На следующий день, около десяти утра, Маркхэм и Хит встретились с Вэнсом.
— Это не может так дольше продолжаться, — возмутился прокурор после короткого приветствия. — Если кто-то знает хоть что-нибудь, я выбью из него правду. Я закручу гайки до предела — и наплевать мне на последствия!
— Да, прижмите их получше, — согласился Вэнс. — Сомневаюсь, правда, что это поможет делу. Обычный допрос ключа к головоломке не даст. Впрочем, я уже позвонил Барстеду, он разрешил нам побеседовать с миссис Драккер сегодня утром. Но я предпочел бы сначала встретиться с самим доктором: мне хочется узнать немного больше о болезни мистера Драккера. Горбунами, видите, ли, как правило, от простого падения и ушиба не становятся.
Мы тотчас отправились домой к доктору, и он сразу нас принял. Вэнс тут же перешел к делу:
— У нас есть некоторые причины полагать, доктор, что миссис Драккер и ее сын, возможно, косвенным образом связаны с убийством мистера Робина, произошедшим в доме Диллара. И прежде чем мы зададим им обоим несколько вопросов, нам хотелось бы услышать от вас кое-что о той ситуации, с которой нам придется столкнуться. Ну, в рамках того, разумеется, что вам позволит профессиональная врачебная этика.
— Вы не могли бы выразиться поточнее? — равнодушно отозвался Барстед.
— Мне рассказывали, — продолжал Вэнс, — что миссис Драккер считает себя виноватой в кифозе своего сына. Но, если я правильно понимаю, такие изменения в теле не могут произойти от физического падения.
Доктор кивнул:
— Совершенно верно. Не буду вдаваться в тонкости, скажу только, что недуг мистера Драккера является следствием туберкулеза позвоночника, встречающегося, в основном, у детей. Нередко это случается уже при рождении. Ушиб, конечно, может спровоцировать более раннее развитие болезни, так же, как и некоторые инфекции. Но было бы неверно считать, что только падение ребенка могло вызвать такую болезнь. Повторю, горб Драккера возник исключительно из-за туберкулеза позвонков. У него не наблюдается сколиоза, зато есть все признаки остита.
— Вы, разумеется, объясняли это миссис Драккер.
— И не раз. Но все безуспешно. Ее мучает чувство вины. Она считает, что ребенок пострадал из-за нее. Синдром мученицы. Миссис Драккер искренне верит в это, а потому посвятила последние сорок лет своему сыну, полностью пожертвовав собственной жизнью.
— И до какой степени распространяется ее психоневроз? — поинтересовался Вэнс.
— Трудно сказать, но этот вопрос я в любом случае не стал бы обсуждать с вами. Могу сказать одно: безусловно, она психически нездорова, и у нее искажен приоритет ценностей. Иногда дело доходило до галлюцинаций, но это я вам сообщаю строго конфиденциально! Благополучие сына стоит для нее на первом месте. Нет ничего на всем белом свете, чего она не сделала бы ради него.
— Мы ценим вашу откровенность, доктор… А не было бы логичным предположить, что ее вчерашнее состояние как раз и возникло из-за ее опасений, связанных с благополучием сына?
— Вне всяких сомнений. У нее нет ни единой мысли, ни единой эмоции, не связанной с ним. Но был ли ее нервный срыв следствием настоящего страха или вымышленного, я сказать не могу. Слишком долго она живет на границе между реальностью и фантазиями.
Повисла пауза, потом Вэнс осведомился:
— А что касается самого Драккера, можно быть уверенным в том, что он полностью отдает себе отчет в своих действиях и поступках?
— Так как он является моим пациентом, — холодно ответил Барстед, — и так как я не стал предпринимать никаких мер, чтобы изолировать его от общества, я считаю ваш вопрос бестактным.
Маркхэм подался вперед и строго заявил:
— У нас нет времени на пустую болтовню, доктор. Мы расследуем серию жестоких убийств. Мистер Драккер также имеет к ним некоторое отношение. Правда, какое именно, мы пока не выяснили, но мы обязаны сделать это.
Первым желанием доктора было возразить Маркхэму, но он вовремя взял себя в руки, и, когда заговорил, голос его звучал все так же спокойно и почти равнодушно:
— У меня вовсе нет причин, сэр, скрывать от вас какую-либо информацию. Видимо, я просто неверно истолковал вопрос этого джентльмена. — Он мельком взглянул на Вэнса. — Разумеется, при заболевании мистера Драккера следует учитывать и его удивительно развитый мозг. Все умственные процессы у него как бы обращены внутрь самого себя. Порой в подобных случаях у больных происходят небольшие отклонения в поведении, но у мистера Драккера я ничего подобного не наблюдал. Он, конечно, легко возбудим, склонен к истерикам. Но психокинез вообще свойствен людям с его заболеванием.
— А как он развлекается? Как восстанавливает свои душевные и физические силы? — поинтересовался Вэнс.
Доктор задумался на несколько секунд, а потом пояснил:
— Я бы сказал, что его интересуют детские забавы. У инвалидов такое встречается довольно часто. Это своеобразная реализация несбывшихся мечтаний и желаний, которые бывают у каждого человека в детстве. Но у Драккера оно получилось другим, и вот теперь он хватается за любую возможность, чтобы хотя бы по кусочкам вернуть себе упущенное и почувствовать себя ребенком.
