— Спрашивайте их о чем угодно, Маркхэм. Вы никогда не сможете сказать, что я хоть раз встал у вас на пути. Но все же, я надеюсь, вы посоветуетесь со мной, прежде чем примете решительные меры.
— Разумеется, я обещаю вам это. — Прокурор поднялся со своего места. — Только боюсь, что в настоящий момент до принятия «решительных мер» еще очень и очень далеко.
Протянув на прощание руку профессору, Маркхэм почувствовал волнение старика. Ему хотелось поддержать своего приятеля, но он промолчал, решив, что в эту минуту любые слова неуместны.
Профессор проводил нас до дверей.
— Я не могу понять, зачем была напечатана эта формула тензора, — пробормотал Диллар и отчаянно замотал головой. — И все же, если я хоть чем-то могу быть вам полезен…
— Да, вы действительно могли бы оказать нам неоценимую помощь, профессор Диллар, — заметил Вэнс, остановившись у двери. — В то самое утро, когда был убит мистер Робин, мы задали несколько вопросов миссис Драккер…
— Что вы говорите?!
— И, хотя она отрицала тот факт, что сидела у своего окна все утро, все же я не исключаю возможности, что она что-то видела на стрельбище между одиннадцатью и двенадцатью часами.
— У вас создалось такое впечатление? — По голосу профессора было понятно, что слова Вэнса серьезно взволновали его и заставили задуматься.
— В каком-то смысле. Дело в том, что сам Драккер утверждал, будто слышал, как его мать резко и пронзительно закричала. Отсюда он сделал вывод, что она наблюдала на стрельбище нечто такое, что по какой-то причине предпочла скрыть от нас. И вот мне пришло в голову, что вы, как никто иной, могли бы повлиять на ее решение и убедить ее рассказать нам всю правду. Ведь, если она и в самом деле стала свидетельницей чего-то весьма необычного, вы один, наверное, помогли бы выяснить для нас это.
— Нет! — резко воскликнул профессор Диллар, но уже в следующее мгновение тон его смягчился, и он по-дружески взял за руку Маркхэма. — Существуют некоторые вещи, просить о которых вы меня не можете. Я все равно не стану их делать, даже для вас. И если эта несчастная измученная жизнью женщина на самом деле видела что-то необычное из своего окна в то злосчастное утро, вы должны выяснить это самостоятельно. Я не намерен мучить и пытать ее, и я искренне надеюсь на то, что вы, со своей стороны, тоже не станете так поступать. Не стоит волновать ее. Есть и другие способы узнать то, что вам нужно. — Он смотрел прокурору прямо в глаза. — Обо всем, что случилось, рассказать вам должна не она. Иначе вы же сами об этом пожалеете.
— Мы должны выяснить все, что только сможем, — решительно, но достаточно дружелюбно отозвался прокурор. — По городу бродит самый настоящий дьявол, и я должен остановить его, чтобы спасти очередную жертву, каким бы ужасным ни оказалось страдание леди Мэй. Но могу уверить вас в том, что без крайней необходимости я не собираюсь никого мучить и пытать.
— А вам не приходило в голову, — спокойно проговорил профессор Диллар, — что правда, которую вам так не терпится открыть, может оказаться гораздо страшнее самих преступлений?
— Что ж, в любом случае рискнуть придется. Но, даже если бы я и был уверен в справедливости ваших слов, это бы меня не остановило.
— Конечно, нет. Но, Маркхэм, я гораздо старше вас. Я уже поседел к тому времени, когда вы еще только начинали отчаянно сражаться с логарифмами. Только когда человек взрослеет, он начинает понимать значение истинных пропорций во вселенной. А все они меняются, и некоторые могут вовсе потерять смысл, те самые, которые раньше нам казались первостепенными. Вот почему старики более склонны прощать. Они-то наверняка знают, что никакие искусственно созданные ценности не имеют большого значения.
— Но, поскольку мы живем в мире человеческих ценностей, — возразил Маркхэм, — моим долгом является сохранять их.
— Наверное, вы правы. — Профессор вздохнул. — И тем не менее в данном случае вы не должны просить меня о помощи. И если вам удастся открыть истину, будьте снисходительны. Убедитесь также и в том, что ваш подсудимый действительно ответственен за все, что произошло, не торопитесь отправлять его на электрический стул. Не забывайте и о том, что наряду с больными телами существуют еще и больные умы. И чаще всего они сосуществуют вместе.
Когда мы вернулись в гостиную, Вэнс закурил сигарету.
— Профессора, — начал он, — сильно расстроила смерть Спригга, хотя он старался не показывать этого. А формула тензора только убедила его, что Робин и Спригг принадлежали одному и тому же уравнению. Только слишком быстро он в этом убедился. Почему? К тому же он даже не удосужился подтвердить нам, что Спригга знали во всей округе. Я бы не стал утверждать, что у профессора имеются какие-то подозрения, но он чего-то побаивается, и это очевидно. Слишком уж необычно профессор относится к погибшему, да и ко всему нашему делу. С одной стороны, он не имеет ничего против официального расследования, которое вы и представляете, Маркхэм, и сам стоит за справедливость. Но, с другой стороны, он решительно отказывается участвовать в вашем крестовом походе, как только речь заходит о семействе Драккеров. Интересно было бы узнать его истинное мнение относительно самой миссис Драккер. Я бы не сказал, что профессор — человек сентиментальный, и все же… И что это за фраза о больном теле и больном уме? Прямо, как плакат в физкультурном зале или что-то наподобие того… Увы! Ну, а теперь надо задать несколько вопросов Пайну и его дочери.
