– Этот милый эксперт обучен и приобрел большой опыт. – Тик-Так с обожанием смотрел на нее горящими на раскрашенном лице глазами. Крошка коснулась его, и было очевидно, что такая привилегия воспринималась им как что-то почти немыслимое.
Крошка сделала знак, и двое пажей стали раздевать Тик-Така и сына лорда Снора.
Вспомнив о том, что происходило на «Бликсо», Мэдисон вдруг понял, что сейчас случится.
– Нет! – взвизгнул он. – Нет, Крошка, нет!
Тут же перед ним оказался охранник, и большой электрический топор, повисший перед самым лицом Мэдисона, заслонил от него происходящее.
– Молчи! – прорычал охранник.
Мэдисон молитвенно воздел глаза к потолку. До него доходил голос Крошки:
– Нагнись, дорогой Тик-Так. Ну-ка, пажи, заставьте новичка стоять позади него прямо и не давайте ему двигаться. Ни одним мускулом!
Оркестр истово играл свою музыку.
Мальчишки, стоявшие за веревками под перекрещивающимися цветными лучами, жадно смотрели. И вдруг издали дружный стон, выражающий напряженность интереса.
– Тик-Так, – прозвучал голос Крошки, – начинай! Мэдисону ничего не было видно, и заглянуть за топор он не мог, но в топорище имелась дырочка, и, чуть сдвинувшись, он увидел лицо сына лорда Снора. Оно расцвело от восторга.
– Не давайте ему шевелиться! – звучал голос Крошки. Руководитель оркестра подал знак, и музыка зазвучала громче.
Мальчишки за веревками стояли, разинув рты, в полном изумлении.
Оркестр прибавил еще звука, и от сильной пульсации запрыгали занавеси.
Мэдисон пытался рассмотреть хоть что-нибудь сквозь дырочку в топорище.
Мальчик из числа зрителей придушенным от страсти голосом сказал: "Просто не верится! Вот это да!" – "Ведь пажи держат его так, что он не может шелохнуться!" – откликнулся другой, выпучив глаза.
На опущенном вниз лице Тик-Така блуждала улыбка знающего человека.
Зрители смотрели во все глаза и тяжело дышали.
Мэдисон, приникший к дырочке в топорище, вздрогнул от крика экстаза, который вдруг издал сын лорда Снора.
По залу волной прокатился стон. В нем была напряженность сексуальной жажды, желания, пульсирующего так же мощно, как удары музыки.
Крошка соскочила с платформы и взбежала по ступенькам к трону. Луч прожектора последовал за ней. Она встала, высоко подняв руки. Музыка заиграла еще громче, мощнее. Крошка стала покачиваться в ее ритме, с поднятым жезлом, в сияющей золотой короне.
Золотистая мантия упала с нее, и она стояла, раскачиваясь, и фаллические символы корчились на ее теле.
– Вассалы и придворные! – воскликнула она. – Слушайте мой королевский приказ! За дело!
Все издали вопль благодарности и набросились за веревками друг на друга, как волки во время спаривания. Музыка, марихуана, сцена на платформе, пульсирующие цветные лучи – все это заставило их обезуметь от похоти, сдерживать которую уже было невозможно. В воздух полетели курточки и прочие одеяния.
Пол за веревочными ограждениями стал опускаться, а с ним исчезло все: и звуки остервенелой музыки, и блуждающие лучи, и кучи сладких булочек, и шипучка, и крики мальчишек. На место исчезнувшего пола выдвинулся второй, и толпы не стало.
Глава 10
Мэдисон знал, что время его пришло. Слуги увозили платформу. Тик-Так и потомок лорда присоединились к оргии и стали за веревками обниматься и целоваться. Убрали большую доску, а за ней и трон.
Сцена, где играли музыканты, снова вдвинулась в стену, а то, что они играли, как-то незаметно перешло в запись, которая все еще, очень слабо, ударными ритмами давала о себе знать с нижнего этажа.
В зале установилось нормальное освещение. Вентиляторы отсосали дым марихуаны. Вместо него воздух постепенно наполнил свежий запах, схожий с ароматом фиалок.
Мэдисон испуганно сжался в кресле под недремлющим оком Молотилы. По лезвию электротопора сновали крошечные искры. Мэдисон вжался в кресло, чтобы избежать прикосновения к нему цепей.
Похоже, обслуживающий персонал дворца устраивал свое собрание. Женщины и мужчины, одетые так, как, наверное, могли бы одеваться повара, горничные и техники, заполняли зал. К образующейся толпе присоединились даже музыканты – те, что играли на сцене.
В зал набилось, наверное, свыше сотни людей, включая распорядителей, герольдов и охранников. Пришли даже старые садовники: в руках у одного из них был пышный букет цветов.
Неужели все они собрались, чтобы посмотреть, как его будут судить? – подумал Мэдисон. И от этого почувствовал себя крайне неловко. Может, им очень нравится вид льющейся крови?
Крошка разговаривала с каким-то парнем, похожим на художника, и они дружно хохотали. Кто-то унес золотистую накидку, заменив ее простым красным плащом, в который Крошка теперь и была облачена.
Она зашагала к лестнице, ведущей наверх. Мэдисон вдруг почувствовал новый прилив надежды. Кажется, она совсем забыла о нем: по крайней мере, если бы ему повезло, он мог бы прожить еще один день. Мэдисон попытался до предела уменьшиться в размере, чтобы не привлечь ее внимания.
