олчата» исправно платили за еду и питье, особо не буянили и к девкам более дозволенного не приставали.
– Ежли кто нахамит – сразу говори, моя леди. Мигом языки пообрываю! – предупредил громогласно Лайхин в первый же вечер.
Совершенно зря грозил карами своим людям Волчара, дисциплина у него в отряде была железная. Прямо как у Мэя. Тому стоило только бровью повести, чтобы приказ исполнялся в точности. И дело было вовсе не в умелом применении на практике метода «кнута и пряника», вернее не только в нем. С одной стороны, жизнь в Приграничье такова, что расслабляться нельзя ни на миг, а с другой стороны, Рыжий хоть и не знал жалости к провинившемуся, но судил всегда по справедливости. При случае достаться по соплям могло даже самому Дайнару. Если тот, конечно, заслужит.
– Но предупреждаю сразу, – добавил, ухмыляясь, Волчара. – Если твой рыжий паскуденыш кого-нибудь выведет из себя, то я Сэнханово отродье защищать не стану.
Надо сказать, что улыбка у лорда Лайхина получалась невероятно кровожадная. Вот-вот щелкнет крепкими белоснежными клыками и зарычит. Весьма своевременное предупреждение, ибо стоило вынуть Аллфину кляп изо рта, как он разразился потоком смехотворных угроз: от собственноручной расправы над пленителем до объявления войны всем Глайрэ’лигам. Волчара от души посмеялся над мальчишкой, но за подобное добродушие со стороны своих воинов ручаться не стал.
Хелит честно попыталась по-хорошему уговорить княжича проявить благоразумие. Хотя бы просто потому, что злить звероподобного Лайхина чревато жестокими побоями. Но Аллфин глядел перед собой стеклянными глазами и не желал ничего слушать. Аргумент был один.
– Он не посмеет поднять руку на Джэрэт’лига! Отец и дядя Мэй жестоко отомстят за обиду.
Ну что тут скажешь? Леди Гвварин возвела очи к небу и мысленно воззвала к кому-нибудь из Великих Духов, покровительствующих терпеливым. Она была убеждена, что «дядюшка Мэй» и «папочка Сэнхан» первым делом снесут голову ей самой. В этом же уверял ее и Лайхин.
– Уж не обессудь, моя леди, но все бабы от природы дуры, каждая по-своему, – говорил он, ни с того ни с сего решив разделить с Хелит обильный ужин. – Ты – не исключение, кстати. Решила, что твой ангай, в случае чего, спасет от случайных душегубцев и насильников? Зачем вообще было сбегать?
– По словам ир’Брайна, я стала угрозой для всего Тир-Галана. Если из-за меня начнется междоусобица, то первым делом пострадает Аллфин и его семья. Между прочим, из-за тебя, лорд Лайхин. Если бы ты не подстроил встречу с Мэем.
Волчара заливисто расхохотался. Похоже, он ничуть не смущался тем, что о его разговоре с Рыжим стало известно королю и его советнику.
– Ха! Экая ты благородная, моя леди! Пожалела, стало быть, деток малых?! Получается, на большой дороге в компании с тобой Аллфин в большей безопасности, чем в отчем доме?
– Я его с собой не звала, – оправдывалась Хелит. – Сам сбежал.
– Оч-ч-чень успокаивает, – издевательски хмыкнул Лайхин. – Особенно Сэнхана. Вот я и говорю, что бабе пристало у печки сидеть. Любой бабе! Хоть благородной, хоть простолюдинке.
Собственно говоря, Волчара уже пару раз изложил леди Гвварин свое видение женской доли, ничем радикально не отличавшееся от пресловутого принципа: «киндер, кюхе, кирхе». И только низкая рождаемость униэн не позволила ему вообразить себе идеал женщины-домохозяйки всех настоящих мачо – босая и беременная на кухне. До идей феминизма и эмансипации в этом мире еще недодумались.
Оставалось лишь смиренно выслушивать сентенции лорда Глайрэ и согласно кивать. Ему это нравилось. Видимо, домочадцы внимали ему недостаточно внимательно. С убежденными идеологами ортодоксального домостроя такое часто случается. В конце концов Хелит заподозрила в Лайхине тайного подкаблучника, чересчур уж рьяно он отстаивал превосходство мужчин над женщинами.
– Если хочешь знать, ир’Брайн может сколько угодно стращать Сэнхана, да только сделать – ничего не сделает. Мэев братец – не дурак и тертый тип, хоть прикидывается романтиком и соплежуем. Я все больше склоняюсь к мысли, что слова Риадда предназначались не столько для Сэнхана, сколько для тебя.
Признаться честно, Хелит сама догадалась, насколько сглупила. Советник ир’Брайн притворно топнул ногой, спугнул, а она и побежала. Вот и не верь после этого в истинность анекдотов о скудоумии блондинок. В прежней жизни она за собой таких досадных промахов не замечала. Неужто все из-за смены масти? Но раскаиваться нынче уже поздно.
– Рыжий мне еще «спасибо» скажет, – пообещал лорд Глайрэ. – То-то будет веселье: Рыжий Волчаре изъявляет сердечную благодарность. Непременно заставлю Мэя подарить один из своих хваленых кубков, – размечтался он.
Семь серебряных кубков пылились в кладовке эр’ирринской замковой кухни, и подавать их на княжий стол было строго-настрого запрещено под страхом порки. Но любоваться-то ими Хелит никто не запрещал. Тончайшего литья барельефы в виде цветов, идеально подобранные самоцветы, волшебные письмена на ободке чаши – немые свидетели утраченного Мэем дара. Стоит ли удивляться, что Рыжий не мог заставить себя пить из них?
