— Пошли прочь, — спокойно приказываю я и на молнию отвечаю многохвостой энергетической плетью.
Только главарь пытается прикрыться подобием моего купола, но его попытка с треском проваливается. Каждый хвост находит свою цель, раздаются переходящие в вой крики, и двое уцелевших, стоявших дальше всех и вовремя шарахнувшихся, без оглядки припускают прочь. Остальные, в том числе и прихрамывающий главарь, — за ними.
Я позволяю им уйти с некоторым сомнением. Было бы правильно задержать бунтовщиков, тем более я уверена, что они так или иначе связаны с третьим принцем, но… Оглушила бы я их, хорошо. А потом? Куда их девать? Вести в магистрат и надеяться, что они не вырвутся по пути? Ладно если просто разбегутся. А если нападут, а я не смогу защититься? Гораздо важнее, пришлет ли третий принц другой, более подготовленный отряд?
Свист раздается откуда-то сбоку.
Перед лицом возникает стрела, острый пятигранный наконечник уже в сантиметре от глаз.
От неожиданности я оступаюсь и чувствую, как кто-то поддерживает меня со спины. Миг спустя до меня доходит, что стрела никуда не летит. Наконечник хищно поблескивает металлом, топорщится белоснежное оперение, а древко зажато в руке… флейтиста, который и не дал мне упасть.
Я чувствую, как мои глаза широко распахиваются.
— Прекрасная фея, вы могли пострадать. Пожалуйста, будьте осторожнее. — За легким укором мне чудится не ирония, а издевка.
Его объятия становятся крепче. Не дав мне опомниться, флейтист вместе со мной плавно опускается на землю и только после этого отводит от меня стрелу, опускает ее наконечником вниз.
— Юйлин…
— Папа⁈
Как давно он пришел и как много видел⁈
Флейтист моментально отстраняется и приветствует отца глубоким поклоном, как младший старшего.
— Господин заклинатель…
— Я всего лишь странник, министр Тан. — Флейтист выпрямляется.
— Вы помогли моей дочери, господин заклинатель. Я в долгу перед вами. — Отец тоже складывает руки перед собой.
— Министр Тан, я не смею. Я пришел, чтобы выразить вам свое почтение, однако вижу, что сейчас не лучшее время для этого. Позвольте спросить: кто посмел штурмовать ворота вашей резиденции и направлять оружие на юную госпожу?
— В столице бунт, господин заклинатель. Я сожалею, что вы стали свидетелем столь неприятной картины.
— О чем вы, министр Тан? Беспорядки в городе не ваша вина. Это вина зачинщика, который должен ответить перед справедливым судом. Я убежден, что простые люди не должны страдать из-за алчных амбиций негодяя, не знающего уважения к своему отцу. Я чувствую себя обязанным вмешаться.
— Но…
Флейтист исполняет очередной поклон, почтительный и элегантный. И под перелив невесть откуда заигравшей мелодии — флейты в его руках нет — он исчезает, словно растворяясь в воздухе под затухающий перезвон.
Вот же.
— Дочь, объяснись.
Я пожимаю плечами:
— Что ты хочешь от меня услышать, пап?
— Не притворяйся. Я, по-твоему, слепой, не видел, как он на тебя смотрел?
— Как?
Папа окидывает меня тяжелым взглядом с головы до пят и скрывается в переднем павильоне. Я медлю — пытаюсь понять, что папа подразумевал. Разве флейтист смотрел на меня как-то по-особенному? Не заметила.
Догнав папу, я хочу подхватить его под здоровую руку, чтобы он мог опереться, но он отмахивается и садится за пустой стол. Одышка выдает, чего папе стоило дойти до переднего двора. Лучше бы лежал.
— Где-то здесь лежит доска, Юйлин. Мы с тобой давно не играли. Принесешь?
— Да, папа, — понуро соглашаюсь я. Насколько в иномирной жизни мне не нравились шахматы и шашки, настолько же в этой мне не нравится игра вейци. Отец приглашал для меня учителя, преподававшего первому принцу. Увы, в отличие от принца я оказалась бездарной ученицей.
Зная, что игра для меня мучение, папа все равно настаивает. Неужели он рассердился только из-за того, что флейтист позволил себе коснуться меня? Очевидно, что иначе бы я упала со стены!
Я честно пытаюсь вспомнить уроки, но уже через десяток ходов становится понятно, что папины белые фишки теснят мои черные. Вот был бы у меня телефон с сетью, я бы могла запустить игру на максимальном уровне и повторять ходы искусственного интеллекта, то-то папа бы удивился. В реальности же я проигрываю, а папа требует еще одну партию и еще.
В какой-то момент я смиряюсь с происходящим. Может, я все неправильно понимаю? Может, папе нравится выигрывать, как бы по-детски это ни звучало? Как-то само получается, что я впадаю в легкое медитативное состояние, вслушиваюсь в щелчки фишек.
— Зачем ты поднялась на стену, Юйлин?
Так папа зол из-за этого?
Вообще-то, сама могла догадаться.
— Я прогнала толпу у ворот.
— Если бы не доброта господина заклинателя, тот лучник бы тебя… застрелил, Юйлин.
От его спокойного тона меня пробирает озноб.
— Прости… — выдыхаю я, обхожу стол и опускаюсь на пол рядом с его креслом. — Мне жаль, что я тебя напугала.
— Тебе жаль, что ты меня напугала, Юйлин? Что ты по-глупому рискнула своей жизнью, тебе не жаль?
