Вскоре Фило вернулся. Он переоделся для выхода из дома и теперь с нетерпением ожидал приезда Маркхэма, который почему-то запаздывал.
— Понимаете, мне очень хотелось заняться расследованием какого-нибудь сложного дела, — заметил Вэнс. — Но такое! Нет, я вовсе не стремился разбираться в подобных кошмарах. И если бы я не был хорошо знаком с Маркхэмом, я бы заподозрил его в розыгрыше или мистификации.
Через несколько минут прокурор появился в саду с таким видом, что сомнений не оставалось: в городе приключилось нечто экстраординарное. Он был мрачный и встревоженный, а его всегда бурные приветствия на этот раз ограничились лишь кивком головы. Маркхэм и Вэнс дружили уже пятнадцать лет и, хотя они были совершенно разными, искренне ценили общество друг друга.
Пост окружного прокурора Маркхэм занимал более года, и ему часто приходилось звать на помощь Вэнса, который ускорял раскрытие преступлений благодаря своим уникальным способностям. Словом, в том, что он решил прибегнуть к помощи своего приятеля и на этот раз, ничего удивительного не было. Опережая события, замечу только, что ему здорово повезло, и только благодаря Вэнсу это чудовищное преступление в конце концов раскрыли.
— Конечно, все это может оказаться иллюзией и моей собственной выдумкой, — без особой убедительности в голосе начал прокурор. — Но я почему-то решил, что вы, возможно, согласитесь…
— Разумеется! — с грустной улыбкой проговорил Вэнс. — Но сначала я попрошу вас присесть и подробно пересказать мне вашу историю. Труп, как я полагаю, уже никуда не убежит. И прежде чем мы его осмотрим, нужно привести в порядок все имеющиеся у нас факты. Вам известно, кто замешан в этом деле? Почему уже через полчаса после того, как было совершено преступление, о нем стало известно окружному прокурору? Из того, что вы мне сообщили по телефону, я толком ничего не понял.
— Проклятие, Вэнс! — выругался Маркхэм, опустившись на краешек стула. — Суть преступления — если, конечно, это действительно уголовное дело, а не несчастный случай — ясна. Загвоздка только в том, — продолжал он, мрачно разглядывая кончик сигары, — как оно совершено. Весьма странно, но со смыслом. В последнее время стрельба из лука стала модным увлечением: вся молодежь американских колледжей заинтересовалась ей.
— Согласен. Но только я не слышал, чтобы стрелой из лука убивали человека по фамилии Робин. Как известно, Робин означает «малиновка», но она все же птичка, а не человек, а охотиться на людей с лукам и стрелами и убивать их не разрешено никому. Чего нельзя сказать о малиновках.
Маркхэм прищурился и внимательно посмотрел на Вэнса:
— Вам это тоже пришло в голову, да?
— Разумеется. Сразу же после того, как вы назвали фамилию пострадавшего, — походя заметил Вэнс, затянувшись сигаретным дымом. — С младенчества помню: «Кто малиновку убил?» Да не как-нибудь, а стрелой из лука! Именно так, как в этой считалочке. Странно, но зачастую плохенькие и не очень складные стишки, заученные еще в детстве, оседают у нас в мозгу на всю жизнь. А как его звали?
— Джозеф, если не ошибаюсь.
Вэнс снова вызвал дворецкого, и когда Карри пришел, Фило сразу отправил его за справочником по Нью-Йорку. Когда ему принесли книгу, он очень скоро отыскал в ней имя пострадавшего. Им оказался Джозеф Кокрейн Робин, обитавший в районе Риверсайд-Драйв.
— И что все это нам дает? — удивленно спросил прокурор.
— Пока не знаю, — проговорил Вэнс, неопределенно пожимая плечами. — Я просто собираю факты, относящиеся к данному случаю. Итак, что мы имеем на сегодня? Мистер Джозеф Кокрейн Робин, то есть «малиновка», был убит стрелой, выпущенной из лука. Неужели вам это не кажется странным?
— Ничуть! — раздраженно фыркнул Маркхэйм. — Достаточно распространенная фамилия. Я вообще удивляюсь, что с возрождением этого вида спорта у нас еще так мало жертв по стране. К тому же я не исключаю и той возможности, что гибель Робина — несчастный случай.
— Боже мой, да что вы такое говорите! — осуждающе покачал головой Вэнс. — Впрочем, даже если это и так, нам это мало чем может помочь. В последнем случае это все становится еще более странным. Из тысячи любителей пострелять из лука убили именно того, кто носит фамилию Робин! Если поверить в несчастный случай, то можно закончить спиритизмом, демонологией и тому подобными лженауками. Может быть, вы тоже верите в то, что среди нас обитают духи и джинны, ведущие в отношении человечества некую сатанинскую игру?
— А разве учитывать совпадения значит верить в демонов?
— Мой дорогой друг, ставшая притчей во языцех «длинная рука его величества случая» не может простираться до бесконечности. Есть и другие законы, основанные на математических формулах. А наша ситуация, как мне думается, гораздо более сложная, чем может показаться на первый взгляд. Вот, например, вы мне по телефону говорили, что последним, кто видел Робина живым, был некий господин по фамилии Сперлинг.
