Татровей, значит, опасаетесь? Это правильно!
Отец и сын, переправили через Жиздру гонца, посланного вящими людьми князя Василька в Белёв с вестью о подходе войск Батыя к Козельску. А когда назад плыть собрались, по берегу Жиздры уже рыскали татарские разъезды. Вот и «зависли» в лесу на правом берегу реки.
— Что про татарское войско ведаете?
Овдей, уже сообразивший, что они с сыном не в руках союзников Орды, соловьём запел.
— Видимо-невидимо их. Обложили город разъездами со всех сторон. И к стенам не подступаются, и никого ни в город, ни из города не пущают. Костров по ту сторону от Козельска — страсть сколько. Мужиков со всей округи согнали деревья рубить да гати класть. Только пока те деревья в дело не пускают, в брёвнах в кучи складывают. Злые те татарове: видели мы с Ваньшей, как тех мужиков не только плетьми лупцуют, а и саблями рубят. Потому и не стали на другой берег возвращаться, хоть очень уж домой хочется. А вы, люди добрые, чьи будете?
Не татарские.
— Князя Курского Юрия Святославича, с Дона-реки пришли на тех татар глянуть.
Развязали мужичков, хлебом, прихваченным из Серой слободы, угостили. Но часовым наказано было присматривать за лодочниками: а вдруг окажутся ордынскими лазутчиками? У монгол широко распространённая практика — включать в своё войско воинов из покорённых народов и земель.
Сразу же, едва палатки поставили да машины замаскировали, принялись оборудовать миномётные позиции, а капитан с Жилиным полезли на деревья с биноклями, рассматривать, что в городе и его окрестностях творится.
Городок небольшой, от силы — метров сто на восемьдесят. Защищён природой неплохо: со всех сторон, кроме юго-восточной, крутые берега Жиздры и речки Другусна, делающей вокруг него широкую петлю. Но и с юго-востока — глубокий овраг, превращённый в широкий ров. В самом узком месте излучины Другусны построена крепость-детинец, а севернее её, на округлом полуострове — посад, имеющий собственную стену-частокол.
От леса, в котором разбили лагерь, до стана ордынцев около трёх километров через частично затопленную пойму Жиздры, саму реку и ещё одну речушку, обозначенную на картах ХХ века как Орденка. Огромный стан, раскинувшийся на несколько квадратных километров. С палатками, шатрами, юртами, вечно дымящимися кострами, пасущимися по округе конями. И подневольных, рубящих деревья по берегам Орденки, тянущих брёвна откуда-то из другого места к тому самому оврагу, рассмотрели. Вот только где находится «концлагерь» для них, так и не поняли.
Перевозчиков, под присмотром бойцов перетащивших небогатый скарб в лагерь «переселенцев из будущего», заранее предупредили, чтобы не пугались, поскольку ночью «будет громко». А едва в батыевой ставке притих шум, и принялись «наводить шороху».
Серия из восьми мин (по четыре из каждого ствола) легла где-то на дальней окраине лагеря. Места попадания было хорошо видно не только по взрывам, но и по разлетающимся головням и каким-то горящим то ли обломкам, то ли кускам тряпья. А спустя полминуты донёсся усиливающийся гул переполошившейся орды, замелькали разжигаемые в кострах факелы.
Паузу в обстреле сделали не только для того, чтобы чуть изменить прицелы и при помощи меньшего количества мешочков с дополнительным зарядом, «порохАми», поменять место удара. Хитромудрый Беспалых решил, что мечущихся, поднявшихся на ноги врагов погибнет больше, чем лежащих на земле. Снова серия из восьми мин, снова пауза для смены прицела.
На крепостной стене Козельска число факелов тоже резко выросло. Видимо, разбуженное грохотом взрывов местное начальство ломанулось глянуть, что происходит в стане врагов.
— Надеюсь, им понравилось, — посмеялся Анатолий в ответ на комментарий командира. — Ну, или утром, когда увидят последствия ночного «ахтунга», понравится.
После четвёртого обстрела капитан приказал задробить огонь часа на полтора. Всё равно за это время татары не уснут, разбираясь с последствиями, собирая ошмётья разорванных взрывами товарищей и возясь с ранеными. В темноте вести прицельный огонь крайне сложно (особенно неопытным расчётам), а за это время лишних прогонят из тех «районов» лагеря, по которым пришлись удары.
В общем, ордынцам до утра так и не дали поспать, стреляя в разные места огромного лагеря. Не спала, похоже, и козельская стража, но Беспалых был уверен в том, что наутро монголы ни на какой приступ не пойдут. Не до того им, невыспавшимся и перепуганным ночным светопреставлением, будет.
И, как оказалось, не ошибся. В бинокли с наблюдательного пункта было хорошо видно поваленные взрывами и обгоревшие шатры, развороченные юрты, валяющихся тут и там убитых лошадей. И толпы русских пленников, вместо лесоповала, отправленных собирать тела мёртвых степняков. Собирать и складывать на сложенную ими же на узкой полосе левобережной поймы Жиздры гигантскую поленницу из заготовленных брёвен.
