Я был и всегда буду невосприимчив к ее образу аля Дита фон Тиз на максималках. Ее отчаянные попытки привлечь внимание в моем случае оставались без внимания.
– Убери ноги со стола, – велел я. – Если не хочешь, чтобы их сломали.
– Ох ты господи, кто-то не в настроении. – Она убрала ноги, бросив свою уродливую подержанную сумку Prada на мой ноутбук. Я боролся с желанием выбросить ее из окна. Сомневаюсь, что тем самым смог бы заработать дополнительные очки в отношениях с женой. – Боюсь, что станет только хуже.
– Искренне сомневаюсь, что может быть хуже. – Я откинулся на спинку кресла.
– Тогда я пришла доказать, что нет ничего невозможного, детка. – Она достала что-то из сумки – стопку документов – и толкнула ко мне через стол острым красным ноготком. – Вот тебе заявление.
Я не притронулся к бумагам. Опустил взгляд и увидел почерк жены. Витиеватый. Романтичный. Миниатюрный. Как она сама.
На миг меня охватило всепоглощающее желание не чувствовать ничего.
Отшутиться.
Выгнать Эммабелль. Показать ей, что мне плевать.
А потом я вспомнил, что именно по этой причине мне и приходится бороться, чтобы вернуть свою жену.
– Ответ отрицательный, – спокойно сказал я, хрустя костяшками пальцев под столом. – Я уже говорил Персефоне, что развод невозможен. Это пошло, создает негативные заголовки в прессе, к тому же она еще не выполнила свою часть сделки.
– Ты ведь понимаешь, что ты не Бог? – Эммабелль склонила голову набок. – Ты не можешь заставить других подчиняться по щелчку пальца.
Я уставился на нее.
– Докажи.
– Она больше не хочет быть с тобой.
– Я могу заставить ее передумать.
– С чего ты это взял? – Белль усмехнулась, ее глаза блестели.
– Она хотела меня еще тогда, когда я не прилагал никаких усилий. А теперь, когда намерен постараться, она не сможет передо мной устоять. В любом случае мы оба знаем, что ты уйдешь отсюда с заявлением о расторжении брака, даже если мне придется его тебе скормить. Это не имеет никаких юридических оснований. Ты не судебный исполнитель, а я не тот парень, которым ты можешь помыкать. Если дело дойдет до суда, я попрошу судью назначить семейную терапию – и получу ее, – поскольку мы были женаты короткий промежуток времени, и в браке не было ни супружеской измены, ни жестокого обращения.
– Так я и думала. – Эммабелль со смешком взяла документы с моего стола и убрала обратно в сумку. – Слушай, я не самая большая твоя поклонница по целому ряду причин. Главная из них заключается в том, что ты собирался запереть мою сестренку в безвкусном пригородном особняке и заставить ее производить на свет своих наследников, пока сам живешь на полную катушку. Но я поняла, что, несмотря на твои социопатические дефекты, ты в самом деле ее полюбил. Я права?
Множество оскорблений так и вертелись у меня на языке, но сегодня у Эммабелль было преимущество. Я должен позволить ей этот звездный час, даже если мне хотелось спалить ее дотла.
– Да, – угрюмо согласился я. – Я очень люблю твою сестру.
Так сильно, что становится чертовски больно.
– Что ж, тогда, может, пора рассказать ей о своих чувствах. – Белль встала, подняла сумку и закинула ее на плечо. – Ты все время извинялся не за те проступки. Персефона бросила тебя не потому, что ты козел. Черт, я уверена, в этом и кроется половина твоего обаяния. Она ушла, потому как считает, что ты не способен чувствовать. Докажи ей, что она ошибается.
– Ну и как я, черт возьми, это сделаю, если мне нельзя с ней видеться?
– Кто это сказал? – Эммабелль удивленно захлопала глазами.
– Она, – прорычал я. – Она велела мне не искать с ней встреч.
– С каких это пор ты слушаешься мою сестру? Одна из твоих черт, которые она любит больше всего это то, что ты делаешь все, что пожелаешь. Всегда.
Ну конечно, в тот единственный раз, когда я решил послушаться, черт подери, оказалось, что это не тот случай.
Свояченица похлопала меня по плечу и пошла к выходу.
– Иди за ней. Она ждет, а я уже устала переносить встречи с любовниками в их квартиры, потому что она спит в моей кровати.
Пора нарушить еще одно обещание.
Двадцать пятая
Персефона
– На заднем дворе облако! – воскликнула Далия, одна из моих учениц, указывая пухлым пальчиком в окно у меня за спиной.
– Ух ты! – Рид вытаращил глаза, и его зрачки расширились, словно два растекшихся пятна чернил. – Да это огромное, чудовищное облачище!
– Итак, друзья, – сказала я поверх края книги, которую читала. Дети сидели вокруг меня на красочном ковре с буквами алфавита. Туман за окном отвлек их внимание. – Сложили ножки и ладошки. Все садимся и внимательно слушаем историю. Нам нужно закончить рассказ о том, как Паддингтон отправился на карнавал и искал слова, а потом сможем поиграть на улице.
– Искать слова на букву «С» с-к-у-у-ч-н-а! – Ной неправильно произнес слово, колотя руками и ногами по ковру от огорчения. – Мама говорит, что учителя не очень-то умные, иначе не были бы учителями. Я хочу поиграть с огромным облаком!
