Женщина тут же явилась и молча встала перед нами. По всему было видно, что настроена она довольно агрессивно. Вэнс задавал ей те же вопросы, что и Пайну. Она отвечала односложно, и ничего нового мы от нее, собственно, не узнали. Но в самом конце разговора Вэнс поинтересовался, не выглядывала ли она, случайно, в то утро из кухонного окна еще перед началом завтрака.
— Пару раз я действительно посмотрела на улицу, — надменно ответила женщина. — Не вижу в этом ничего странного или предосудительного.
— Не заметили ли вы кого-нибудь на стрельбище или заднем дворе?
— Нет, только профессора и миссис Драккер.
— Может, кого-то не знакомого вам? — Вэнс постарался сделать все, чтобы голос его не прозвучал взволнованно, будто бы тот факт, что Бидл видела на заднем дворе профессора и миссис Драккер, вовсе не заинтересовал его.
— Нет, — коротко ответила женщина.
— А в котором часу вы видели профессора и миссис Драккер?
— Наверное, в восемь.
— Они разговаривали между собой?
— Да, — кивнула женщина и тут же поправилась: — вернее, они прогуливались взад-вперед возле вала.
— А это входит в их привычки — вот так прохаживаться по двору перед завтраком?
— Миссис Драккер часто рано встает и гуляет между клумб. И я полагаю, что профессор имеет полное право прохаживаться по своему собственному двору в любое время, когда ему заблагорассудится.
— Его права в данном случае мы не ставим под сомнение, Бидл, — осторожно пояснил Вэнс. — Я просто поинтересовался, входило ли в его привычки пользоваться таким правом в столь ранние часы?
— Ну, во всяком случае в то утро он так и сделал.
Вэнс отпустил женщину и, поднимаясь со своего места, направился к окну. Он был явно озадачен, а потому несколько минут простоял молча, глядя вниз на улицу, проходившую у реки.
— Ну и ну, — пробормотал он, — впрочем, денек-то неплохой. Можно начать его с общения с природой. Птички в небе, жучки в траве — все так прекрасно в этом мире и вместе с тем ужасно.
Маркхэм полностью разделял смущение Вэнса.
— Ну, и как вы все это расцениваете? — поинтересовался он. — По-моему, все то, что поведала нам Бидл, можно попросту проигнорировать.
— Все дело в том, Маркхэм, что в данной ситуации мы не имеем права игнорировать ни единой мелочи, ни самого незначительного факта, — не поворачиваясь, отозвался Вэнс. — Правда, я признаю, что на данный момент откровения Бидл действительно бессмысленны. Мы узнали только то, что двое актеров из нашей мелодрамы поднялись достаточно рано и вышли погулять в то самое утро, когда Спригга кто-то отправил к праотцам. Рандеву перед трапезой профессора и миссис Драккер, конечно, могло оказаться вашим излюбленным совпадением. Хотя не исключено и то, что наш профессор несколько сентиментален в отношении данной дамы… Думаю, надо будет тактично спросить его об этом утреннем свидании.
Неожиданно он припал к стеклу.
— А вот и Арнессон! Похоже, он взволнован.
Через несколько секунд во входной двери звякнул ключ, и Арнессон быстрым шагом прошел по коридору. Увидев нас, он заговорил безо всяких вступлений, забыв даже о приветствии:
— Я не верю своим ушам! Спригга застрелили! — Глаза его быстро бегали. — Полагаю, вы явились сюда для того, чтобы расспросить меня о нем. Что ж, приступайте. — Он бросил набитый бумагами портфель на стол, а сам уселся на деревянном стуле. — Сегодня утром в университет уже приходил детектив и успел задать мне кучу вопросов. Он больше напоминал мне пародию на сыщика в дешевой пьеске. «Как это таинственно!..» «Убийство, страшное убийство!» «И что же вам известно о некоем Джоне Спригге?» И так далее и тому подобное…Перепугал насмерть несколько первокурсников, а молодого преподавателя по английскому просто довел до нервного срыва. Мне повезло — я как раз отлучился ненадолго из кабинета. Но у этого нахала хватило совести спросить, с кем из женщин общался Спригг. Спригг и женщины! Да у этого мальчика в голове, кроме учебы и науки, ничего и не было. Самый способный ученик выпускного курса! Не пропустил ни одного занятия за все время. И когда он не отозвался сегодня утром на перекличке, я сразу понял: случилось что-то серьезное. А в обед все уже только и делали, что обсуждали это убийство… Так, может, вы сами мне все расскажете?
— Пока не можем, мистер Арнессон, у нас нет ответов, — спокойно отозвался Вэнс, пристально наблюдая за молодым человеком. — Тем не менее у нас есть детерминанта для вашей формулы. Джонни Спригг был застрелен сегодня утром из пистолета небольшого калибра в середину парика.
Несколько секунд Арнессон молча смотрел на Вэнса, потом откинул голову и расхохотался:
— Очередная абракадабра, да? Что-то вроде Птенца малиновки… Ну, рассказывайте, что вам известно.
И Вэнс вкратце поведал ему о преступлении.
— Вот и все, что нам стало известно на данный момент, — подытожил он. — А теперь, может быть, и вы, в свою очередь, что-нибудь расскажете нам?
