Когда Вэнс закончил, Маркхэм долгое время сидел, погрузившись в собственные размышления. Затем он беспокойно заворочался в кресле.
— Я понимаю, — начал он, — что под роль убийцы подходят почти все. Но как вы объясните все эти послания в газеты?
— Юмором надо делиться, — ответил Вэнс. — Шут сыт тогда, когда его слышат. Кроме того, стремление дать о себе знать вполне вписывается в это дело.
— А как же другое прозвище Епископа — Слон?
— А, вот это и есть самый главный момент, ведь смысл этого смертельного пиршества юмора заключается в скрытом значении. Давным-давно, на заре феодализма, фигура, сегодня известная как «слон», называлась «епископ».
Маркхэм медленно повернулся к Вэнсу:
— А шахматист и астроном так же вписываются в вашу теорию, как и математик?
— Да, — ответил Вэнс. — Со времен Филидора, Стаутона, когда шахматы больше относились к разряду изящных искусств, эта игра, можно сказать, трансформировалась в почти что точную науку и за период «правления» Капабланки сделалась по большей части предметом абстрактных математических экзерсисов. Мароши, Ласкер и Видмар — все они неплохие математики. Что же до астронома, который в прямом смысле рассматривает Вселенную, то у него может возникнуть гораздо более острое чувство ничтожности всего земного, чем у физика-теоретика. Окуляр телескопа заставляет воображение бушевать. Сама теория о существовании жизни на других планетах отодвигает жизнь на Земле на второй план. Часами глядя на Марс, праздно размышляя о том, что его обитатели превосходят нас по численности и особенно по интеллекту, человек с трудом возвращается на грешную землю с ее суетными заботами.
Воцарилось молчание. Затем Маркхэм спросил:
— Почему в тот вечер Парди взял черного слона из коробки Арнессона, а не из клуба, где никто бы и не заметил пропажи?
— Мы слишком мало знаем о мотиве, чтобы ответить на этот вопрос. Он мог взять его, чтобы потом как-то использовать в своих целях. Но какие у вас есть свидетельства, что он виновен? Все возможные подозрения не позволят вам предпринять что-либо против него. Даже если бы мы наверняка знали, кто убийца, мы все равно бессильны… Говорю вам, Маркхэм, нам противостоит изощренный ум. Он обдумывает каждый шаг и рассчитывает последствия. Наш единственный шанс — создать собственные доказательства, нащупав слабое место в комбинации убийцы.
— Завтра с самого утра, — мрачно объявил Маркхэм, — я отправлю Хита досконально изучить алиби Парди. К полудню к нему присоединятся еще двадцать человек. Они опросят всех зрителей, присутствовавших на турнире, и жителей всех домов между Манхэттенским шахматным клубом и особняком Драккера. Если мы найдем кого-нибудь, кто видел Парди рядом с домом Драккера около полуночи, у нас будут весьма красноречивые косвенные доказательства против него.
— Да, — согласился Вэнс, — это послужит нам хорошей отправной точкой. Парди будет весьма нелегко объяснить, почему во время партии с Рубинштейном он находился в шести кварталах от клуба как раз в то время, когда некто оставил черного слона у порога комнаты миссис Даккер… Да-да, пусть Хит и его подчиненные вплотную займутся этим вопросом. Это позволит нам здорово продвинуться вперед.
Но сержанта так и не вызвали: следующим утром, около девяти часов, Маркхэм позвонил Вэнсу и сообщил ему, что Парди покончил с собой.
Глава XXIIКарточный домик
Ошеломительное известие о смерти Парди, казалось, вывело Вэнса из равновесия. Недоверчиво глядя на Маркхэма, он торопливо позвонил, и появился Карри. Сыщик приказал слуге подать ему одежду и чашку кофе. Он надевал костюм с каким-то возбужденным нетерпением.
— Вот это да, Маркхэм! — воскликнул он. — Это нечто из ряда вон… Как вы узнали об этом?
— Профессор Диллар позвонил мне домой чуть меньше получаса назад. Прошлой ночью Парди застрелился в помещении стрелкового клуба, в доме профессора. Пайн обнаружил труп нынче утром и тотчас доложил хозяину. Я связался с сержантом Хитом, а затем приехал сюда. Мне кажется, что нам следует отправиться туда немедленно.
Маркхэм на минуту умолк, раскуривая сигару:
— Похоже, «дело Епископа» можно закрывать. Финал не то чтобы убедительный, но, возможно, наилучший для всех причастных к этому делу.
Вэнс медлил с ответом. Он рассеянно потягивал кофе, затем встал, взял шляпу и трость.
— Самоубийство… — бормотал он, спускаясь по лестнице. — Да, по идее все сходится. Но, как вы выразились, неубедительно, весьма неубедительно.
Мы подъехали к дому Диллара, где нас встретил Пайн. Не успел профессор пройти к нам в гостиную, как раздался звонок в дверь, и в дом энергично влетел Хит, настроенный по-боевому.
— Это все объясняет, сэр! — восторженно сказал он Маркхэму, обменявшись с ним крепким рукопожатием. — В тихом омуте… Кто бы знал? И кто бы мог подумать?
— Ах, сержант, — протянул Вэнс, — давайте не будем сейчас забивать себе головы. Это утомляет. Сейчас нам нужен ясный ум.
