Я слышала, как Киллиан роется в шкафчиках. Открыла глаза. Прихватив аптечку, он достал оттуда маленький пузырек с лекарством и шприц, а потом, нахмурившись, прочел крошечную инструкцию на флаконе и ответил:
– «Разбитое сердце». Известны тем, что красивы, редки и ядовиты.
– Совсем как ты, – тихо сказала я. Неужели я правда отпускаю шуточки, лежа на смертном одре?
Киллиан пропустил мое захватывающее наблюдение мимо ушей.
– Ты чуть не отравила всю часовню, Эммалинн.
– Я Персефона. – Я нахмурила брови.
Странно, что я едва могла дышать, но все же сумела обидеться за то, что он спутал меня с моей сестрой.
– А мою сестру зовут Эммабелль, а не Эммалинн.
– Ты уверена? – спросил он, не поднимая взгляда, затем вставил шприц во флакон и набрал в него жидкость. – Не припомню, чтобы младшенькая была такой болтливой.
Я запомнилась ему как Младшенькая. Зашибись.
– Уверена ли я, что я та, кто есть, или в том, как зовут мою сестру? – Я снова принялась чесаться со скромностью одичалого людоеда. – В любом случае ответ утвердительный. Я уверена.
Моя старшая сестра была незабываемой.
Более шумной, высокой, соблазнительной; с волосами ослепительного оттенка шампанского. Обычно я была не против, что она меня затмевала. Но мне было тошно оттого, что Килл запомнил Эммабелль, а не меня, пусть и неправильно произнес ее имя.
Я впервые в жизни обиделась на сестру.
Килл опустился на край кровати и хлопнул себя по коленке.
– Ко мне на колени, Цветочница.
– Нет.
– При разговоре со мной в твоем лексиконе вообще не должно быть такого слова.
– Оказывается, я полна сюрпризов. – Я шевелила губами, уткнувшись в постельное белье. Знала, что у меня текут слюни. Теперь, когда дышать стало легче, я заметила, что у меня изо рта пахнет рвотой.
Повернула голову в другую сторону. Возможно, умереть – не такая уж плохая мысль. Мужчина, которым я одержима на протяжении многих лет, был большим мерзавцем и даже не знал моего имени.
– Мне плевать, если я умру, – прохрипела я.
– Мне тоже, милая. Но, к сожалению, тебе придется сделать это под присмотром кого-то другого.
Киллиан обхватил меня руками и перекинул через свои ноги. Моя грудь распласталась по его мускулистым бедрам, соски терлись о его брюки. Моя задница оказалась вровень с его лицом, представ перед ним во всей красе. К счастью, я так ослабла, что даже не могла испытывать смущение.
– Замри.
Он осторожно ввел иглу в мою правую ягодицу, медленно выпуская жидкость в кровоток. Стероиды сразу же подействовали на организм, и я набрала полные легкие кислорода, приоткрыв рот возле его бедра. Я застонала от облегчения и выгнула спину дугой. Почувствовала, как к моему телу прижался его член. Он был толстым, длинным, и тянулся вдоль большей части живота. Этой штуковине место в чехле для винтовки, а не во влагалище.
Интрига нарастает.
Но не только из-за этого.
Мы пробыли в этом положении еще секунд десять: я восстанавливала дыхание, жадно глотая драгоценный воздух, а он с удивительной нежностью вынимал цветы из моих волос. Киллиан завернул цветы в салфетку, а потом несколько раз ее сложил. Опустил ладонь на мою ягодицу и медленно вынул шприц, отчего по моему телу пронеслась дрожь желания.
Я опустила голову на кровать.
Я была постыдно близка к оргазму.
– Спасибо, – тихо сказала я, упершись ладонями в кровать, чтобы подняться. Он надавил рукой мне на поясницу, чтобы я снова легла ему на колени.
– Не двигайся. Ванна будет готова с минуты на минуту.
Он обладал жуткой, раздражающей способностью обращаться со мной по-свински, в то же время спасая мне жизнь. Застыв в состоянии опьянения, благодарности и унижения, я выполнила его указания.
– Итак. Персефона. – Киллиан произнес мое имя, будто пробуя его на вкус, пока спускал мои трусики по ногам своими длинными пальцами. – Твои родители наперед знали, что ты будешь невыносима, и заранее наказали тебя именем стриптизерши, или они в то время увлекались греческой мифологией?
– Имя мне дала тетушка Тильда. Временами она боролась с раком груди. На той неделе, когда я родилась, она как раз выздоровела после первого курса химиотерапии. Моя мама в качестве подарка разрешила ей выбрать мне имя.
Теперь, по прошествии времени, понятно, что они поторопились с празднованиями. Через несколько лет рак вернулся в полную силу и забрал жизнь моей тети. Но я хотя бы провела с ней несколько хороших лет.
– Они не могли отказать. – Киллиан бросил мои трусики на пол.
– Мне нравится мое имя.
– Оно вульгарное.
– Оно имеет свое значение.
– Ничто не имеет значения.
Я повернула голову, чтобы бросить на него сердитый взгляд, а мои щеки так и пылали от злости.
– Как скажете, доктор Сьюз.
Киллиан снял с меня туфли, оставив полностью обнаженной. Скинул меня на кровать, встал и выключил кран, а потом сел на край ванны.