– Ты же его ненавидишь, лорд Лайхин, – допытывалась Хелит. – Так ведь?
Волчала задумчиво пожевал ржаную корку, прежде чем ответить.
– Мы с Рыжим – звери разной породы, если ты понимаешь, о чем я говорю, миледи. Как кошка и собака. Когда я вижу твоего Рыжего, у меня на загривке волос дыбом становится, а зубы сами собой щелкать начинают, – откровенно признался владетель Глайрэ. – Но я точно знаю, если Рыжий сказал – так оно и будет, если посулит – выполнит, и только смерть его остановит, ежели он решил что-то сделать.
Слова признания заслуг давнего недруга тяжко давались Лайхину, вырываясь через зубы сдержанным рычанием, а глаза горели изнутри серебристо-синим потусторонним светом.
– Тогда поясни, зачем тебе и твоим… сторонникам делать Мэя Верховным Королем? Почему бы тебе самому…
– Ха! Я бы не противился, но Дома меня не поддержат.
– А Мэя поддержат?
– Не исключено, – загадочно улыбнулся Лайхин. – Тут от тебя все зависит. Ты у нас фигура ключевая, забыла? Пожелаешь возвести на трон Рыжего – кто пойдет против предсказания?
– А если не пожелаю? – тихо спросила Хелит, цепенея от осознания обреченности. – Если все сложится по-другому?
Лайхин приблизил свое лицо к ее лицу и обдал девушку горячим пахнущим вином дыханием. Нет, Волчара не был пьян, даже не во хмелю. Однако он и без подражания зверю оставался безжалостным хищником.
– Долго же до тебя доходит, моя леди.
Конечно! Лайхин решил опередить всех на три шага, подстраховаться самым надежным способом. Раз у него та самая «дочь Кер», то любой претендент на престол обязан будет с ним считаться. Дело не в Рыжем, он ведь может и умереть, война на дворе как-никак. Лорд Глайрэ оказался в итоге хитрее всех, включая самого Мэя. Кто раньше встал – того и тапки, то бишь… леди Гвварин.
Хелит только и оставалось, что кусать губы, изводясь бессилием и злостью. Не бить же себя ложкой по лбу за опрометчивость и скоропалительность.
«Выписать, что ли, самой себе справку о крайней степени кретинизма? – самокритично подумала она. – Говорите медленнее, я – блондинка».
Для Отступника день не заладился с самого утра. Он опять не спал всю ночь напролет, писал, рвал и заново переписывал письмо к Альмару. Королевский гонец так торопился доставить известие о событиях на северной границе, что загнал несколько лошадей. А ведь от королевской крепости Сирон-Аяр до Приграничья всего ничего – дней пять, не больше.
Король Нафарра не устоял перед посулами Чардэйка, разорвал договор с Тир-Луниэном, открыв проход по своим землям для армии хан’гора Ламмина. Зимний сезон ничуть не смутил дэй’ном, они давно готовились к кампании: скупали в южных ангайских царствах теплую шерстяную ткань, пригоняли табунами крепких мохнатых маленьких лошадок и еще много чего. Но все донесения Мэевой разведки о том, что таковая подготовка велась в течение целого года, в Лот-Алхави горделиво и пренебрежительно игнорировали.
Само собой старый князь Хейнигин принял удар на себя, но сил его дружины не хватило для достойного сопротивления. Дэй’ном огнем и мечом проложили дорогу в глубь Тир-Луниэна аж до берегов Сироны, там их остановила объединенная армия трех удельных князей. И вот теперь Альмар требовал от Мэя личного присутствия и немедленного участия в предстоящей решающей битве.
Это было глупо с любой точки зрения. Особенно с точки зрения здравого смысла. Во-первых, лорд Хейнигин – один из опытнейших военачальников, и не его вина, если с тремя тысячами воинов невозможно остановить 10-тысячную армию. Во-вторых, Мэя чрезвычайно смущало, что Северную армию возглавил хан’гор, а не сам Верховный Вигил. Эйген ни за что не отказался бы от чести нанести по Тир-Луниэну смертельный удар. Стало быть, вторжение со стороны нафаррской границы не является решающим. А в-третьих, старый князь обязательно затаит страшенную обиду на Отступника за проявленное недоверие, ведь Хейнигин всегда оставался одним из немногих, включая покойного Оллеса, кто не жаждал крови Рыжего.
Что-то в этом духе и пытался описать в красивых, исполненных пафоса фразах Мэйтианн’илли, убеждая Верховного Короля оставить все, как есть. Тщательно подбирая слова, он старался не дать повода Альмару с ир’Брайном заподозрить его в злом умысле. От напряженного ночного бдения у Рыжего окончательно испортилось настроение, он наорал по очереди на всех, кого угораздило попасться на глаза, ибо ругать было за что. Досталось от щедрот душевных даже тихоне Каю, полночи штудировавшему свиток с заклинанием, а потом проспавшему общую побудку.
К тому же утро было бесповоротно отравлено «понимающими» ухмылками, цветущими на лицах приближенных, стоило повернуться к ним спиной. Все, в том числе Дайнар, посчитали приступ бешенства вполне естественным для мужчины, давно не получавшего весточки от любимой девушки. Ясное ведь дело, тревога, неутоленное желание да и ревность. Куда ж без нее порядочному влюбленному?