Не вижу смысла спорить. Мое решение, возможно, не самое лучшее, но, если бы не мое рисковое вмешательство, мятежники бы проломили ворота, пробили защиту и ворвались на территорию поместья. Да, мы с отцом успели бы укрыться в убежище, созданном как раз на такой случай, и ушли бы через тайный ход. Но вот старые слуги точно бы не спаслись.
— Мне жаль, — соглашаюсь я.
Папа треплет меня по волосам, а я вдруг замечаю, что из-под верхнего слоя его одежды выглянул кулон, с которым папа, сколько я себя помню, никогда не расставался. Кулон начинает светиться режущим голубым светом и вдруг резко покрывается паутиной трещин, раздается хруст, и кулон превращается в облачко серой пыли.
Глава 36
Схватившись за воротник, папа меняется в лице. Он суетливо ощупывает пустой шнурок, наконец сдергивает его, подносит к глазам и безвольно роняет. Выглядит так, словно потеря кулона напугала его больше, чем летящая в меня стрела.
— Кажется, Небеса тебя берегут, доча.
— Что?
— Неважно, неважно. — Папа настолько выбит из колеи, что повторяется. Ссутулившийся, растерянно оглядывающийся в сторону ворот, сейчас он совершенно не похож на министра.
Я хочу спросить, что происходит, но папа поднимается из-за стола.
Значит, партию мы не доиграем. Я начинаю убирать фишки в чаши, разделяя по цвету, но папа жестом показывает оставить и идти за ним.
— Па-а-а…
— Дочь, ты помнишь, где вход в убежище? Помнишь ключ?
— Разумеется. — Нужно с помощью ци начертить подряд два иероглифа, как и с замками на сундуках, только другие. — Пап, что произошло?
— Неважно.
— Ты позеленел, когда кулон рассыпался, и говоришь, что мне не о чем беспокоиться⁈ Серьезно⁈
— Юйлин.
От неожиданной резкости я вздрагиваю. Папа одернул меня как расшалившуюся малолетку. Перед глазами встает сцена из моего детства, как я спряталась от кормилицы и выбежала на передний двор к важным гостям, запнулась о порог и, растянувшись, сбила с ног служанку, как раз подававшую чай. Позорище… Но сейчас-то всё по-другому!
— Пап, я не знаю, почему ты считаешь, что скрывать что-то очень серьезное лучше, чем предупредить. Пусть так. Только не говори не беспокоиться, ладно?
Он оборачивается, внимательно смотрит на меня:
— Дочь, ты изменилась до неузнаваемости. Вроде бы ты, моя родная девочка, но будто совершенно другой человек.
Готова ли я рассказать правду? Разоблачение больше не пугает меня, как в первый день, все же я не чужая душа, по ошибке получившая умирающее тело, я настоящая Юйлин, просто переродившаяся с памятью о жизни в другом мире.
Да, я могла бы рассказать.
Но зачем? Кому от этого будет хорошо? Мне? Отцу? Думаю, что никому.
— Повзрослела? — предполагаю я.
— Пока что я вижу самоуверенность и дерзость. Не лучшие качества, Юйлин.
Спорно…
— Не лучшие для кого? — уточняю я.
— Оставайся во дворе «Серебряной луны» и при малейшем намеке на опасность прячься. Больше никакого самоуправства. Ты поняла меня, Юйлин?
— Поняла…
Папа отворачивается и, тяжело ступая, уходит, оставив меня на дорожке в полном одиночестве. Я смотрю ему вслед и ловлю себя на очень странном чувстве: мне тесно, будто меня не в жилой павильон отправляют, а в клетку.
Не хочу, но…
Позвать Шаояна в столицу я не рискну, причем не знаю, боюсь я больше за своего демона или все же за столицу. Уйти одной опасно — мне хватило лучника. Остается, увы, делать ровно то, что сказал отец. Ну, почти.
Свернув на узкую дорожку, петляющую через тенистый бамбуковый сад, я вскоре выхожу к неприметным лунным воротам, за которыми скрывается павильон «Серебряной луны». Даже если ворвавшиеся в поместье чужаки догадаются обыскать сад, все равно у меня будет достаточно времени, чтобы нырнуть в тайный ход.
Заходить в павильон я не тороплюсь, присаживаюсь на ступеньки, делаю глубокий вдох и погружаюсь в медитацию. В воздухе разлита ци, и я закручиваю энергию вихрем, поток ускоряется, сила концентрируется вокруг меня, и я начинаю поглощать ее. Ци проникает в тело, питает ядро. Время словно останавливается.
Хотя я ушла в себя очень глубоко и полностью сконцентрировалась на энергетической практике, я все же сохраняю связь с реальностью, не отключаюсь полностью и в какой-то момент, вечность спустя, как сквозь толщу воды слышу голос зовущей меня момо.
— Что же такое, юная госпожа! Как же мне вас разбудить-то?
— Я не сплю. — Я медленно открываю глаза. — Уже стемнело? Что случилось, момо?
Ее голос звучал раздосадованно, но точно не испуганно.
— Юная госпожа, ваш отец вернулся из дворца и приглашает вас присоединиться к нему на ужин.
— Отец выходил⁈
— Вашего отца вызывал император.
Бунт… подавлен?
А если бунт подавлен, если в столице больше не опасно, папа будет против моего возвращения⁈ Очевидно, что да. А как же… Шаоян? От мысли, что я больше его не увижу, внутри все леденеет.