– Представляю.
– Вот сейчас хочу взяться за эллинскую философию.
Чтобы избежать длинного и скучного хвастовства с утомительным цитированием, я вернул Оленькиного мужа в реал.
– А я сегодня у Антона Антоновича был в кабинете.
– И как?
– Органический бюрократ!
– Изумительный каламбур. Подарите. Козырну на соревнованиях…
– С удовольствием, но при одном условии…
– Может, хватит интимных вопросов?
– Это из другой оперы.
– Учтите, я ничего про наших ребят говорить не буду – ни плохого, ни хорошего. Они ведь не метеориты, чтобы давать им развернутые характеристики.
Нет, ученая братия гораздо ядовитее любого серпентария.
– А про инструктора столичного, который ой как далеко – что-нибудь сказать можете?
– Такой супер-быстрой и точной стрельбы мы ни у кого не видели.
– И все?
– Да нет. Он же сорвался внезапно, ничего никому не объяснив…
– Знаю.
– Так вот, я случайно наткнулся на инструктора, когда он уезжал…
– Случайно?
– Встречал тещу.
– Хорошее дело.
– Я еще удивился, что мастер нес только свой колчан, а футляра с арбалетом при нем не было.
– Теперь все понятно.
– Что именно?
– Почему стрела другая.
– Не говорите загадками.
– Да я сам ответа не знаю.
– Может, я помогу?
– Вы, конечно, помните, какая эмблема на стреле председателя?
– Мишень в виде кнопки, – отчеканил Леонид Васильевич и добавил для убедительности: – Канцелярской кнопки.
– А у столичного инструктора?
– Каплевидный щит с закрашенной половинкой.
– Правильно. А вот у кого – яблоко, пробитое стрелой?
– У Вильгельма Телля.
– Тоже правильно. Хотя этот герой, рисковавший жизнью собственного сына, вряд ли проживает в Садограде.
– Можете стрелу показать?
– И не одну.
Мужу Оленьки были предъявлены три одинаковых стрелы.
Одна книжная – две из натуральных яблок.
– Эта эмблема больше всего напоминает знаете что?.. Татуировку яблоносцев.
– Но там же на яблоке не свастикообразная червоточина.
– А может, стрела прокуророва сына? Говорят, баловался арбалетом.
– Тогда рискнем?
– Хотите, чтобы я помог вам в сражении с яблоносной группировкой?
– Ну, зачем сразу – и силовые акции… Сегодня воскресенье. Прокурор наверняка дома. Позвоните-ка ему.
– И что сказать?
– А так прямо и скажите. Мол, в Клуб Веселых Арбалетчиков приперся разгневанный искатель метеоритов и, размахивая стрелой, требовал справедливости. Мол, какая сволочь пыталась утром произвести дальнобойную кастрацию метеоритчика?
– Думаете, прокурор заподозрит сынка?
– А это нас не касается. Пусть про стрелы скажет. Наверняка сыну арбалет сам заказывал.
– Была не была…
Прокурор ответил, что арбалет вот уже полгода как сломан.
А на стрелах изображено яблоко с обыкновенной червоточиной.
Леонид Васильевич несколько раз повторил мне возмущенно:
– Так и сказал: обыкновенная червоточина!
И ушел.
Мне тоже было пора собираться к пещере.
Я начал тщательно выбирать книгу потолще.
Для надежного прикрытия тыла.
Остановился на альбоме, посвященном Святым Себастьянам разных эпох.
Лишняя стрела живописным страдальцам не помешает, а только закрепит имидж мученика.
Покидая библиотеку, я вдруг заметил, что Леонид Васильевич, раздразненный прокурором, забыл снятую с полки эллинскую философию.
Теперь мужу Оленьки не поумнеть до полной кондиции.
Впрочем, как и мне.
Не до этого.
Предстоит много чего сделать.
Итак, если сегодняшняя засада не даст результата, мне предстоят бессонные сутки, если не двое.
Тогда придется сразу после пещерного бдения заняться опросом.
Восемьдесят шесть Веселых Арбалетчиков – это не хухры-мухры.
Нет, восемьдесят пять.
Я исключил из списка Оленькиного мужа.
Любители философских трактатов не годятся ни в киллеры, ни в монстры.
Вдумчивое чтение вырабатывает дурную привычку: рефлексировать, рефлексировать и рефлексировать, прежде чем совершить поступок.
А с арбалетом инструктора нехорошая комбинация вытанцовывается.
Колчан с фирменными стрелами уехал в Москву.
В данный момент я абсолютно был уверен, что в меня стреляли именно из столичного арбалета.
А вот чья это была стрела?
Но рано или поздно выясню и это.
Как и тайну «пещеры Смерти».
Вот добраться бы только целехоньким до места ночной засады…
На этот раз сборы прошли в минимальный срок.
Положив в рюкзак фонарик и альбом, я зашел на кухню к доцентше.
Нинель Осиповна месила тесто.
– Я на утро готовлю слоеный торт.
– Будет чем подсластить неудачу.
– Диня, не надо заранее настраиваться на пессимистическую волну.
– Переживем!
Я отщипнул кусочек теста на пробу.
– Жизнь – она же полосатая как дикая зебра.
– Если кто будет о тебе спрашивать – что говорить?
