Пока я разглядывал окружающие дома, Ива сняла сапожок и длинный чулок с больной ноги. Полила из фляги немного на стопу, аккуратно протёрла платочком и нанесла мазь из маленькой серебряной баночки. Судя по наливающейся опухоли, лодыжку она потянула знатно. Даже со стороны было заметно, как припухло вокруг и уже покраснело. Через пару часов появится синяк.
От пустынных бандитов у нас остался запасной длинный отрез светлой ткани для тюрбана, из которого вышла отличная повязка. Нужно было только разрезать правильно.
— Давай помогу, — сказал я, подходя к Иве. — И ногу повыше надо поднять, чтобы отёк меньше был. Хорошо бы ещё лёд приложить.
— У меня мазь хорошая, — сказала она, позволив, чтобы я наложил повязку. — Через пару дней пройдёт.
— А магии целительной нет?
— Такой не бывает, — улыбнулась она. — Магия может только разрушать.
— Я всё не могу понять, почему ваш Император отправил такого важного для себя человека в тёмные миры? Точнее, важного светлоликого. Не по должности оракулу по мёртвым городам шастать. Это вполне мог выполнить любой из лордов. Тот же Азара или Эервен, они бы любого владыку демонов уговорили помочь, и он бы им ещё должен остался. Демоны по большей части глубоко патриархальны и женщину… девушку могут просто не выслушать. А чтобы на него надавить, у нас сил маловато будет. Или это предсказание такое? Зайди в гости к великому демону, и проблема сама рассосётся?
Ива промолчала. Протянула мне маленькую заколку, чтобы зафиксировать повязку.
— Если нам в тёмном мире куковать неделю, пока не появится храмовая стража, лучше скажи сразу. У меня с собой немного золота есть, можно будет тихий домик арендовать.
— Чем быстрее встретимся с владыкой, тем лучше, — сказала она. — Ждать никого не придётся.
— Пусть так. Если что, Зои его просто взорвёт. Сапог надевать обратно не надо, он уже не налезет.
Минут через двадцать вернулась Ханна. Выглянула со второго этажа дома, прямо над нами. Перебравшись наружу, легко спрыгнула.
— Тихо вокруг, — сказала она. — Ближе к центру города кто-то есть, возможно, торговцы. По крышам туда не пройти, но мы им точно не интересны.
— Здесь воды где-нибудь набрать можно? — спросил я. — Хотя бы умыться и пыль смыть. Или она тут отравлена?
— Не знаю, но лучше не рисковать…
В этот самый момент послышался хруст, и прямо в закутке, где мы сидели, появился разлом. Просто вспыхнул, как будто кто-то щёлкнул выключателем.
— Не вовремя, — проворчал я, запихивая разложенные вещи обратно в сумку. — Ханна, хватай оракула и прыгай в разлом. Я сумки возьму. Зои, не отставай.
Я схватил все наши сумки в одну руку, Зои в другую и побежал к разлому, который уже замерцал, планируя исчезнуть так же внезапно, как и появился. Ханна успела сцапать Иву и нырнула в разлом как раз следом за нами.
Наверное, из-за спешки и сумбура, из разлома мы вылетели кубарем. Я повалился на сумки, а сверху на меня приземлилась Зои. Послышались проклятия со стороны Ивы, и разлом позади схлопнулся. Выкинуло нас в горах, на просторную площадку рядом с обрывом. Прямо перед нами была насыпь из камней, скатившихся сверху, чуть дальше виднелась тропа или что-то похожее. Встав, я огляделся, задрал голову, посмотрев на неестественное светло-фиолетовое пасмурное небо.
— Ну что опять? Если и ты ногу подвернула, я вас обеих не унесу.
Даже не заметил, когда Айн Ханна успела вцепиться в мою ногу, схватив так, что ни вырваться, ни убежать. И взгляд у неё такой, словно она привидение увидела.
— Ива! — повысил я голос.
— А что Ива? — отозвалась она, сидя на большой сумке и потирая ушибленную коленку. — Скалы, фиолетовое небо, мы именно там, где надо. По дороге наверх будет горная деревня, где правит владыка Малеф.
— Что за манера хватать за ногу? — сказал я Ханне, пытаясь поднять с земли. — Даже если этот мир крайне опасен и здесь живут злобные демоны, то после мёртвых городов я буду рад их видеть. Ну же, Ханна, соберись.
— Ты должен спасти их, — сказала она.
— Кого? — на всякий случай уточнил я.
— Всех их.
— Только не говори, что здесь живёт тот самый работорговец, владеющий тайной запретных символов. Что, правда? Ну, так в чём проблема? Мне нужно будет немного свежей крови демона, клыки, хорошая сажа и чернильные корешки. Можно будет обойтись только кровью и клыками, так как заготовка для чернил у меня есть, но не хотелось бы тратить на работорговца такой хороший материал. Как только найдём нужные ингредиенты, свяжем твоего демона и испортим всё, что у него на спине намалёвано.
— Правда? — спросила она с какой-то детской наивностью.
— А зачем усложнять? Надо будет только с охраной разобраться, если она есть.
— Я разберусь.
— И работорговца, конечно же, зовут Малеф? — уточнил я, на что она кивнула. — Да уж, везёт нам, как утопленникам.
Ханна взяла себя в руки, отпустила мою ногу, встала и посмотрела вверх по склону, куда уходила дорога. При этом радужка её карих глаз начала медленно меняться на фиолетовую, очень напоминающую цвет местного неба. Подняв сумки, она первой направилась к большим камням, преграждающим проход. Сидеть на краю обрыва смысла не было, поэтому я снова взгромоздил Иву на спину, и мы направились вверх по дороге. То ли от постоянных прыжков по мирам, то ли от высоты, но на тело навалилась усталость. Из-за плотных туч сложно сказать, сколько сейчас времени, но мне показалось, что солнце клонилось к закату.