— Боже мой, да нет же! — Арнессон, похоже, был искренне поражен всем случившимся. — Спригг… Один из моих лучших учеников. Настоящий гений! И все из-за того, что его родители среди всего множества имен выбрали именно имя Джон! Очевидно, это и предопределило его судьбу — какой-то маньяк прострелил ему голову. Скорее всего, это тот же весельчак, что стрелой прикончил Робина… — В нем просыпался философ. — Что ж, милая проблемка. Так вы действительно рассказали мне все? Мне нужно знать каждую мелочь. Может быть, в процессе расследования я открою новый математический метод. Как Кеплер, например. Помните, как он пришел к своему знаменитому исчислению бесконечно малых величин? Он пытался смастерить бочку для вина с минимальным количеством дерева и максимальным объемом содержимого. А вдруг формула, которую я выведу, откроет новые перспективы для науки? Ха! Тогда Робин и Спригг станут самыми настоящими мучениками.
Мне не понравилось отношение молодого человека к трагедии, но Вэнс, казалось, даже не замечал его хладнокровного цинизма.
— Да, я действительно кое-что опустил, — признался он и, повернувшись к Маркхэму, попросил его передать бумажку с математической формулой и тут же предъявил ее Арнессону.
Тот долго и внимательно изучал ее.
— Как я понимаю, сюда снова вмешался Епископ. Та же бумага и тот же шрифт, что и на предыдущих записках… Но откуда он взял эту формулу тензора Райманна-Кристоффеля? Любая другая еще как-то была бы понятна. Но это… Такая формула — случайность. Здесь кое-что пропущено. Боже! Я ведь только на днях разговаривал со Сприггом именно об этой формуле, и он сам записал ее.
— Пайн говорил нам, что Спригг приходил сюда вечером в четверг, — вставил Вэнс.
— Правда?.. В четверг? Ах, да! Все верно. И Парди тоже был тут. И Драккер. Мы о чем-то поспорили — вот и всплыла эта формула. А Парди еще заметил, что высшую математику можно применять в шахматах…
— А вы сами играете, кстати? — поинтересовался Вэнс.
— Когда-то играл, но потом бросил. Сама по себе игра чудесная, только вот сами шахматисты — люди ужасные.
— А вам когда-нибудь приходилось изучать гамбит Парди?
— Бедняга Парди! — Арнессон сухо улыбнулся. — Как математик, он кое-что из себя представляет. Из него мог бы получиться неплохой школьный учитель. Но деньги его испортили. Он переключился на шахматы. Я говорил ему, что его гамбит ненаучен, даже показывал, как его можно отразить. Но он ничего не хотел замечать. А потом Капабланка, Видман и Тартакоуэр разбили его теорию в пух и прах. Хотя я и предупреждал его, это его сломило. Потом он еще несколько лет посвятил другому гамбиту, но у него так ничего путного и не вышло. Сейчас он читает много соответствующей литературы, терпеливо ждет, что к нему придет вдохновение.
— Интересно… — протянул Вэнс; Арнессон передал ему спички, заметив, что тот успел набить свою трубку. — Скажите, а Парди был хорошо знаком со Сприггом?
— Нет. Пару раз они здесь встречались, но не более того. Правда, Парди хорошо знает Драккера — спрашивает его о потенциалах, скалярах, векторах. Наверное, надеется натолкнуться на нечто такое, что совершит революцию в шахматах.
— А его заинтересовала формула тензора, которую вы обсуждали в четверг?
— Не могу сказать. Это не его тема. Искривления в пространстве и времени на шахматную доску уж никак не перенести!
— А что вы думаете по поводу того, что именно эту бумажку обнаружили под телом Спригга?
— Ничего не понимаю. Если бы она была написана почерком Джона, я просто подумал бы, что она выпала у него из кармана. Но зачем печатать такие формулы на пишущих машинках? Кому это могло прийти в голову?
— Очевидно, Епископу.
Арнессон вынул трубку изо рта и усмехнулся:
— Епископ — это Икс. Мы обязаны разыскать его. Он полон причуд. К тому же у него какие-то извращенные жизненные ценности.
— Скорее всего, — апатично ответил Вэнс. — Да, чуть не забыл, в доме у Дилларов есть револьверы?
— Что?! — Арнессон хихикнул. — Так вот откуда ветер задул!.. Мне неприятно разочаровывать вас, но нет. Никаких револьверов у нас нет. И секретных ходов, и тайников. Все открыто, все у вас на глазах.
Вэнс нарочито громко вздохнул:
— Грустно… грустно… А то у меня созрела одна неплохая теория…
В холл тихо вошла Белль Диллар и теперь стояла возле арки. Скорее всего, она слышала и вопрос Вэнса, и ответ Арнессона.
— Но как же так, Сигурд, у нас в доме целых два револьвера, — объявила она. — Разве ты забыл? Это те самые старые револьверы, из которых я училась стрелять за городом.
— Я почему-то решил, что ты их давным-давно выбросила, — пожал плечами Арнессон и придвинул к ней стул. — Я же рассказывал тебе как-то, что в нашем великодушном штате оружие разрешено иметь только бандитам и ворам-взломщикам.
— А я тебе не поверила, — ответила девушка. — Я до сих пор не научилась понимать, когда ты шутишь, а когда говоришь серьезно.
— Значит, вы их все же оставили себе, мисс Диллар? — раздался негромкий голос Вэнса.