Прощаться с погибшими товарищами, ясное дело, явилось далеко не всё войско. Судя по нескольким отрядам, явившимся при знамёнах-бунчуках и держащимся более или менее обособленно, каждый тумен выделил для этого «сводный эскадрон». Как обратили внимание «попаданцы», даже в гигантском лагере тумены не смешивались, занимая какой-нибудь кусок территории, отделённый от другого такого же свободным пространством. В общем-то, вполне разумная организация: подразделения не смешиваются, а в случае тревоги очень быстро соберутся. Ну, и, если учесть, что армия Батыя сформирована из представителей множества народов и племён, отношения между которыми, мягко говоря, далеко не всегда благостные, то и стычки «на почве личной неприязни» минимизируются.
Любопытно было наблюдать в бинокль на «цирк», устроенный вокруг будущего погребального костра, странными личностями, одетыми в лохмотья. Судя по скачкАм, дёрганьям и пляскам, шаманы своим «искусством» провожали на небеса погибших воинов. Ходили кругами вокруг сложенных поверх брёвен тел, скакали, вертелись волчками, колотили в бубны, обессиленно валились наземь.
После полудня поленницу из непросохших, отчаянно дымящих брёвен, подожгли при помощи охапок сена, и вскоре запах горелой травы и жжённой плоти донесло и до становища «военной экспедиции». Мерзкий, надо сказать, запах. Настолько мерзкий, что кто-то не удержался от комментария:
— А говорят, что труп врага всегда хорошо пахнет…
Сложно сказать, видели ли ордынские патрули отблески вспышек миномётных выстрелов на ветвях всё ещё голых деревьев. Но даже если и видели, то вряд ли смогли соотнести с ночным кошмаром, происходившим в широко раскинувшемся лагере. Тем более, расстояние в четыре-пять километров между миномётной позицией и местами, где рвались мины, для этого времени — просто невероятно большое, чтобы можно было заподозрить возможность обстрела. Если учитывать суеверия монголов и воинов подчинившихся им народов, то, скорее уж, всю «вину» за случившееся «свалили» на гнев каких-нибудь духов или происки колдунов.
Пусть, по грубым прикидкам, в тот день степняки сожгли несколько сотен (пожалуй, 6–7) трупов, что для собравшейся под Козельском армии совсем немного, но Сергей Беспалых был доволен. Просто из-за понимания военной статистики: на каждого погибшего приходится минимум три раненых более или менее серьёзно. То есть, не бойцов в ближайшие недели. А если учесть, что при нынешнем развитии медицины не менее половины их в течение нескольких дней «отдаст концы», то выходил очень неплохой результат вмешательства людей из будущего в известнейшее событие похода Батыя на Русь. Потери противника, конечно, не столь велики, как во время сражения под Коломной или даже на той же реке Сить, но ведь к этому времени и само войско завоевателей значительно «усохло» в схватках с русскими людьми.
16
За день, в общем-то, сумели отоспаться после бессонной ночи. Кто служил в армии и ходил в караулы, тот поймёт, почему «в общем-то». Правда, это не касалось капитана, которому приходилось и посты контролировать, и командиров миномётных расчётов «стропалить», чтобы ещё днём, при солнечном свете, выбрали цели (так, чтобы «накрыть» огромный лагерь более или менее равномерно), и лодочников расспрашивать об особенностях местности для реализации следующих этапов придуманного им плана.
Судя по более оживлённому гулу, доносящемуся со стороны татарского стана, что-то вроде тризны по погибшим, там вечером устроили. Споить «в лёжку» такую ораву, конечно, невозможно, но кое-кому «надегустироваться», скорее всего, медов, награбленных в окрестных деревнях, удалось. По крайней мере, сквозь общий шум время от времени доносились заунывные степняцкие песни, а костры горели ярче, чем накануне. И число разъездов, кружащихся вокруг лагеря, выросло. Значит, командование всё-таки не исключило вероятность диверсии и усилило караулы.
На этот раз капитан не стал дожидаться «общего отбоя», а приказал открыть огонь, едва стемнело. Террор террором, давление на психику давлением на психику, но и о результативности надо подумать. А сидящие и, тем более, стоЯщие мишени поймают разлетающиеся осколки мин с куда большей вероятностью, чем лежащие. И расчётам велел делать паузы, необходимые лишь для того, чтобы поменять точку прицеливания.
Учитывая ограниченный боезапас, отстрелялись достаточно быстро, оставив лишь по три мины на каждый ствол для реализации следующей задумки. Но «шухера» татаро-монголам хватило на всю оставшуюся ночь. По крайней мере, в их стане гудели голоса и мелькали факелы до самого рассвета.
Ну, а поутру всё началось заново: толпы рабов, волокущих брёвна на берег Жиздры, переноска «тушек» убитых и фрагментов разорванных взрывами тел… Только продолжение «концерта» было иным.
«Батыевцы» уже сообразили, что следом за свистом падающей мины следует взрыв, поэтому «сводные эскадроны» потеряли строй ещё до первого разрыва. Но драпанули не в одну сторону, а врассыпную. Так что осколки последних шести чугунных «рыбок» всё равно нашли жертв. Много жертв, пусть бОльшей их частью стали ни в чём не повинные лошади.