ериала которых, ни назначения араб назвать не может. Именно не может, а не ленится перечислять. А потому и связывает её обитателей с «дьявольскими силами», которые использовали жители крепости для борьбы с ордынцами.
Как считают многие исследователи, именно катастрофические потери армии Батыя, дважды понесённые под «Серой крепостью», не позволили ему продвинуться в Европу дальше Венгрии, куда он пришёл, чтобы добить половцев, сбежавших от него с ханом Котяном. Рашид-ад-Дин ссылается на то, что поход Батыя «к Последнему морю» был прекращён из-за известия о смерти кагана в Каракоруме. Но простое сопоставление дат, называемых в европейских хрониках и приводимых в источниках восточной литературы, показывает, что первые монгольские тумены начали отходить из Венгрии на восток примерно в те же дни, когда случилась эта смерть. То есть, предводитель похода чисто физически не мог знать о том, что каган умер. Если, конечно, сам не использовал потусторонние силы в качестве этаких средств связи со столицей, находящейся за тысячи километров.
— Или сам не организовал смерть кагана…
— Исключено! Смерть была естественной, не неожиданной, а последствием долгой болезни, описание которой очень напоминает рак.
Так вот, вернёмся к поиску легендарной крепости. Нами были найдены минимум три городища, которые по местонахождению могли бы претендовать на её «звание». Одно на территории нынешнего Воронежа, другое выше него по течению одноимённой реки, а третье — немного выше по течению Дона, рядом с современным селом Семилуки. Но ни одно из них не подходит под описание «Серой крепости». Городище в Семилуках, хоть и носит следы пожара, но было намного меньше летописной крепости, в культурном слое на его территории вообще не наблюдается никаких следов пребывания монголов. Кроме того, огорожено оно было лишь частоколом, а никак не каменными стенами. Как и городище на территории Воронежа. Они оба, к тому же, были брошено населением без сражения. Обычные сельские поселения без малейших следов высокоразвитого даже не металлургического, а просто кузнечного производства.
Намного больше подходят под понятие крепости остатки укреплённого поселения близ села Рамонь на реке Воронеж. Но они выстроены на части более древнего городища, сначала покинутого обитателями, а через несколько десятилетий снова заселённого. И рядом с ним найдены следы крупного сражения, в котором пало очень много русских воинов. Дискуссия о том, что это за место, пришла к выводу: скорее всего, это и есть место первого сражения рязанских полков с монголами, так называемая «битва на реке Воронеж» рядом с одноимённой пограничной крепостью. Но не «Серая крепость». Остатки деревянных стен мои коллеги нашли. Но Деревянных, а не каменных, как написано в хрониках. И никто не засыпал пожарище камнями, песком и солью: городище враги просто захватили, сожгли и пошли дальше на север. В земли Пронского княжества.
Пожалуй, легенда так и осталась бы легендой, если бы не случайность. На территории одного из учебных заведений города Семилуки, построенного рядом с одноимённым селом, решили обновить сооружения спортивной площадки. И, копая яму под штангу футбольных ворот, наткнулись на странный серый камень, очень уж напоминающий по структуре бетон. Благо, преподаватель истории, работавшая в учебном заведении, настояла на вызове сотрудников исторического факультета Воронежского университета. И, представьте себе, те подтвердили, что это действительно бетон, пролежавший под землёй несколько сотен лет.
Сначала, конечно, они решили, что произошла ошибка, и «камень» попал в это место случайно, как строительный мусор при строительстве учебного здания. Но попытки откопать его дали сенсационный результат: он являлся частью довольно крупного фундамента. Долго рыться в бумагах не пришлось, и архивы показали, что на этом месте никогда ничего не стояло: город-то молодой, первые серьёзные постройки появились только в нашем веке. Интереснее всего оказалось то, что блоки фундамента не заливались на месте, а произведены по стандартным размерам промышленным методом и смонтированы в единую конструкцию. А ещё — сверху носят следы сильного пожара. В одном из проёмов кладки из блоков имелись превратившиеся в ржавую труху следы подвода каких-то труб, изготовленных из железных сплавов. Мало того, внутри пространства, ограждённого кладкой фундаментных блоков, помимо углей и золы этого пожара, нашлись осколки сантехнического фаянса, кафельной плитки и спёкшиеся куски какой-то пластмассы.
— Я бы подумал, что это «наследили» какие-то инопланетяне. Вы что-то упоминали про «в одночасье построивших каменную крепость русских людях, вернувшихся из заморских краёв».
— Я не хочу давать прямого ответа на ваш вопрос. Но покажу вам нашу следующую находку, из-за которой и раскопки были засекречены, а вам пришлось давать подписку.
Тряпка была сдёрнута с отдельного столика, и под ней оказались два металлических листа с выгравированными на них буквами и цифрами.
— Похоже на нержавейку, — потрогав край одного из них, лежащего к нему «вверх ногами», качнул головой инженер. — Только очень, очень долго пролежавшую в земле.
