Хотя мины и гранатомётные выстрелы уже прекратили рваться, но приближение «плюющихся огнём порождений Эрлэга» вовсе не способствовало восстановлению дисциплины. И вслед за первыми паникёрами драпали уже буквально все, способные сесть верхом.
А с запада, обойдя овраг с безымянным ручейком, навстречу драпающим ордынцам неслась половецкая конная лава. Хан Котян выполнил обещание, данное обитателям Серой крепости, и очень громко «хлопнул дверью» перед тем, как увести свой народ в венгерские придунайские степи…
— Каир-хан, решивший напасть на вас, последний глупец! — когда всё закончилось, сделал вывод Котян, вместе с Сарыбашем подъехавший к Серой крепости.
Такое впечатление на него произвело поле, усеянное телами ордынцев, и особенно — вал из трупов, высящийся перед её стенами. Но ещё больше его поразила уступчивость союзников, объявивших, что половцы могут забрать столько трофеев, сколько увезут. При единственном условии: если они помогут собрать и похоронить всех убитых ордынцев.
Просьба степняков, конечно, очень озадачила: инструментов для земляных работ войско, отправившееся в поход, не брало. Выручили тракторы: бульдозер ножом-отвалом, а экскаватор ковшом рыли траншеи для захоронения куда быстрее любых землекопов. А особой брезгливостью средневековые кочевники, сдирающие с уже смердящих трупов более или менее ценные доспехи и оружие, не отличаются. Тем более, после похода на Русь в кошелях монголов и вьюках их лошадей можно найти немало ценного.
За пять дней, которые половцы стояли под Серой крепостью, в лагере, разбитом их непримиримыми врагами, обогатились они неимоверно. Минкин надеялся, что часть добычи союзники всё же бросят. Напрасно надеялся! Коней в качестве трофеев им досталось много, и они вьючили их буквально всем, чем удалось разжиться.
— Вот же саранча, — посмеивался над ними Андрон.
Посмеивался, но, в целом, был очень доволен сделкой. Просто представляя, на какой бы срок затянулась уборка трупов силами только обитателей Серой крепости. Тем более, никто не запрещал людям Коловрата тоже заниматься мародёркой и тащить всё приглянувшееся с «мёртвого поля».
В общем-то, половцев можно понять: они уходят в чужие земли, и чем больше с собой привезут «богатств», тем доброжелательнее их там встретят. Это нищие беженцы никому не нужны, а великому воину, разгромившему страшных монголов, да ещё и добывшему несметную добычу, в дальних краях будут рады. Именно поэтому Минкин и не возражал даже против того, что победу над корпусом Орду-Ичена Котян приписал именно себе и своим воинам. Чем бы средневековое дитя степей ни тешилось после действительно серьёзной победы… Особенно — с учётом того, что Батый непременно будет мстить за смерть старшего брата и ещё троих Чингизидов. Вот и пусть мстит ему, а не жителям Серой крепости. Тем более, уже не разобраться, от чего именно погибли эти ханы — от пуль, осколков миномётных мин или половецких клинков.
И Котян, и Сарыбаш, с которым «отцы города» договаривались во время поездки Минкина в Курск, конечно, поглядывали с жадностью и на железные ворота крепости, и на полукруглые оцинкованные ангары. Не говоря уже о жадном блеске глаз простых воинов. Но благоразумие взяло верх: эти «странные русские» смогли перемолоть такое количество «САМИХ монголов», а значит, связываться с ними очень опасно. Да и нельзя проглотить кусок, который не влезет в рот. Не надумай хан уходить в венгерские земли из-за монгольской угрозы, может, и попытался бы «раскулачить» союзников на столь ценное в эти времена железо. Вот только силёнок не хватит, чтобы увезти его с собой. Так что пусть за возможность обладания им льют кровь монголы.
Серая крепость — владения Курского князя. А он сам — вассал Великого Князя Черниговского, который совсем недавно сел ещё и на киевский престол. А значит, может и не просто «обидеться» на то, что Котян разорил её, но и создать сложности при переправе через Днепр чуть ниже порогов, на Протолчем броде. И ведь не свалишь вину за разорение Серой слободы на монголов: курские пограничники из крепости Оскол уже тут как тут, не только слободу, целую и невредимую, видели, но и их сотник Полкан успел встретиться и с мурзой Сарыбашем, и с самим ханом.
Одним словом, пусть себе эта странная крепость стоит вместе со всем её железом. Тканей, мехов, серебра, золота и дорогих каменьев, захваченных в шатрах и юртах монгольских ханов и темников, Котяну вполне достаточно, чтобы не стать «бедным родственником» при дворе венгерского короля Белы.
32
— Удивили вы меня, — покачал головой явившийся в Серую крепость Полкан. — Хоть и знал о вашей с половцами задумке, но не надеялся, что выстоите вы до подхода Котяна. Да и боятся половцы татар, до икоты боятся. Вот и не чаял, что снова увижу вас живыми. Только зачем вы всё Котяну отдали? Это ж такая богатая добыча, что и князь Юрий Святославич, получив долю с неё, сменил бы гнев на вас на милость.
— Жадность губит.
Слово «фраер» пограничнику тринадцатого века незнакомо, потому Минкин и не стал вставлять его в поговорку. А потом и более подробно разъяснил, чего он добился, отдав союзникам не только добычу, но и славу победителей.