Персонал выстроился в два ряда, и Мэдисон понял, что они здесь не затем, чтобы стать свидетелями его кончины. Они, должно быть, собрались на какой-то неформальный вечерний ритуал. Прежнее действо, возможно, устраивалось для знати, а это было их маленьким собраньицем – чтобы пожелать своей «королеве» доброй ночи перед сном, и не более того.
Осанистый старик, похожий на офицера, со множеством золотистых лягушек на мундире – возможно, мажордом – подошел к ней, и Крошка медленно прошла меж двумя рядами слуг. Старик опустился на колени, и тут же его примеру последовали остальные. Крошка остановилась. Он схватил подол ее плаща и прижал его к губам. Затем сказал:
– Ваше величество, ваши слуги хотят поблагодарить вас за то, что вы позволили им с удовольствием заниматься своей работой.
Крошка обвела всех взглядом, сияющая и довольная.
– О, дорогие мои верные друзья, – обратилась она к ним. – Какое удовольствие находиться среди вас. Спасибо. – И она стала называть разные участки работы персонала, благодаря каждого по отдельности. Затем крикнула: – Я всех вас люблю!
Сколько обожания было во взорах услышавших эти слова! Мажордом хотел было что-то сказать, но тут возникла ссора. Шестеро женщин, судя по форменной одежде, горничные, зашипели и зарычали друг на друга.
Строгая старуха в красивой форме тут же набросилась на них, резко выговаривая им за то, что они устраивают беспорядок. К ним подошел мажордом.
Выяснилось, что горничные никак не могли порешить, каким двум из шестерых дежурить ночью и укладывать Крошку в постель. Ссора была довольно ожесточенной. Мажордом авторитетно указал на двух, чей черед был нынче. Как же они обрадовались! Обе женщины мгновенно как бы стали выше ростом, и на их лицах было столько гордости. Они показали языки оставшимся товаркам и поспешили наверх готовить Крошке ванну. Посрамленные четверо, которые хотели посягнуть на чужую привилегию, глянули на Крошку и от страха бухнулись на колени. Та улыбнулась, и они облегченно вздохнули, заулыбавшись ей в ответ. Это позабавило Крошку, и она, послав им воздушный поцелуй, расхохоталась. Вместе с ней засмеялся весь персонал. Затем раздались крики: "Да здравствует ваше величество!"
Крошка уже открыла рот, чтобы пожелать всем доброй ночи, но начальник охраны в серебристой форме привлек ее внимание и указал рукой туда, где у стены сидел сжавшийся от страха Мэдисон.
"Провались он, этот начальник охраны!" – придушенно прошептал Мэдисон. Крошка, которая, похоже, уже и позабыла о нем, теперь нахмурилась и посмотрела в его сторону, как на какую-то гадкую козявку. Слуги тоже устремили на пленника озлобленные взгляды: очевидно, слух о его преступлении, состоявшем в том, что он посмел вызвать недовольство их драгоценной королевы Крошки, распространился по всему дворцу.
Крошка и главный стражник зашептались между собой, после чего «королева» в сопровождении двух караульных последовала за начальником охраны к тому месту, где сидел Мэдисон.
– Они напомнили мне, – сказала Крошка по-английски, – что утром у меня несколько примерок платьев, а днем – садовые работы. Они не могли найти в моем графике места для суда над тобой, поэтому устроим его сейчас. Ты признаешь себя виновным или нет?
– В чем? – жалобно проныл Мэдисон.
– В пределах дворца, – объяснила Крошка, – дворянин, если только он не имеет дело с лицом более высокого ранга, властен распорядиться жизнью человека, посягнувшего на его собственность или личность.
– Я на тебя не посягал! – вскричал Мэдисон по-английски. – Я пытался заручиться твоей поддержкой! Я тебе нужен!
Крошка повернулась к начальнику караула и сказала по-волтариански:
– Обвиняемый признает себя виновным. Занесите этот факт в дворцовые анналы.
– Крошка! – вскричал Мэдисон. – Ты должна выслушать…
– Нечего мне тебя слушать, – снова по-английски оборвала его Крошка. – Ты здорово провинился и знаешь об этом сам. Ты даже пальцем не пошевелил, чтобы помешать этому (…) Грису. Ты угодил в этот переплет, потому что не поиграл со мной в мячик. – Она снова перешла на волтарианский: – Я объявляю арестованного виновным, и приговор должен быть приведен в исполнение обязательно.
Начальник караула кивнул.
– Ты не сказала, к какому наказанию я приговорен, – напомнил Мэдисон.
– Видишь ли, Мэди, – вновь по-английски заговорила Крошка, – эти лекции ужасно меня распалили; порой они доводят меня до грани (…), и я испытываю боль. Мне всегда хотелось разрушить твою сосредоточенность на матери, поэтому приговор таков: ты поднимешься ко мне в спальню и будешь (…) меня до тех пор, пока я не размякну и не получу полного удовлетворения.
– О нет! – взвизгнул Мэдисон и вжался в спинку кресла так, что цепи зазвенели. И тут поблескивание синих лучей навело его на вдохновенную мысль. – Послушай, – сказал он, – тут под полом двести пятьдесят мальчиков! Мне еще слышна музыка! Любому из них было бы…