— Именно так. Но какое эзотерическое[1] объяснение вы найдете этому факту?
— Наверное, вы знаете, как слово «сперлинг» переводится с немецкого? — елейным голосом проговорил Вэнс.
— Допустим, в школу я ходил, как и все остальные, — недовольно пробурчал Маркхэм, но уже в следующую секунду глаза его округлились, а тело неестественно напряглось.
Вэнс подвинул к нему поближе словарь немецкого языка.
— Ну, все равно, посмотрите еще раз. Мы должны все перепроверить. Сам я в словарь уже заглядывал. Я испугался, что это воображение играет со мной злую шутку, и потому предпочел воочию во всем убедиться и увидеть это слово напечатанным черным по белому.
Маркхэм молча раскрыл книгу и быстро пробежал глазами нужную страницу. Несколько секунд он сверлил взглядом одно-единственное слово, а потом решительно поднялся со своего места, словно пытаясь стряхнуть с себя некое наваждение, завладевшее его сознанием. Когда он заговорил, в голосе его прозвучали вызывающие и даже воинственные нотки:
— «Сперлинг» значит «воробей». Это каждый школьник знает. Ну, и что с того?
— Повторюсь, я всего лишь хотел убедиться в этом лишний раз. — Вэнс прикурил очередную сигарету. — Между прочим, каждый школьник помнит и стишок, который называется «Смерть и похороны малиновки», верно?
Фило окинул своего друга страдальчески-насмешливым взглядом. Тот стоял неподвижно, уставившись на освещенную весенним солнцем улицу. Вэнс продолжал:
— Ну, так как вы не очень сильны в детской классике, позвольте мне самому процитировать первое четверостишие данного шедевра.
Когда Фило прочитал наизусть знакомые с детства строчки, я почувствовал, как по моей коже побежали мурашки, словно от соприкосновения с невидимым призраком.
«Кто малиновку убил?» —
«Я, — чирикнул воробей. —
Приказал себе: убей!
Взял свой лук и застрелил».
Глава IIНа стрельбище
Маркхэм медленно окинул взглядом своего друга.
— Это же сумасшествие, просто безумие какое-то! — заметил он тоном человека, которому пришлось наяву столкнуться с воистину непостижимым ужасом.
— Что я слышу?! — с притворной обидой в голосе воскликнул Вэнс. — Это уже плагиат — я первый это сказал. (Подобными шутками он пытался отделаться от недоумения и растерянности, которые всех нас застали врасплох.) — Кстати, здесь должна участвовать еще и возлюбленная несчастного птенца малиновки. Помните, какое там было продолжение? — И он зачитал еще одну строфу:
Кто же будет горевать?
«Я, — ответила голубка, —
Без него мне просто жутко,
Буду плакать и страдать».
Маркхэм, вздрогнув, принялся барабанить пальцами по столу.
— Боже мой, Вэнс! — воскликнул он. — Девушка в этом деле, разумеется, тоже присутствует. Кстати, я не исключаю и того, что причина всего — ревность.
— Вот это да! Подумать только, теперь преступление становится живой иллюстрацией глупого детского стишка! Впрочем, нам от этого не легче. Кстати, придется поискать еще и муху.
— Какую муху?
— Если быть точным, то по-латыни это насекомое зовется так: «Musca domestica». Милый мой Маркхэм, неужели вы все забыли?
Кто же видел все, друзья?
Муха закричала: «Я!
Я все видела сама,
Чуть я не сошла с ума!»
— Ну-ну, спуститесь с небес на землю, — резко заметил прокурор Фило. — Это не детская игра, а вполне серьезное дело, черт возьми.
Рассеянно пожав плечами, Вэнс ответил:
— А вам известно, что зачастую детская игра — это как раз и есть самое серьезное дело всей жизни? — Голос его звучал как-то глухо и отстраненно, будто он думал совсем о другом. — Не нравится мне все это, ой как не нравится! Здесь чувствуется присутствие ребенка или выжившего из ума старика. — Он затянулся сигаретным дымом и в отчаянии махнул рукой. — Ну что ж, давайте перейдем к деталям. Нужно же мне узнать, что за почва у нас под ногами, раз вокруг творится непонятно что.
Маркхэм, снова устроившись на стуле, сообщил следующее:
— К сожалению, мне известно не так-то много. Практически все это я уже успел сообщить вам по телефону. Профессор Диллар позвонил мне незадолго до того, как я связался с вами.
— Диллар? Профессор Бертран Диллар?
— Он самый. Трагедия произошла в его доме. Так вы с ним знакомы?
— Только заочно. Мне он известен как великий ученый-физик. У меня в библиотеке есть почти все его научные труды. Так это он вам позвонил?
— Да, мы с ним знакомы уже двадцать лет. Он преподавал у меня математику в университете, а потом я некоторое время работал на него. Когда обнаружили тело Робина, он сразу же позвонил мне, примерно в половине двенадцатого. Я связался с сержантом Хитом из отдела по расследованию убийств и передал дело ему, добавив, что чуть позже сам лично подключусь к работе. Ну, а потом я позвонил вам. Сейчас сержант вместе со своими людьми ждет меня в доме Диллара.