Ох, и умница все-таки доцентша!
– Для всех без исключения: Денис Денисович у дока играет в шахматы. И, возможно, до самого утра.
– Понятно.
– Только без утренних сюрпризов, Нинель Осиповна. Никаких самостоятельных действий. Я обойдусь без торжественной встречи.
– Да я теперь ночью и в сад побоюсь выйти, не то что к мосту.
– Нет, я сегодня обязательно сотворю Олегу Иннокентьевичу Расмусу мат.
Следуя с велосипедом к калитке, я ожидал чего угодно – еще один выстрел в спину, еще одно яблоко, проткнутое стрелой, еще один подозрительный зуб…
Но, видно, пока в обработке моей психики взяли перерыв.
Я убедился в этом, благополучно докатив до владений главного врача садоградского роддома.
Глава 10 Матч-реванш
За все эти дни я умудрился еще ни разу не выиграть у дока.
Пора было менять расстановку сил, и я предложил Олегу Иннокентьевичу сменить шахматы на игру в детективов.
Пусть-ка док посостязается со мной на дедуктивной территории.
Олег Иннокентьевич на удивление легко согласился воздержаться на целый вечер от гамбитов и цугцвангов.
Но с условием, что я с ним отужинаю.
Подкрепиться никогда не мешает, особенно перед засадой.
Мы прошли в залу.
И тут я увидел фрегат из Пнево.
Да, модель корабля, без сомнения, была та самая, которую доделывал малолетний предатель, ненавидевший беременную мать.
– Олег Иннокентьевич, откуда эта шикарная посудина?
– Да я тут на днях спас роженицу. Вот ее сынок, очаровательный мальчик, преподнес мне, в знак благодарности.
– Тяжелый случай?
– Честно говоря, жизнь матери и ребенка висела на волоске… Изначальное положение плода…
Я дал специалисту высказаться.
Мне представилось, как Снегурочка в белых сапожках и белой шапочке, лежит в гробу, а рядом – посиневшее дите.
А предатель-сирота шепчет: «сука, сука, сука»…
Главный врач закончил сыпать терминами.
– И часто у вас такое случается?
– Нет – чрезвычайно редко. Система отлажена.
Я не стал развивать тему подросткового коварства и сыновьей ненависти.
Пока док накрывал стол для полноценного ужина, я как следует осмотрел фрегат.
Пушки не заряжены картечью.
Паруса не пропитаны отравленной дрянью.
А объемистый трюм не содержал ни грамма пластида.
Также отсутствовал замаскированный под бушприт «жучок».
Ни док, ни фотоаппарат, ни салат из морепродуктов не подозревали о моей гипертрофированной мнительности.
Вскоре сели за стол.
Рассказ дока о тяжелых родах подал мне блестящую идею.
Нет, эту детективную партию я должен выиграть у Олега Иннокентьевича Расмуса обязательно.
И хорошо бы – за явным преимуществом.
– Ну-с, молодой человек, первый ход – за вами.
– Давненько не пробовал крабов.
Хлеб.
– Я тут в Садограде, занимаясь поиском метеоритов, ненароком раскрутил одну историю, или, как любят выражаться в криминальных сериалах, «глухаря».
– У меня идиосинкразия на экранные убийства.
Вилка.
– Помните, Олег Иннокентьевич, печальную кончину своего предшественника на посту главврача?
– Еще бы. Утопленник с кирпичами, привязанными к гениталиям…
Салат.
– Так вот: я могу назвать имя человека, поспособствовавшего так называемому суициду.
– Денис, надеюсь, вы не подозреваете меня?
Хлеб.
– Что вы! Конечно, нет. Вы бы не пошли на такое изощренное преступление даже ради самой перспективной карьеры.
– Благодарю.
Нож.
– Так вот, по мотиву наиболее всего на роль злодея подходит старший садовник.
– Месть?
Паштет.
– Да – за погибшую жену.
– Но как он это смог устроить?
Вилка.
– Ну, способов много.
– А если утопленник просто не вынес фактов, порочащих его славное имя?
Похоже, док пытается даже в детективной игре перехватить инициативу.
– Каких?
– Повального рождения мальчиков.
Нож.
– Нет, Олег Иннокентьевич, вы сейчас поймете, что старший садовник имеет непосредственное отношение к этому делу.
– У вас есть доказательства?
Филе.
– Прямых улик нет. Но вот заранее обеспеченное алиби…
– Что-то мудреное.
Филе.
– Выстроим следующую временную цепочку. Сначала гибнет неразродившаяся жена. Несчастный муж понимает, что месть в данный момент выдаст его. Начинает ждать. Год. Три. Пять. И вот в Садограде объявляется маньяк с кулинарным уклоном.
– Но при чем здесь Повар?
Филе.
– Не торопитесь с выводами. Я, знаете, понял весь расклад после одного разговора с бывшей дорожной шлюхой.
– Она тоже принимала участие в утоплении?
Клюквенный морс.
– Вряд ли. Но она видела муху.
– Какую муху?
– Чужую. В столовском борще!
– Какая гадость!
Олег Иннокентьевич перестал жевать.
Я же продолжал дедуктировать.
– Думаю, однажды Повар и старший садовод пересеклись.
Главный врач воздержался от реплики.