— Ты знаешь, что люди не умеют менять цвет глаз? — сказала Ива, удобно устроившаяся у меня на спине.
— Может, и умеют, — отозвался я. — Ты же не всех людей видела.
— Не всех, — согласилась она. — Но цвет глаз — это как цвет волос, его нельзя менять по желанию, и он не зависит от настроения. Малышка Зои — человек, хотя многие из зала Мудрости со мной бы поспорили, утверждая, что способности и дар не передаются от родителей к детям. Начали бы выдвигать теории, что в их роду обязательно должны быть демоны.
— А светлоликие к кому себя относят?
— К иным, — ответила она. — На данный момент известно о трёх таких расах: дами, светлоликие и… не важно. Встретить третью расу ныне нельзя.
— И почему Ханну нельзя отнести к тем же «иным»?
— Потому что это понятие более глубокое, чем простое умение изменить цвет радужки или способность избегать магии.
Пару минут мы шли молча. Зои наверняка слышала, что говорила Ива, так как шла в паре шагов позади. Надеюсь, у неё не возникла мысль съесть оракула прямо сейчас.
— А что такое «однокрылая бабочка»? — спросила Ива. — И почему она «пылающая»?
Хорошо, что я под ноги смотрел, а то упал бы от такого неожиданного вопроса.
— Лучше Вам этого не знать.
— Почему? — в её голосе звучало любопытство.
— Потому.
— Но интересно же.
— Это такой подарок, — ответил я. — Который дарят болтливым девушкам.
— Не люблю подарки, — призналась она. — Мне никогда не дарили ничего хорошего. Вообще никогда.
Подниматься по крутой дороге, зажатой между скалами, было не так просто. Мешал встречный ветер, иногда налетающий такими порывами, что едва не сбивал с ног. Если солнце двигалось к закату, что очень вероятно, то стоило найти какую-нибудь пещеру для ночлега.
— А почему бабочка однокрылая? — спросила Ива, нарушая молчание. — Она же летать не сможет.
— Это старая магия, могущественная, но глупая, — ответил я. — Мужчина и женщина, решившие связать свои судьбы, наносили себе символы однокрылых бабочек. Это несло глубокий смысл, говорящий, что вместе они могут летать, а поодиночке погибнут. А глупый этот символ только потому, что, когда один из супругов умирал, второй сгорал от лихорадки и жара буквально за пару дней. Поэтому бабочка называется пылающей. Редко, но бывает так, что женщины умирают во время родов. И что, дети останутся сиротами только потому, что их родители связали свои судьбы? Или мужчина мог глупо погибнуть на охоте или на войне. Понимаю, что скорбь и всё такое, но если их детям всего год отроду или два, что делать?
— Глупый символ, — согласилась Ива. — Но он бы прижился в Илуне. Да, определённо стал бы самым востребованным. Чтобы супруги не травили друг друга, деля наследство или в погоне за властью. И убрать его нельзя?
— Силы на это хватит только у верховной жрицы дами, — ответил я, не став уточнять, что дело не столько в силе, сколько в понимании оной. Для того, чтобы легко стирать символы, связанные кровью, нужно уверенно читать шестую молитву.
— И ты хочешь подарить мне этот символ? — лукаво спросила она.
— Я, если ты не заметила, молчал.
Нужно быть не в своём уме, чтобы связать себя с такой, как она, подобным символом. Уж лучше использовать обычный рабский знак, делающий всё то же самое, только эффективнее и не убивая хозяина при смерти подчинённого. Ива ведь не глупая девушка, какой хочет казаться. Если она что-то говорит, к этому не стоит относиться легкомысленно.
До города мы шли часа три, поднимаясь всё выше в горы. К концу дороги я так вымотался, что готов был заночевать за первым попавшимся большим камнем у дороги. Зои тоже шла тяжело, и время от времени от неё тянуло силой, словно она подгоняла себя. Не показывала усталости только Ханна, идущая так, словно хорошенько отдохнула и только что вышла на лёгкую прогулку. Чем выше мы поднимались, тем у́же становились ущелье и дорога. Когда между отвесными горами осталось метров пятнадцать, за очередным поворотом появилась городская стена. Не очень высокая, всего метров шесть, но она полностью перегораживала ущелье. Темнело быстро, поэтому ворота были закрыты, но то ли для поздних гостей, то ли специально для нас приоткрыли калитку. Пара крепких мужчин, вооружённых короткими копьями, ждали прямо у стены. Возможно, они неплохо видели в темноте, так как ни лампы, ни стойки с факелом рядом не было.
Ханна ускорилась, чтобы первой подойти к ним. Она что-то тихо сказала, затем жестом остановила одного из мужчин, хотевшего забрать у неё сумки. Зато калитку для нас открыли шире, чтобы можно было спокойно войти в город. Для горной деревушки поселение было слишком велико. Скорее, это был настоящий город. Я немало удивился, увидев длинную улицу, уходящую наверх, и аккуратные одноэтажные домики. Со стороны подъёма и не скажешь, что сразу за стеной горы расступаются, образуя большую чашу, укрытую от ветра и посторонних глаз. Из-за позднего времени горожан на улице совсем мало, но во многих окнах горит свет и слышатся приглушённые голоса. Может, из-за особенностей застройки или расположения самого города, но дым из печных труб и отверстий для очага поднимался, а не заполнял улицы.