– Дама в ванне. – Он покрутил пальцем в воде, проверяя температуру.
Я приподняла голову с кровати.
– Еще одно название цветка «разбитое сердце», – сухо пояснил он. – Садись.
Он повернулся ко мне спиной, давая личное пространство. Я опустила ногу в ванну и сделала резкий вдох. Вода была ледяной.
Киллиан переписывался по телефону, пока безумно холодная вода успокаивала мою кожу. После укола я уже чувствовала себя намного лучше. Но, хоть и выдала почти все, что съела и выпила утром, я все еще не протрезвела. Между нами повисла тишина, нарушаемая персоналом и координаторами мероприятия, которые выкрикивали распоряжения за стенами номера. Я знала, что, несмотря на неловкость ситуации, у меня не будет другой возможности рассказать ему о своих чувствах. Обстоятельства играли против меня. Если не брать во внимание его эрекцию, возникшую оттого, что я голая лежала у него на коленях, казалось, Киллиана отвращал сам факт моего существования.
Сейчас или никогда. А «никогда» – слишком долгий срок, чтобы жить без любимого мужчины.
– Я хочу тебя. – Я опустила голову на прохладный бортик ванны.
Слова окутали стены и потолок, правда наполнила воздух, заряжая его электричеством. Использовать слово на букву «Л» было слишком интимным. Я знала, что испытываю к нему любовь, даже несмотря на его грубое поведение, но также знала, что он ни за что мне не поверит.
Киллиан продолжал копаться в телефоне. Может, он меня не услышал.
– Я всегда тебя хотела, – сказала я громче.
Никакой реакции.
Я продолжала, словно жаждая наказания, а моя гордость и уверенность планомерно рушились.
– Порой я хочу тебя так сильно, что становится больно дышать. А иногда эта боль помогает отвлечься от желания, которое я к тебе испытываю.
Стук в дверь заставил Киллиана вскочить. На пороге стояла Эшлинг, держа в руках точную копию платьев подружки невесты, которые мы все надели.
– Ты сказала, тебе нужно мое запасное платье? Зачем вообще… – Она замолчала, глядя на меня из-за плеча своего брата. Ее глаза вспыхнули.
– Матерь божья. Неужели вы двое…
– Да ни за что на свете, – огрызнулся Киллиан, вырывая платье из рук сестры. – Задержи лимузин. Она спустится через пять минут.
С этими словами он захлопнул дверь у нее перед носом, а потом запер вдобавок.
Ни за что на свете.
Жгучая паника вместе со старым добрым чувством стыда понеслась по моим венам.
Меня настигла реальность.
Я отравилась.
Спьяну бессвязно лепетала перед Киллианом.
Позволила ему раздеть меня, вызвать рвоту, сделать укол и бросить в ванну.
Потом призналась ему в вечной любви, пока мой рот все еще украшали остатки рвоты.
Килл с серьезным видом бросил мне в руки халат.
– Вытрись.
Я вскочила на ноги и принялась делать, как велено.
Он повернулся ко мне с запасным платьем Эшлинг в руках, помогая его надеть.
– Я не хочу твоей помощи, – процедила я, чувствуя, как пылают щеки.
Глупая, глупая, глупая.
– Мне плевать, чего ты хочешь.
Поджав губы, я наблюдала за его темной фигурой в зеркале, пока он завязывал корсет быстрее и сноровистее любой швеи, которую я когда-либо видела за работой. Это было неожиданно. Его пальцы, словно по волшебству, управлялись с лентой, умело продевая ее в колечки, чтобы связать меня, как подарок с бантом.
Меня вдруг осенило: Киллиан понял, что я отравилась, как только вошел в комнату и увидел цветы в моих волосах, но не предложил мне помощи, пока я сама не попросила его вызвать «Скорую».
Я могла умереть.
Он не шутил, когда сказал, что спас меня только потому, что не хотел, чтобы я умерла у него на глазах – ему было искренне наплевать.
Киллиан потянул за атласные завязки моего платья, затягивая его вокруг меня.
– Ты делаешь мне больно, – шикнула я, с прищуром глядя в зеркало перед нами.
– Вот и поделом тебе за разбитое сердце.
– Ты про цветок или орган?
– И то и другое. Одно – быстрый яд. Второе – медленный, но такой же разрушительный. – Я не сводила с него глаз в отражении. Грациозный, самоуверенный. Всегда держался с достоинством и высокомерием, никогда не сквернословил и был самым педантичным человеком из всех, кого я знала.
Именно это восхищало меня в нем больше всего. Тонкий налет правильности, окутывавшей бурлящий внутри него хаос. Я знала, что под безупречной внешностью скрывалось что-то неукротимое и опасное.
Это казалось мне нашим секретом. Безупречный Киллиан Фитцпатрик на самом деле был не лишен изъяна. И все, чего я хотела, это выяснить, в чем он заключался.
– Ты не собирался мне помогать. Думал оставить меня умирать, – мой голос прозвучал пугающе спокойно. С каждой секундой я становилась все более трезвой. – Почему помог?
– Отравленная подружка невесты создаст нелестные отзывы в прессе.
– А говорят, эпоха рыцарства мертва, – съязвила я.
– Она, может, и мертва, а ты нет, так что замолчи и будь благодарна. – Он снова дернул за атласные завязки. Я поморщилась.