Маркхэм курил и о чем-то размышлял. Никогда еще я не видел его в таком подавленном состоянии.
— Не знаю даже, какую полезную информацию мы сможем получить от них, — печально прокомментировал он. — Тем не менее, сержант, пригласите сюда Пайна.
Когда Хит вышел из гостиной, Вэнс озорно посмотрел на прокурора:
— Ну, в самом деле, не надо так уж откровенно унывать. Проблема действительно серьезная, но от этого она становится только более интересной… Нам приходится иметь дело с неизвестными величинами. Мы противостоим некоей странной силе, которая никак не хочет подчиняться общепринятым законам и правилам. Нам пока неизвестно ее происхождение, но кое-что мы уже знаем: она исходит из этих мест, ее происхождение — этот старинный дом. Вот почему мы должны обыскать здесь каждый уголок, подсмотреть в каждую щелочку. Где-то совсем близко от нас притаился невидимый дракон. Так что не удивляйтесь тем вопросам, которые я задам Пайну. Нам придется искать в самых непредсказуемых местах…
В это время в коридоре послышались шаги, и уже через пару секунд в гостиную вошел Хит. За ним следовал Пайн.
Глава XIПохищенный револьвер
— Присаживайтесь, Пайн, — произнес Вэнс тоном, не допускающим возражений. — Мы получили разрешение у профессора Диллара допросить вас и хотим услышать ответы на все наши вопросы.
— Разумеется, сэр, — ответил тот. — Я уверен, что профессор Диллар не намерен скрывать от вас никакой информации.
— Вои и чудесно. — И Вэнс лениво развалился в кресле. — Что ж, начнем… В котором часу сегодня подавали завтрак?
— Как всегда, в половине девятого, сэр.
— Присутствовали все члены семьи?
— О да, сэр.
— Кто созывает всех к столу? И во сколько?
— Это делаю я, в половине восьмого. Я стучусь в дверь…
— И ждете ответа?
— Совершенно верно, сэр, каждый раз.
— А теперь вспомните, Пайн, все ли члены семьи профессора ответили на ваш стук в то утро?
Слуга, едва склонив голову, четко произнес:
— Да, сэр.
— И никто из них не опоздал к завтраку?
— Все, как обычно, явились вовремя.
— Кто-нибудь выходил на улицу или возвращался домой в то утро еще до начала завтрака? — спросил Вэнс, подавшись вперед и стряхнув пепел за решетку камина.
Вопрос прозвучал невинно, но я успел отметить, как дрогнули веки старого дворецкого.
— Нет, сэр.
— Но даже если вы никого не видели, — настаивал Вэнс, — возможно ли, чтобы кто-то из домашних вышел на улицу и вернулся без вашего ведома?
Впервые за все время допроса Пайн замешкался, словно ему не хотелось сейчас говорить.
— Понимаете, сэр, — замялся он, — в то утро любой мог бы воспользоваться парадным входом так, что я бы об этом не узнал, потому что сам я накрывал на стол в столовой. Более того, кто угодно мог бы пройти и через дверь стрелкового клуба в подвале, так как моя дочь, как правило, закрывает дверь в кухню, когда готовит завтрак.
Вэнс, пребывая в задумчивости, затянулся сигаретным дымом, затем как бы невзначай поинтересовался:
— А у кого-нибудь в доме есть револьвер?
Дворецкий широко раскрыл глаза.
— Мне… мне это не известно, — запинаясь, ответил он.
— Вы что-нибудь слышали о Епископе, Пайн?
— Нет-нет, сэр! — Он побледнел. — Вы имеете в виду того самого человека, который рассылал свои письма по газетам?
— Я имел в виду обыкновенного епископа, — небрежно отозвался Вэнс. — Теперь скажите мне вот что: слышали ли вы что-нибудь о том человеке, которого убили этим утром в парке Риверсайд?
— Да, сэр. Мне успел поведать об этом сосед-дворник.
— Вы были знакомы с юным мистером Сприггом, не так ли?
— Я видел его пару раз у нас в доме, сэр.
— Недавно?
— На прошлой неделе, сэр. Если не ошибаюсь, в четверг.
— Кто еще приходил сюда в тот день?
Пайн нахмурился так, словно силился что-то вспомнить.
— Мистер Драккер, сэр, — наконец, промолвил он. — И, кажется, мистер Парди — они все вместе расположились у мистера Арнессона и допоздна дискутировали там.
— У мистера Арнессона, говорите? Он часто принимает гостей именно у себя в комнате?
— Нет, сэр, — покачал головой Пайн и тут же пояснил: — но в библиотеке тогда работал профессор, а в гостиной расположились мисс Диллар и миссис Драккер.
Некоторое время Вэнс молчал.
— Пожалуй, это все, — наконец, проговорил он. — Прошу вас, пришлите ко мне Бидл.