— А как реагирует миссис Драккер на его желание играть в детские игры?
— Она поощряет его. Я часто видел, как она наблюдает за Адольфом из-за ограды, когда тот играет на детской площадке в парке Риверсайд. Миссис Драккер всегда великолепно справляется с ролью хозяйки дома, когда ее сын устраивает у себя праздники и чаепития для местных ребятишек…
Через несколько минут мы покинули дом Барстеда и отправились дальше. Уже сидя в машине, Хит, молчавший до сих пор, резко выпрямился и шумно выдохнул.
— Вы что-нибудь поняли насчет этих детских игр? — ледяным тоном произнес он. — Господи боже мой, мистер Вэнс! Во что же все это выльется?..
Когда мы позвонили в дом Драккеров, нам отворила полная немка. Стеной возвышаясь в дверном проеме, она безапелляционно заявила, что мистер Драккер очень занят и принимать никого не будет.
— А вы ему передайте, — подсказал Вэнс, — что с ним немедленно желает побеседовать окружной прокурор.
Эти слова произвели на женщину весьма странный эффект: она закрыла лицо руками, а ее громадная грудь стала тревожно вздыматься. Резко взбежав вверх по лестнице, немка исчезла в глубине дома, но очень скоро вернулась и сообщила, что мистер Драккер готов принять нас в своем кабинете.
Когда мы проходили мимо кухарки, Вэнс, впившись в нее устрашающим взглядом, произнес:
— В котором часу мистер Драккер встал вчера утром?
— Я… я н-не з-знаю, — запинаясь, проговорила перепуганная женщина. — То есть… знаю. В девять, как обычно.
Вэнс кивнул, и мы двинулись дальше.
Драккер стоял у большого стола, заваленного книгами и рукописями. Он кивнул нам, но присесть почему-то не предложил.
— Мистер Драккер, — начал Вэнс, — мы не хотим доставлять вам неудобства, однако нам стало известно, что вы некоторым образом были знакомы с мистером Джоном Сприггом, которого застрелили вчера утром. Не могли бы вы сказать нам, по какой причине его могли убить?
Драккер собрался с духом, и, хотя он старался казаться спокойным, голос его немного дрожал, когда он заговорил:
— Я действительно знал мистера Спригга. Но, что касается его смерти, я и предположить не могу…
— Под его телом обнаружили записку с формулой тензора Райманна-Кристоффеля. Вы упоминаете ее в своей книге о конечности физического пространства.
Вэнс придвинул к себе листок бумаги, словно намереваясь изучить его содержание, но Драккер, похоже, даже не заметил этого.
— Ничего не понимаю, — искренне признался он. — Можно мне взглянуть на эту запись?
Маркхэм представил ему вещественное доказательство. Внимательно изучив записку, Драккер прищурил глаза и злобно заговорил:
— А у Арнессона вы еще об этом не спрашивали? Это же он затеял спор со Сприггом по поводу тензора, еще на прошлой неделе.
— Да-да, — спокойно отозвался Вэнс. — Мистер Арнессон помнит об этой беседе, но только и он толком ничего пояснить не сумел. Вот мы и подумали, что, может быть, вы сможете нам помочь… Но, впрочем, нас к вам сюда привела не формула тензора. Мы имеем все основания полагать, что смерть Спригга связана с убийством Робина…
Драккер ухватился руками за край стола и подался вперед, глаза его гневно засверкали.
— Связана? Спригг и Робин? Неужели вы поверили в эту газетную чушь?.. Это же сплошная ложь! Ерунда! Нет у них никаких доказательств, говорю вам, нет ни единого! Неужели весь мир сошел с ума? — Он раскачивался взад-вперед и колотил по столу так, что с него все разлеталось в разные стороны.
— А вы не знакомы с Епископом, мистер Драккер?
Горбун замер и уставился на Вэнса:
— И вы тоже спятили! Нет никакого Епископа, не было никакого Робина и Спригга. Вы, взрослые умные люди, пытаетесь запугать меня — МАТЕМАТИКА — детскими стишками!.. — Он истерично захохотал.
Вэнс осторожно взял его под руку и усадил в кресло. Постепенно смех прекратился, и Драккер лишь устало отмахнулся от нас:
— Конечно, мне жаль, что Робина и Спригга убили. Но обращать внимание стоит только на детей… Вы, скорее всего, отыщете убийцу. А если нет, возможно, я сам постараюсь вам помочь. Только не позволяйте воображению уводить вас в сторону. Идите за фактами… Только за фактами…
Было видно, что он утомлен внезапным приступом, и мы тихо покинули его комнату.
— А ведь он чертовски напуган, Маркхэм, — заметил Вэнс, когда мы очутились в коридоре. — Хотелось бы мне знать, что скрывается в его извращенном гениальном уме.
Постучавшись, мы вошли в комнату миссис Драккер. Мертвенно бледная, она лежала на шезлонге у окна.
— А я ведь знала, что вы еще придете ко мне. Я знала, что ваши пытки еще не прекратились.
— Никто не собирался вас пытать, миссис Драккер, — тихо ответил Вэнс. — Нам просто нужна ваша помощь.
— Если бы я только могла вам помочь! Но поделать ничего уже нельзя…