Профессор Диллар проводил нас в стрелковый клуб. Все окна были зашторены, а свет все еще горел. Я обратил внимание на плотно закрытые окна.
— Я оставил все как было, — объяснил профессор.
Маркхэм подошел к большому плетеному столу в центре комнаты. Тело Парди неуклюже лежало в кресле напротив двери, что вела на стрельбище. Голова и плечи покоились на столе, правая рука свисала вдоль тела, а пальцы все еще сжимали пистолет. В правом виске зияла ужасная рана, а на столе собралась лужица свернувшейся крови.
Мы смотрели на тело Парди всего несколько секунд, поскольку наше внимание привлекло донельзя странное и совершенно неуместное сооружение. Лежавшие на столе журналы были отодвинуты в сторону, а на освободившемся пространстве прямо перед трупом возвышался изящный карточный домик. Четыре стрелы как бы образовывали дворовый забор, а спички изображали садовые дорожки. Эта конструкция привела бы любого ребенка в неописуемый восторг, и я тотчас вспомнил недавние слова Вэнса о том, что гении отдыхают, играя в детские игры. Было что-то невыразимо жуткое в этом несообразном соседстве детской забавы и ужасной смерти.
Вэнс взирал на всю сцену грустным и встревоженным взглядом.
— Остановись, путник, здесь покоится Джон Парди, — пробормотал он с оттенком благоговения. — А вот дом, который построил Джек… карточный домик…
Фило шагнул вперед, чтобы поближе рассмотреть сооружение, но задел край стола бедром — стол чуть дернулся, и величественное творение рухнуло.
Маркхэм повернулся к Хиту:
— Вы вызвали судмедэксперта?
— Так точно.
Казалось, сержант не мог отвести глаз от стола.
— Бэрк тоже подъедет, вдруг он понадобится.
Хит подошел к окнам и поднял шторы — комната тотчас озарилась ярким дневным светом. Затем он вернулся к телу Парди и начал внимательно его осматривать. Вдруг сержант опустился на колени и вытянул шею.
— Похоже, что в ящике был пистолет тридцать восьмого калибра, — заметил он.
— Несомненно, — кивнул Вэнс, доставая портсигар.
Хит поднялся, подошел к комоду и изучил содержимое ящиков:
— Точно, я так и думал. Надо, чтобы мисс Диллар его опознала после того, как закончит судмедэксперт.
В этот момент в комнату влетел Арнессон, одетый в блестящий красно-желтый халат.
— Тысяча чертей! — воскликнул он. — Пайн только что мне все рассказал.
Он подошел к столу и уставился на труп Парди:
— Самоубийство, говорите? Но почему он не совершил это представление у себя дома? Весьма неосмотрительно с его стороны нагадить в чужом доме подобным образом. Впрочем, все шахматисты таковы.
Он поднял глаза и посмотрел на Маркхэма:
— Надеюсь, это не ввергнет нас в еще большие неприятности? Хватит с нас этой дурной славы. Отвлекает от размышлений. Когда вы сможете убрать отсюда тело этого бедняги? Не хочу, чтобы Белль видела это.
— Тело увезут, как только его осмотрит судмедэксперт, — ледяным тоном парировал Маркхэм. — В мисс Диллар нет никакой необходимости.
— Прекрасно.
Арнессон все еще стоял и смотрел на мертвеца. Лицо молодого человека постепенно принимало цинично-сочувственное выражение.
— Бедняга! Жизнь оказалась для него слишком тяжелым бременем. Обостренные чувства и никакой физической стойкости. Он воспринимал все слишком серьезно. Скорбел о своей судьбе с тех пор, как его гамбит оказался мыльным пузырем. А другого занятия он так и не смог найти. Этот черный слон повсюду преследовал его, потому-то, наверное, он и съехал с катушек. Честное слово, нисколько не удивлюсь, что эта мысль довела его до саморазрушения. Он, наверное, вообразил себя черным слоном, или, как его называли в Средние века, «епископом», призванным вернуться в мир неким ангелом возмездия.
— Неплохая мысль, — заметил Вэнс. — Кстати, когда мы обнаружили тело, на столе красовался карточный домик.
— Ха! А я-то подумал, откуда здесь карты, — может, он раскладывал пасьянс, перед тем как… Карточный домик, вы говорите? Звучит довольно глупо. Вы уже знаете ответ?
— Не до конца. Возможно, что-то разъяснит строка «Дом, который построил Джек».
— Понятно. — Арнессон вдруг насупился. — Играл в детские игры до самого конца, даже сам с собой. Странная, однако, фантазия. Пожалуй, надо все-таки одеться, — заключил Сигурд, зевнув, и отправился наверх.
Профессор Диллар смотрел ему вслед раздосадованным отеческим взором. Он повернулся к Маркхэму и раздраженно махнул рукой:
— Он всегда защищается от отрицательных эмоций и стыдится своих чувств. Не воспринимайте его беспечную позу всерьез.
Не успел Маркхэм ответить, как Пайн привел в комнату детектива Бэрка. Тут Вэнсу представилась возможность допросить дворецкого о тех обстоятельствах, при которых он обнаружил тело Парди.
— Каким образом вы оказались в помещении клуба сегодня утром? — спросил он.
— В кладовке было душновато, сэр, — ответил Пайн, — и я открыл дверь возле лестницы, чтобы немного проветрить. Потом я увидел, что шторы опущены…