Злое небо — страница 6 из 62

льше похожую на медвежью лапу.

— Вот и я о том же, — Роб скинул сумки на землю и плюхнулся рядом с Михой, — и че это за баба?

— Это мои кореша. Я за них ручаюсь, — Миха мне подмигнул, — в конце концов, кто платит, тот и заказывает музыку.

Я подивилась Михиной эрудиции, и поглядывая исподлобья внимательно присмотрелась к Робу. Не думаю, что от него могут быть проблемы. Большой, громогласный, но вряд ли очень злой. Если только не решит натравить своего… гм… хомячка, оставшегося за дверью и недовольно пофыркивающего.

— Дело твое, как и бабки, — Роб встал, поправил тулуп и зычно гаркнул, — ну все, детишки, собираемся.

— Погодите, — неожиданно вмешался профессор, — но Шания ранена. Она не может идти как минимум неделю, и то, при благоприятном стечении обстоятельств, хорошем уходе и питании.

Роб тупо посмотрел на Толкена, потом на Миху. Когда тот в ответ пожал плечами, он обернулся к профессору и переспросил:

— Это ты с кем сейчас говорил?

— С вами, — профессор немного растерялся, видимо начиная сознавать, что понимания не произошло.

— Я сказал, собирайтесь и баста. Я не буду торчать здесь неделю, и ждать «благоприятных обстоятельств». Но могу ее добить, чтобы не мучилась.

Затем он добавил что-то неприличное про чью-то маму, которая вела беспорядочную половую жизнь, и вышел в метель. Мы переглянулись с профессором и, вздохнув, я приняла решение:

— Вам нужно идти.

— Здесь оставаться опасно, слишком близко к месту высадки, — возразил Толкен.

— У вас нет другого выхода. Вы и так сделали для меня слишком много. Я не хочу подвергать вас опасности.

— Это глупо и нецелесообразно! В конце концов, мое воспитание и расположение, которое к вам испытываю, не позволит мне бросить вас одну. В этом ужасном месте!

— Здесь тепло, если оставите мне горючее и еды на пару дней, смогу продержаться. А потом… Мы все здесь в одинаковом положении, профессор. Я не хочу стать причиной вашей смерти. Мне своих призраков хватает.

— Я останусь с вами! Это не обсуждается! — профессор вскочил, и упрямо тряхнул головой. Его рыжая взлохмаченная шевелюра дернулась в такт его движению.

— Вы уйдете с Михой и попытаетесь найти безопасное место. Не нужно за меня бояться. Поверьте — смерть меня не пугает, но и умирать я не собираюсь. Я справлюсь.

— Э, может хватит уже, — в пещере снова появился Роб и она стала казаться меньше и теснее, — достали меня своей болтовней. Уйдем все, так и быть. Собирай свою болезную, ботан и мотаем отсюда. Я транспорт подогнал.

Мы все посмотрели в проем, откуда на нас с не меньшим интересом пялился … зверь, он же, по-видимому, транспорт. Назвав его хомячком, я погорячилась. Это была смесь волкодава и саблезубого тигра. Видя к себе повышенное внимание, он провел большущим языком по верхним клыкам и предвкушающе сглотнул. Мне окончательно стало плохо.


Я вглядывалась в еще четкие довольно крупные следы зверя, которые не успел замести снег. Крид был здесь не больше часа назад. Я помнила, что идти нужно с подветренной стороны, у крида очень чуткий нюх. В животе заурчало от голода. Сказывались сутки без еды. На этой планете каждый сам думал о своем пропитании, и выживал лишь тот, кто мог за себя постоять, себя прокормить. Для нас, отбросов обществаи так сделали слишком много — дали возможность добывать себе пропитание, запустив на планету зверей, специально созданных для выживания в суровых условиях. Но, учитывая чрезмерную хищность некоторых из них, невольно возникал вопрос: кто кем должен питаться? Иногда люди, движимые кто отчаянием, кто трезвым расчетом сбивались в стаи, сами уподобляясь тем, на кого охотились. Главное, отправляясь на очередную вылазку за едой не встретить кого-нибудь, из принадлежавших к другой стае.

Прошло около четырех месяцев, как я, верхом на саблезубом Тилле в компании профессора и двух бывалых зэков пересекла километры снежной пустыни и добрела до скалистых гор. По словам Роба, где-то там, очень далеко, куда нам был закрыт путь, в Оазисах, климат был мягче, да и редкое солнце, созданное искусственно, грело. Правда, растительность на лишённых льда участках существовала в основном в виде мхов, лишайников и папоротниковых. Впрочем, я и не надеялась в ближайшее время наслаждаться видом цветов. Было даже море, где-то там… А здесь подо льдом… Кто его знает. Может быть, мы ходим над бескрайними просторами воды, и даже не ведаем об этом. А «летом», то есть, совсем скоро, благодаря солнечной радиации, снег начнет таять, кое-где можно будет увидеть слабые ручейки. И день станет дольше, и солнце будет видно круглые сутки. Точнее, то, что позволят нам увидеть мрачные, хмурые небеса.

Еще в дороге я узнала, что Миха и Роб были знакомы с их последней отсидки пять лет назад. Роб попал сюда в прошлом году и с тех пор готовился к приему друга.

— А откуда вы узнали, что Миху доставят именно сейчас? — удивился профессор.

— Если есть чем платить и нужные знакомства, можно узнать обо всем, — усмехнулся Роб, — это там (он показал глазами в небо) все считают что здесь жизнь заканчивается. Но у многих она только началась.

