И еще о соавторах. В моем списке их, помимо изначальных Стругацких, еще две пары: Евгений и Любовь Лукины - сборник "Когда отступают ангелы", Марина и Сергей Дяченко - городские фантазии "Vita Nostra" и "Пещера". По-прежнему считаю, что "малая форма" удавалась Лукиным (и удается Лукину) лучше, чем большая. Это же касается и Виктора Пелевина: бестрепетно включаю в список его первый сборник "Синий фонарь", в котором явлены зародыши всех его последующих (в том числе и будущих) романов...
Похоже, я размахнулся, и на пять последних (не по качеству, а по списку) произведений места осталось совсем мало. Ироническая фантасмагория от Марии Галиной "Гиви и Шендерович" - веселое чтение, порой заставлящее трепетать. Экспериментальный роман от Сергея Жарковского "Я, Хобо: Времена смерти" - счастливое доказательство того, что текст фантаста даже сегодня, при наличии таланта, может УДИВИТЬ. Космическая опера от Евгения Филенко "Галактический консул" - образчик жанра, автору этих строк невероятно симпатичного. Роман воспитания от Владислава Задорожного "Защита от дурака" - достойнейший пример текста с ЭВОЛЮЦИОНИРУЮЩИМ героем. Ну и наконец - "Многорукий бог Далайна" Святослава Логинова. Об этом романе ничего не могу сказать, поскольку в свое время так его и не прочел. Но готов поверить уважаемым людям, что книга достойная...
Ну вот и все. Уж не знаю, поможет ли мой список инопланетянке Ирине из глянцевого журнала, но мне он помог: даже злому критику изредка полезно делать инвентаризацию, напоминая читателю не только о том, что есть плохо, но и о том, что было хорошо.
ПРОЩАЙ, ДРУЖИЩЕ РАССКАЗ
Люблю у Нила Геймана романы, а рассказы - нет. Обжегся еще на авторском сборнике "Дым и зеркала" (1998 год, русский перевод - 2005 год): из почти четырех сотен страниц кондиционными оказалось примерно сорок - все остальное обрывки, наброски, фрагменты ненаписанного, эскизы и прочий рабочий сор, который если когда-то и публикуется, то в посмертном ПСС стыдливым десятым кеглем, где-нибудь в разделе "Примечания" к последнему тому.
В предисловии к упомянутой книге "Дым и зеркала" сам автор дотошно объясняет читателю, чему обязан своим появлением на свет тот или иной опус - словно бы шлейф бэкграунда может затушевать родовые травмы текста. Первотолчки, кстати, разнообразием не отличаются. Чаще всего друзья, знакомые или дети выпрашивают у Геймана какую-нибудь безделицу для тематических антологий, коллективных сборников, интернет-сайтов и пр., а безотказный автор всякий раз идет навстречу пожеланиям, совершенно при этом не напрягаясь. (Ну что, например, путного можно сочинить на скорую руку для благотворительной публикации в пользу движения "Люди за этичное обращение с животными"? Как ни старайся, ни за что не переплюнешь великого рассказа "Муму" и бессмертного стихотворения "У попа была собака"; а раз так, и стараться нет резона.)
Писательское имя, честно заработанное в романистике, становится своеобразной индульгенцией для малых текстов: вместо корзины те попадают в печать. После же того, как текст напечатан, выбрасывать его творцу жалко. В итоге набросок перекочевывает в авторский том - то есть в книгу с брэндом "Нилом Гейманом" на обложке, а читателю трудно поверить, что создатель этих неловких опусов и автор "Американских богов" - один и тот же человек.
Второй из геймановских сборников, появившихся на русском, - "Хрупкие вещи" (2006 год, переведен в 2008 году) - оказался, впрочем, еще хуже предыдущего: на рассказы кое-как смахивают два-три текста, остальные - взгляд и нечто без начала и конца, а порой и без середины. Писатель, собственно, и сам осознает, что его мелкие детища en masse - явная некондиция; когда вдруг одна из новелл кажется автору "подозрительно-элегантной, изысканно-острой и завершенной" (к слову, явный самообман), Гейман решает, будто он невольно увел сюжет у какого-то из читанных в детстве рассказов Генри Каттнера или Фредерика Брауна.
Почему хороший и популярный западный фантаст-романист бывает так отчаянно плох в малых формах? "Обычно я пишу рассказы, когда меня просят написать рассказ", - простодушно признается писатель. Раз автор известен, то для каждого написанного слова всегда найдется издатель: можно не стараться, не отделывать, даже не перечитывать - возьмут и в неудобочитаемом авторском варианте (тематических сборников больше, чем раскрученных авторов; откажешь такому хоть раз - потом вообще ничего у него не выпросишь; еще в позапрошлом столетии Пушкин запечатлел комическую фигуру Альманашника, пристающего к знаменитостям с просьбой "украсить мой Альманак своими драгоценными произведениями...").
И не надо думать, что Нил Гейман сильно отличается от своих коллег-фантастов. Другие тоже отдают в печать полуфабрикаты под видом законченных рассказов. Даже маститый Стивен Кинг в последние годы сочиняет малую прозу, похоже, лишь по инерции - либо, как и Гейман, поддается на уговоры альманашников; в одном из последних сборников Кинга "Все предельно" мы уже не отыщем рассказов, конгениальных его ранним блесткам вроде "Корпорации "Бросайте курить!", "Кадиллака Долана" или "Схватки".