Что ж, Ной, твоя мама «С», то есть стер…
– Пожалуйста! – закричала Далия.
– Ну мисс Перси! – ныл Рид.
Дети окружили меня, залезая ко мне на колени и сложив ладони в мольбе.
– Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, можно нам поиграть с облаком? Хороший дядя очень хочет, чтобы мы к нему присоединились. Посмотрите, он играет совсем один.
Хороший дядя?
Играет один?
Решив, что сейчас самое время вызвать полицию и проверить, на месте ли мой перцовый баллончик, я обернулась, и у меня отпала челюсть.
Мой муж, который, по словам Белль, вчера не принял документы на развод и выставил ее из кабинета, стоял во дворе «Маленького гения» с закатанными рукавами и взъерошенными волосами, и, опустившись одним коленом на землю, создавал огромное, одинокое облако, парящее у него над головой. Размером оно было с аэростат. Большое, пушистое, белое. Я посмотрела на землю. Как он его сделал?
Я заметила железный поднос, мешалку, спички и стеклянную банку, разбросанные возле его ног.
Мы молча уставились друг на друга через стекло.
Книга выскользнула у меня из рук. Я почувствовала, как мимо меня пронеслась толпа детей, бросившихся к окну. Они прижимали пальцы и носы к стеклу, возбужденно визжа.
Избегать мужа было больше невозможно.
Он принес мне облако.
Привел ко мне тетушку Тильду.
Ноги сами повели меня к стеклянной перегородке. Он подошел ближе, встречаясь со мной за тонким барьером.
Я прижала ладонь к стеклу. Киллиан повторил мой жест, и кончики наших пальцев соприкоснулись через преграду.
– Я сказала тебе не приходить сюда. – Я сглотнула ком в горле.
– Я сказал тебе многое, о чем жалею, – ответил он. – Надеюсь, и ты, возможно, жалеешь об этих своих словах.
– Я уже использовала свое Облачное Желание, Килл. Больше загадать не могу. – Мой голос сорвался.
– Это желание не тебе загадывать, Персефона. – Он улыбнулся. – Оно для меня.
Дети хлынули на задний двор, словно поток горячей лавы, разбегаясь и хохоча от восторга.
Они тянулись маленькими ручками к облаку, стараясь ухватить необъятное, растопыривали пальцы в попытке уловить его волшебство.
Я последняя вышла во двор и остановилась в паре метров от мужа. Увидеть его спустя несколько недель, было все равно что сбросить тяжелый походный рюкзак на пороге дома. Мне хотелось уткнуться носом в его шею и вдохнуть его запах.
Я не спрашивала, что он здесь делает. Боялась верить. Надеяться.
Сойдя с Олимпа, мой муж ничуть не утратил своего величия и великолепия, а греческим богам уже случалось заставлять смертных сыграть им на руку.
– Это Далия. – Киллиан указал на девочку, которая била кулачком по дыму, пытаясь с ним совладать. – Ты называешь ее Мышонком. Она бойкая, милая и упрямая. Это Тео, – продолжил он, указав подбородком на Тео, – он застенчивый и замкнутый, но наблюдательный. А это Джо, – продолжил Киллиан, глядя на Джоэла, одного из моих любимых учеников. Мечтателя с копной ярко-рыжих волос.
– Как ты узнал? – прошептала я.
– Слушал тебя во время наших ужинов, – признался он. – Слушал каждое твое слово. Пусть и делал вид, будто это не так.
Сердце замерло.
– Значит, ты хочешь загадать Облачное Желание? – Я сцепила пальцы в замок на коленях, снова превращаясь в ту девушку, которую он встретил несколько лет назад в номере для новобрачных. Невинную. Неуверенную.
– Да.
– Кто сказал, что оно у тебя есть? – На моих губах заиграла улыбка.
– Твоя тетя. – В его голосе не слышалось ни тени насмешки, за что я была признательна, поскольку сарказм был для него все равно что родным языком. – Она велела мне подумать хорошенько. Сказала, что в жизни выпадает только одно такое желание.
Минуточку…
То же самое мне говорила тетушка Тильда. И я не припомню, чтобы рассказывала об этом Киллиану. Не может быть. Какая-то бессмыслица.
– Каково твое желание? – прошептала я.
Вокруг нас сновали дети, и мне показалось символичным, что причина, которая свела нас вместе – наследники – была всюду вокруг нас, хотя я не забеременела.
– Хочу провести с тобой час. Шестьдесят минут твоего времени. О большем не прошу. Во сколько ты заканчиваешь работу?
– В четыре, – ответила я. – Как и всегда.
– Я подожду.
По крайней мере, на этот раз он не велел мне уйти с работы.
– Как ты сделал облако? – Я указала ему за спину.
– У NASA есть инструкция. Ерунда.
– Потрясающе.
– Даже третьеклашки справятся.
– Все равно. – Я помотала головой. – Подождешь меня? – Я взмахнула рукой, указывая на здание школы.
Он улыбнулся.
– Дорогая моя Персефона, я ждал восемь лет. Еще четыре часа легко переживу.
Поездка к дому Киллиана проходила в тишине. Перед уходом из «Маленького гения» я установила на телефоне таймер ровно на час. А теперь нервно теребила лямку сумки, любуясь однообразным видом за окном и стараясь совладать с дыханием.