Его странные слова меня немного удивили. И лишь со временем я стала понимать, насколько он оказался прав. Живя в комфорте родной планеты, обучаясь в Академии все, о чем я могла думать, это карьера, успех и личное счастье. Я привыкла к удобству, теплу, дорогой и удобной одежде, красивому белью, изысканной пищи и не представляла себе, как в один момент все это может исчезнуть. И вот тогда станет ясно, чего же ты стоишь на самом деле. Я была благодарна шумному и грубоватому здоровяку Робу, который научил нас с Михой добывать себе пищу, выживать в суровых условиях, жить простыми радостями и не думать о завтрашнем дне. Профессор оставался с нами. Наверное, он просто не мог поверить, что судьба сыграла с ним злую шутку закинув на эту планету. Изо дня в день я видела его печальный взгляд, в котором застыла какая-то обреченность и детская обида на судьбу. Это хорошо! Если он способен обижаться и злиться, значит, он еще не смирился. И со временем, он станет бороться за свою жизнь. А пока я сделаю это за нас двоих. Пока не найду способа выбраться из этого дерьма и навсегда улететь с чертовой планеты. Дальше этого я запрещала себе мечтать. Потому что мечты имеют обыкновения разбиваться о жестокую реальность.

Животное, намного крупнее волка, замерло и принюхалось. Затем, будто что-то почуяв, ощетинилось и прижало короткие уши к почти плоской голове. Крид на вид был гораздо хуже, чем на вкус. Но в нашей ситуации выбирать не приходилось. Сжав мачете, спрыгнула с невысокого каменного навеса и одним ударом отрубила зверю голову. Темная кровь брызнула на снег, и я почувствовала дурноту. Никогда не привыкну убивать… Странно, но сейчас, когда я смотрела на крупную тушу зверя, который обеспечит нас едой на пару дней, мне было его более жаль, чем того тюремщика с «Медузы». Деградация моральных принципов налицо.

Благодаря искусственной атмосфере планеты, «днем» небо имело темно-серый цвет, ближе к утру кое-где просматривалось северное сияние, ночью же черное, усыпанное миллиардами звезд небо, демонстрировало то, о чем мы все старались забыть. Одинокий космос, без уютного привычного светила, оторванность от всего, что было нам когда-то дорого и знакомо. Свет в небе заставил поднять голову вверх. Было достаточно темно, чтобы рассмотреть несколько бледных лучей, прорезавших свод. Слишком далеко от тюремной базы, и от других обитаемых мест. Неужели кто-то смог забраться в такую даль? Кто бы это ни был, он рискует, находясь так близко к границе терраформированной зоны.

Я вернулась ближе к планетарной ночи, таща добычу за собой и нырнула в отверстие, под казалось бы, сплошной горой. Снег скроет мои следы и кровь. Дальше продвигаться было не слишком удобно, но приходилось терпеть. Вниз несколько десятков метров, металлический заслон, когда-то бывший электронной дверью старой каюты. Некогда на этом месте потерпел крушение один из первых транспортных кораблей. Не знаю, кто нашел это место первым и настолько хорошо его замаскировал. Был шанс, что нас никто не обнаружит. Наше убежище было довольно просторным, но, учитывая, что в нем жило десять человек, об особом уюте и уединении речи не шло. Кроме меня еще две женщины и семеро мужчин разных возрастов. Самым старшим здесь считался дядя Ёрик. Ходили слухи, что когда-то он играл на сцене и даже имел неплохой успех у зрителей в роли принца Датского. Но после стал пить и связался с дурной компанией, решившей использовать актерский дар Ёрика на полную катушку. Первый срок мотал за мошенничество, а дальше… на этом месте он всегда вздыхал и разводил руками. Ну не удержался. Не судьба ему вести праведную жизнь. Кроме Михи и Роба, которые взяли на себя обязанность обеспечивать безопасность, а, иногда и пропитание, с нами жили двое молодых парней, едва вышедших из подросткового возраста. Попали они сюда вместе, так же, как и грабили «наглых буржуев». Скорее от безысходности и обиды на весь мир, чем из самой любви к преступлению. Делали они это мастерски, по их словам, даже не видя жертвы, подбираясь к буржуйским миллионам с помощью всемирной сети. Но где-то эти ребята все же наследили, став безусловными жертвами судейского произвола. Иногда они принимались за спор с дядей Ёриком, в котором всегда затрагивались проблемы богатства и бедности, социального неравенства и упоминались имена Маркса с Лениным. Они выглядели одухотворенными какой-то идеей и походили на двух непризнанных гениев, вечно прозябающих в нищете, усугубленной непониманием окружающих. Приглядевшись к ним повнимательнее, я не заметила особой тяги к насилию, но все, же держалась с ними настороже. И последний из лиц сильного пола, кого мне довелось встретить в нашем убежище, был некий Вонг, мужчина ближе к среднему возрасту, с моложавым лицом, в котором преобладали азиатские черты уроженца Земли, отличавшийся флегматичностью и тягой к уединению. Он мало общался с остальными, и о себе ничего не рассказывал. Все же мне казалось, что его узкие глаза теряют свое равнодушие, и он прислушивается к тому, что происходит вокруг. Иногда я чувствовала на себе взгляд его черных, как небо Утлагатуса глаз, который меня немного смущал. Время от времени он брал меч, сделанный собственными руками (вообще, все холодное оружие и арбалеты, которым располагала наша небольшая группа, было изготовлено им) и шел на охоту. Тогда мы могли себя побаловать и устраивали настоящий пир, потому что Вонг никогда не возвращался с пустыми руками. Однажды, преодолев непонятную робость, я у него спросила — не мечтает ли он вырваться отсюда. Он тогда впервые посмотрел на меня открыто и… засмеялся. Я никогда не слышала его смеха ни до того, ни после. На следующий день он предложил мне показать, как обращаться с ножом, и не встретил отказа. Благодаря этому я смогла добывать еду и стала чувствовать себя полноценным членом нашей группы.