— Но вы же недавно заявляли, что опасно разглашать все то, что произошло ночью…
— Да, это так, но в ту минуту я забыл про наше обещание. Теперь я о нем вспомнил.
И он подробно рассказал Арнессону о том, что пришлось пережить прошлой ночью миссис Драккер.
Тот внимательно выслушал всю историю, а потом несколько минут молчал.
— Что ж, — наконец, заговорил он, — это же круто меняет дело. Теперь я понимаю, что Епископ находится среди нас. Вот только зачем ему понадобилось тревожить леди Мэй?
— Но она же кричала почти в тот самый момент, когда убили Робина.
— Ах, да! — встрепенулся Арнессон. — Я, кажется, начинаю понимать. Она видела Епископа из окна собственного дома, когда тот разделался с Птенцом, ну, а потом преступник подкинул ей фигурку, давая тем самым понять, чтобы она держала рот на замке.
— Наверное… Теперь вам хватает данных, чтобы составить обещанную формулу?
— Мне бы хотелось посмотреть на эту фигуру. Где она?
Вэнс достал из кармана черного слона и передал его Арнессону. Тот повертел его в руках и вернул сыщику.
— Похоже, вы узнаете эту фигуру? Ее позаимствовали из набора, который стоит у вас в библиотеке.
Арнессон утвердительно кивнул и повернулся к Маркхэму:
— Из-за этого вы решили мне ничего не рассказывать? Я у вас под подозрением? И какому же наказанию подвергается человек за распространение среди соседей шахматных фигур?
— Вы не попадаете под подозрение, Арнессон, — ответил прокурор, — слона оставили миссис Драккер ровно в полночь.
— Извините, что разочаровал вас.
— Дайте нам знать, если составите формулу, — напомнил Вэнс, когда мы выходили из дома. — А сейчас мы должны нанести визит мистеру Парди.
— Парди? Ах, да, он же великий специалист по шахматам. Не исключено, что он сможет вам что-то пояснить…
Парди принял нас с присущим ему спокойствием и сдержанной вежливостью. Мы расположились у него в кабинете, и Вэнс сразу приступил к делу.
— Мы пришли задать вам несколько вопросов, касающихся смерти Спригга в парке Риверсайд, и на это у нас, поверьте, есть свои причины.
Парди понимающе кивнул.
— Меня не обидит ни один ваш вопрос. После всего того, что я успел прочесть в газетах, я хорошо понимаю, с каким необычным делом вам пришлось столкнуться, — пояснил он.
— Тогда для начала сообщите нам, пожалуйста, где вы находились вчера утром между семью и восемью часами.
— В постели. Я поднялся почти в девять.
— А разве у вас нет привычки гулять в парке перед завтраком?
— Есть, но вчера я не выходил, потому что накануне очень долго работал.
— Когда вы узнали о гибели Спригга?
— За завтраком — моя кухарка пересказала мне соседские сплетни. Чуть позже я прочел об этом в газете.
— И там же увидели напечатанное письмо от Епископа, как я полагаю. Ну, и каково ваше мнение обо всем этом, мистер Парди?
— Трудно сказать…
Впервые за все время его глаза заблестели. До этого момента он казался мне живым трупом.
— Ситуация просто невероятная. Совпадения, с точки зрения математики, полностью исключены.
— Согласен, — кивнул Вэнс. — Кстати, о математике: вам знакома формула тензора Раймана-Кристоффеля?
— Да, конечно, — спокойно ответил Парди, — Драккер использует ее в своих трудах. Но я математик, а не физик. А если бы я не стал шахматистом, — тут он грустно улыбнулся, — то, наверное, посвятил бы себя астрономии.
После этого разговор перешел на планеты. Вэнс внимательно слушал собеседника, в то время как Маркхэм лишь удивлялся такому уходу от темы, а Хит попросту начал терять терпение.
Однако Вэнс вскоре ловко повернул беседу в нужное русло и спросил:
— Как я понимаю, в прошлый четверг вы гостили у Дилларов. Как раз тогда мистер Арнессон вместе с Драккером и Сприггом обсуждали формулу тензора. Насколько хорошо вы были знакомы со Сприггом?
— Пару раз я видел его вместе с Арнессоном, не более того.
— Спригг, кстати, тоже любил прогуляться по парку перед завтраком, — небрежно заметил Вэнс. — Вы его там не встречали?
— Никогда.
Казалось, этот ответ ничуть не расстроил Вэнса. Он поднялся со своего места и, подойдя к окну, выглянул на улицу:
— Я почему-то считал, что отсюда видно все стрельбище. Оказывается, нет.
— Да, оно вообще плохо обозревается. А вы надеялись отыскать свидетелей гибели мистера Робина?
— И это тоже входило в мои планы. — Вэнс вернулся к своему креслу. — А вы сами из лука не любите пострелять?
— Для меня это слишком утомительно. Мисс Диллар хотела вовлечь меня в этот вид спорта, но я оказался не слишком способным последователем. Правда, пару раз мы вместе с ней присутствовали на турнирах по стрельбе из лука.