— Хитёр! — повторил жест пограничник.
— Даже хитрее, чем ты думаешь, — засмеялся Андрон. — Ради мести Котяну теперь Батыю придётся преследовать его до самой Угорщины. А потому, может быть, и часть русских земель останется нетронутой. Просто потому, что сил у татар на их покорение не хватит: по нашим подсчётам, тут ведь почти тридцать тысяч ворогов полегло. Столько, сколько на Калку пятнадцать годов назад приходило.
— Только на какие именно земли их сил не хватит?
— Не знаю, Полкан. Не знаю. Думали мы про то, и получается у нас, что Переяслав они всяко погромят, чтобы из него им в спину не ударили. И по Киевским Землям прокатятся, поскольку иной дороги им в Угорщину нет. Может, Галицкие затронут. А вот про Курские и Черниговские — не знаю.
— Опять за своё! — нахмурился сотник. — Михаил Всеволодович даже говорить не велит про то, что татары на его владения могут посягнуть. Да и теперь он Великий Князь не только Черниговский, но и Киевский. И в Галиче его сын Ростислав сидит.
— Недолго ему в Галиче и Киеве сидеть, — пробухтел Беспалых.
— Это почему ещё?
— Неймётся ведь Михаилу Всеволодовичу. Собирается он нынче в поход на литву. А в результате и Галич, и Киевский стол потеряет.
— Да откуда тебе то ведомо? — возмутился пограничник.
— Знаешь ты, откуда, — хмыкнул Андрон. — И ежели б Михаил Всеволодович да Юрий Святославич слушали, что мы им говорим, многое бы пошло иначе. Нельзя верить татарским послам! Для татар все остальные, кроме них самих, не люди, и данное этим «не людям» слово можно нарушать, когда такое потребуется.
Полкан принялся недовольно жевать губы, но что-либо возражать не решился.
— И кому ж тогда те Галич и Киев достанутся?
— Вестимо, кому! Даниилу Романовичу.
— Ну, тогда не жалко, ежели его владения разорят!
— А мне жалко, Полкан! Мне всех русских людей жалко. И тех, кого татары убивают и неволят, и тех, которые в усобицах гибнут вместо того, чтобы с общим врагом сражаться. Вот что тебе лично с того, кто Галичем и Киевом владеть будет? И подумай, что будет с того, ежели Михаил Всеволодович купно с Даниилом Романовичем против татарского разорения русских земель рати выставят. Поодиночке их татары непременно разобьют на радость ляхам и литве. А собрались бы они вместе, может, и отстояли би свои владения, и не получилось бы так, чтобы их опустошённые земли со временем те литва и ляхи под себя подмяли, как в нашем прошлом было. И не было бы каждые два-три года татарских набегов в течение двух сотен лет, — завёлся капитан.
— В общем, ты, наместник, как хочешь, а я князю отпишу, чьими стараниями татарское войско тут, под Серой крепостью, полегло. Может, хоть чуточку после этого сердце Юрия Святославича смягчится, гнев его на тебя утихнет, — закончил разговор пограничник.
— Только про наши переговоры с Сарыбашем промолчи, — вздохнул Андрон. — Мол, собрался Котян оборонять свои кочевья, а видя то, чем обернулось дело, воспользовался моментом и устроил татарам полный разгром. Сам же говорил, что ни к чему злить князя нашими переговорами с половцами за его спиной. И не забудь помянуть, что, напав на нас, татары нарушили слово, данное их послами Михаилу Всеволодовичу — не зорить его владения.
Ушли обременённые добычей половцы, уехал в Оскол Полкан. Пришло время подводить итоги героического сражения. Без малейшей натяжки героического, даже несмотря на разницу в вооружениях. Ведь ордынцы, не случись у них истерики после гибели группы военачальников, вполне могли бы «задавить массой», помноженной на организованность и дисциплину. А из-за того, что у кого-то не выдержали нервы, атаковали, по сути, неорганизованной толпой.
Очень невесёлыми получились итоги. И дело даже не в потерях, удивительно малочисленных для сражения такого масштаба, но чувствительных при незначительной численности населения слободы. Слишком уж мало осталось боеприпасов. Для орудий «Гром» боевых машин пехоты — буквально по паре выстрелов на ствол. Для миномётов — чуть меньше полусотни мин. Пулемётных патронов — около двух тысяч. Автоматных — всего на три тысячи больше. Патронов к пистолетам и пистолетам-пулемётам — около четырёх тысяч. Выстрелов к гранатомётам всего на пять лент.
— В общем, братцы, ситуация следующая: если что-нибудь не придумать, ещё один монгольский штурм нам уже не отбить!
— Да чего вы на меня уставились⁈ — психанул Лесников. — Как будто от меня одного зависит то, чем мы обороняться будем…
— А от кого ещё?
— От всех, здесь присутствующих. Но сразу предупреждаю: возможностей у нас очень мало.
— Что, даже обычный чёрный порох получить не сумеем? — удивился Юрец.
— Из чего? — фыркнул Вовка. — Ты хоть знаешь, из чего его делать?
— Ну-у-у…
— Баранки гну! Селитра, уголь и сера. Уголь — самое