— Как установила экспертиза, она и есть. Вот, видите на уголке след от работы напильника? Металлические опилки мы сдали на экспертизу даже не в одну, а в три лаборатории, не поясняя, откуда они взялись. И все три дали одинаковый результат: нержавеющая сталь марки 08×18Н9. Ну, а ради содержания текста, выгравированного на этих листах, товарищи из госбезопасности и привлекли вас, специалиста по физике процессов, вызываемых высокочастотными излучениями.
Фрагмент 2
1
Зимняя дорога до Курска — это снег, снег и снег. «Белое безмолвие», как в другом мире выразился Джек Лондон, описывая реалии Аляски. Это для уроженца тёплой Калифорнии такая обстановка была шокирующей, а Андрей Минкин родился в Средней полосе России, и снежных зим на своём веку повидал немало. Правда, основная часть его жизни прошла в городе, пространства, когда за целый день вокруг не увидишь ни единой населённой людьми деревушки, ни единого ветхого строеньица, и для него в диковинку.
Правда, такое было только в первые два дня пути, пока не выбрались с окраины княжества, граничащей с Диким Полем. Потом начались леса, в которых деревушки, веси, как их называют в это время, стали попадаться довольно часто. А между ними — не снежная целина, по которой с трудом продираются верховые и упряжные лошади, а относительно неплохо наезженные стёжки.
Если бы не обоз, гружёный изделиями мастеров Серой слободы, можно было бы добраться и быстрее. Но раз уже условились с Прохором двигаться вместе, то так и приходится делать. Всё-таки груз везут ценный, требующий охраны от «лихих людей» и вообще тех, кто, стоит зазеваться, непрочь запустить загребущую лапу под рогожку, укрывающую сверху гружёные сани. Инстинктивно, как они считают. Особенно — во время ночёвки на этаких прообразах постоялых дворов, где и купцы останавливаются, и княжеские либо боярские вои, и крестьяне из соседних весей и сёл.
Весть о караване, с которым едет «сам» княжий наместник Серой слободы, опередила Минкина на пару дней. Так что никаких «допросов с пристрастием» (кто такие, откуда, что везём?) в городских воротах ему и его людям устраивать не стали. А дождавшись, пока весь обоз подтянется и «рассортируется», повели ту его часть, что предназначена для князя и его дружины, в «детинец».
Допросов не чинили, но в глаза бросилось то, с каким высокомерием глядят на приехавших «ближние дружинники»-бояре, попавшиеся на пути уже во внутренней крепости-детинце. Весь их вид выражал несказанные, но читающиеся на лицах слова: «что за грязь тут под ногами путается?». Настолько откровенно, что Андрон даже ошалел попервости.
Ситуацию разъяснил мордвин.
— А кто ты для них? Без роду, без племени. Сегодня — княжий наместник, а завтра князь передумал, и ты никто, пустое место. За ними за каждым — род, связи, происхождение, а за тобой ничего и никого.
Василий Васильевич, стоящий рядом, только принялся виновато хлопать глазами, когда Минкин на него глянул.
— Простите, Андрей Иванович, и на старуху случилась проруха, — пробормотал он, оттаскивая начальника за рукав. — Думал, статус человека из будущего в здешнем обществе будет выше какого-нибудь боярского. А видите, что получилось…
— Вижу. И это правда, что я в их глазах… не человек?
— Ну, не то, что не человек, а… в общем, куда ниже по статусу чем они, практически смерд… Только вы не расстраивайтесь, исправлю я это дело!
— Да как, блин, исправите, если всем уже известно, что я из простолюдинов⁈
— Немного не так, Андрей Иванович. Я ведь был на тех переговорах с тысяцким, помню, что вы ему сказали: «люди князем назвали». А из какого сословия — ни слова не произнесли. Доверьтесь мне! Князь ведь вас примет явно не сегодня, и на встрече с ним я дело и поправлю.
Впрочем, всё случилось куда раньше, когда тысяцкий явился принимать доставленное из Серой слободы да отдавать приказания о том, куда определять наместника на постой.
— Негоже, Фёдор Юрьевич, человека знатного на постой к дворне слать! — покачал головой «лоханувшийся» историк.
— Знатного? — взлетели вверх брови военачальника.
— Именно! Пра-пращур нашего Андрея Ивановича, Козьма Минович, почти четыре века до того, как мы во владениях Юрия Святославича оказались, Землю Русскую от ляхов спас, за что Великий Князь Всея Руси Михаил Фёдорович пожаловал тому чин думного боярина да право именоваться не токмо по имени, но и «-вичем». Мефодий Кузьмич, сын Кузьмы Миновича, правда, только стольником государя был, но сам видишь: древен и заслужен его род, при государях состоял. Не княжеского рода наш наместник, но и не простолюдин. А ты его — к дворне!
И зачесал тыковку тысяцкий: разговор-то у них, действительно, только княжьего достоинства Минкина касался, а не происхождения вообще. Правда, так просто не сдался, «между делом» задав Толику Жилину вопрос, кто такой Кузьма Минин. Ну, тот и ответил в рамках школьной программы. Ясное дело, о дальнейшей судьбе нижегородского купца он не помнил, но соображения Фёдора Юрьевича вполне хватило, что такие подвиги не остаются без благодарности государей. В общем, нашлось место для Андрона в более «презентабельных» покоях, чем помещения для дворни. В отличие от прочих сопровождающих.