В голосе Парди послышались теплые нотки, и у меня возникло такое чувство, что он симпатизирует мисс Диллар. Вэнс, очевидно, тоже заметил это, потому что после короткой паузы заметил:
— Вы понимаете, конечно, что мы не стремимся вмешиваться в личную жизнь граждан, но тем не менее мотив убийства двух молодых людей до сих пор не установлен. И так как предположительно здесь не последнюю роль сыграло соперничество за внимание юной дамы, мы хотели бы спросить вас, как друга семьи… Вам, наверное, было известно, кого предпочитала сама мисс Диллар?
Парди, тяжело вздохнув, ответил:
— Меня никогда не покидало ощущение, что они с Арнессоном в один прекрасный день обязательно поженятся. Но это лишь моя догадка. К тому же мне она говорила, что о замужестве до тридцати лет и думать не станет.
— Белль упоминала, что вы сегодня утром заходили к ней.
— Да, я частенько у них бываю.
— А вы хорошо знаете миссис Драккер? — неожиданно спросил Вэнс.
— Нет, не очень, — не скрывая удивления, ответил Парди, — несколько раз видел ее…
— Вы бывали у нее в доме?
— Да, но я приходил к Драккеру. Меня интересовало, как соотносятся математика и шахматы…
Вэнс понимающе кивнул:
— Кстати, как закончилась ваша вчерашняя партия с Рубинштейном? Я еще не читал сегодняшних газет.
— На сорок четвертом ходу я сдался, — сокрушенно произнес Парди.
— Как сказал нам профессор Диллар, Драккер предвидел такой исход. Вы ведь обсуждали вчера сложившуюся ситуацию?
Парди побагровел и нервно заерзал в кресле.
— Драккер вчера слишком много всего наболтал, — ядовито заметил он. — Сам-то он на турнирах не выступает, но все равно должен знать, что такие обсуждения строго запрещены. Правда, я его и не слушал. Я недооценил противника, а Драккер сумел заметить мои слабые места. Его анализ оказался действительно достаточно глубоким.
— Сколько же времени длилась игра? — как бы между прочим осведомился Вэнс.
— Она закончилась уже во втором часу ночи. Но в заключительной части партии было сделано всего четырнадцать ходов.
— А зрителей собралось много?
— Необычайно много. Особенно если учесть столь поздний час.
Вэнс потушил сигарету и поднялся со своего места. Когда мы спускались вниз, перед самым выходом на улицу он вдруг остановился и, уставившись на Парди немигающим взглядом, заявил:
— А вы знаете, шахматные фигуры иногда играют в нашей жизни необычную роль. Вот, например, черный слон…
Но он не договорил, потому что его упоминание об этой фигуре подействовало на Парди весьма своеобразно. Тому словно влепили пощечину: он внезапно побледнел, губы его задрожали, казалось, он силился что-то сказать, но так и не смог…
Когда мы шли к машине прокурора, припаркованной перед домом Драккеров на 76-й улице, Маркхэм строго спросил Вэнса, зачем тому понадобилось упоминание о черном слоне.
— Я надеялся, что он как-то проявит себя, скажет что-нибудь в ответ касательно партии, но такого эффекта я и не ожидал. А вот теперь мне самому интересно, как все же проходила эта игра между Парди и Рубинштейном. Никаких особых причин на то нет. Считайте, что это просто моя прихоть, мой каприз. И поймите — уж очень долго она продолжалась. С одиннадцати до часа с лишним. Чертовски большой срок, чтобы закончить партию в сорок четыре хода.
Было решено заехать в Манхэттенский шахматный клуб. Вэнс вышел из машины один и обещал вернуться через пять минут. Но времени прошло гораздо больше, прежде чем мы снова увидели его. В руке он держал листок бумаги с какими-то записями. Правда, никакого удовлетворения на его лице мы не заметили.
— Моя далеко идущая и очень красивая шахматная теория разлетелась в пух и прах, — поморщился он. — Я только что переговорил с секретарем клуба. Так или иначе, битва действительно продолжалась очень долго и была полна стратегических поворотов, всевозможных уловок и чуть ли не эзотерических ходов. Особенно необычной как раз получилась заключительная, отложенная часть партии. Она началась в одиннадцать, а уже в половине двенадцатого всем казалось, что Парди непременно победит. Но Рубинштейн все же доказал свое превосходство. Причем именно так, как это и предвидел Драккер, о чем он и говорил Парди еще вчера, будучи в гостях у профессора Диллара. Удивительный мозг у этого Драккера…
Нам стало понятно, что не только это расстроило Вэнса. Как бы в подтверждение наших догадок он с недовольством в голосе продолжал:
— И все же я добился своего. Я раздобыл листок с подробной записью всех ходов этой партии и на одолженном чуть раньше листке из блокнота сержанта тщательно переписал его. Когда у меня будет время или появится желание о чем-нибудь подумать, я обязательно разыграю эту партию, чтобы окончательно разобраться в ней.
И с удивительной нежностью он сложил листок вчетверо, после чего так же осторожно вложил его в свой бумажник.
Глава XVIАкт третий
После обеда в ресторане Маркхэм и Хит отправились на работу. Им предстоял трудный день. У прокурора накопилось много дел, а сержант, которому добавили расследование убийства Спригга, теперь должен был координировать их, писать все отчеты, отвечать на вопросы начальства и пытаться удовлетворить ненасытную братию журналистов. Мы же с Вэнсом сначала посетили выставку современного французского искусства, а вечером слушали оперу.