Хороший роман легче написать, чем хороший рассказ; искусство развернуть фабулу на небольшом участке литературного поля с каждым годом все сильнее утрачивается. Так называемый "золотой век" англо-американской фантастики канул именно потому, что куда-то испарилась культура короткого, емкого и внятного рассказа.
Недаром Джон Кемпбелл, будучи редактором "Удивительной научной фантастики", дорожил сотрудничеством с Робертом Хайнлайном - и не потому, что тот уже заработал себе имя, а потому, что его тексты были как правило хороши (ныне они считаются образцовыми). "Когда нужно заполнить страницы нового номера журнала, как это приходится делать мне, хорошие рукописи - дар божий, - писал редактор своему любимому автору в сентябре 1941 года. - Ну, побудьте богом ещё немного, пришлите ещё что-нибудь, ладно? Я знаю одно: если Вы уйдёте - читатели взвоют" (пер. Л. Абрамова).
Роберт Шекли, Альфред Бестер, Уильям Тенн, Эрик Фрэнк Расселл, Клиффорд Саймак, Мюррей Лейнстер, Генри Каттнер, тот же Хайнлайн (у которого в СССР до 1990 года - времени выхода в Саратове романа "Дверь в лето" - не было ни одного отдельного издания) и другие были известны у нас, по преимуществу, как авторы отборной "малой прозы" (большинство их романов были переведены на русский много позже и вызвали несравненно меньше энтузиазма). Роберт Шекли, впервые посетивший нашу страну уже в постперестроечные времена, мог быть при желании избран почетным гражданином любого из российских городов - наши читательские воспоминания о его текстах 50-60-х не могли быть омрачены нашими впечатлениями от его позднейших литературных опытов: Шекли оставался сочинителем "Особого старательского", "Мятежа шлюпки", "Человека по Платону", "Абсолютного оружия" и прочих бесспорных мини-шедевров...
Для отечественной фантастики "золотыми десятилетиями" рассказа стали 60-70-е года плюс самое начало 80-х. Специализированных журналов фантастики у нас не было вплоть до перестройки ("Искатель", разумеется, не в счет), зато свои Кемпбеллы в СССР были. Хотя имена их известны старшему поколению, с удовольствием перечислю некоторые из них - для читателей, рожденных в 80-е. Это Бэла Клюева (издательство "Молодая гвардия") и Нина Беркова ("Детская литература"), это Роман Подольный (журнал "Знание - сила"), Ольгерт Либкин ("Химия и жизнь"), Рэм Щербаков ("Энергия"), Виталий Бугров ("Уральский следопыт"). Фантастики в СССР выпускалось - особенно по сравнению с читательской тягой к этому жанру - до смешного мало; издательские серии, где могли бы выйти авторские книги, были все наперечет: "БСФ" - в "Молодой гвардии", "БПНФ" - в "Детской литературе", кое-что в "Знании" (уже с большими проблемами), кое-что в "Мысли" (здесь не все было в порядке с квалификацией редакторов), кое-что в северной столице (Лениздату дозволялось), кое-что на периферии советской империи (как, скажем, книги Владимира Михайлова в Риге).
Рассказ в те годы напечатать было легче, чем роман, но на пути к читателю краткие тексты, написанные по всем законам прозы (завязка, кульминация, развязка), проходили придирчивый отбор, качественную редактуру, оттачивались до блеска. В "молодогвардейском" альманахе "Фантастика" вплоть до середины 70-х дурные и конъюнктурные тексты были редкостью. Достойным был уровень публикаций в "НФ" той поры, "Мире приключений", лениздатовских сборниках. Благодаря достойному контексту даже те рассказы, к которым можно было предъявить стилистические претензии, выглядели прилично. Отечественные фантасты, еще не выпустив ни одной авторской книги, уже замечались фантастолюбами во всех концах страны. Братья Стругацкие, которые с середины 60-х смогли по-настоящему развернуться лишь в формате повести (или небольшого романа), были все-таки исключением из правила. Авторские книги советских фантастов в трех случаях из четырех оказывались сборниками рассказов, притом замечательными. Достаточно назвать "Чудеса в Гусляре" Кира Булычева, "Проверку на разумность" Дмитрия Биленкина, "Случится же с человеком такое!" Виктора Колупаева, "Аксиомы волшебной палочки" Владимира Григорьева, "Тревожных симптомов нет" Ильи Варшавского... в список можно включить многие книги из тогдашней "Библиотеки советской фантастики".
Не оказывались в безвестности хорошие рассказы, даже если они не попадали в альманахи и оставались только в подшивках научно-популярных журналов. Виталий Бугров, скорбно назвав одну из своих библиографических работ "Погребенные в периодике", сгустил краски: в СССР слава могла настигнуть автора, напечатавшего всего пару-тройку отличных новелл в "тонком" журнале. Борис Штерн, например, напечатав в "Химии и жизни" рассказы "Чья планета?" и "Сумасшедший король", обрел высокий статус профи задолго до того, как в Киеве вышла его первая авторская книга. Ныне популярный Виктор Пелевин был замечен и отмечен сразу же после того, как в том же издании увидел свет его рассказ "Затворник и Шестипалый". Вячеслав Рыбаков, Владимир Покровский, Борис Руденко - все они, как мы помним, начинали с периодики...