортилось от осознания, что все мои мелкие победы были ничем по сравнению с поражением — это я оказалась во всем не права. А признать за извечным соперником безоговорочную победу в самом главном вопросе непросто.