Ох, уж этот Михаил Всеволодович с его враждой с Даниилом Романовичем! Упёрлись рогами в соперничестве друг с другом, как два барана. Хотя, конечно, вот в этой ситуации с Серой крепостью их вражда может действительно сыграть на руку, дать хотя бы годик подготовки к обороне либо от монголов, либо от черниговцев.
— А сыграть на том, что Михаил назначил наместником Валаха в обход Юрия Святославича, никак нельзя? — почесал затылок Зильберштейн.
34
Михаил Всеволодович так поспешал в Киев, чтобы занять опустевший стол, что ему некогда было заниматься ни грамоткой, коей назначал Алексея Валаха наместником Серой слободы, ни рядом, оговаривающим обязанности нового смерда. Именно смерда, поскольку дело ответственное, и без личной зависимости такое поручить даже боярину нельзя. Тем более, боярин он у Курского князя, а не у Великого Князя Киевского и Черниговского. А уж тем более — некогда было разбираться с такой тонкостью, что городок, находящийся во владении Юрия Святославича, отныне будет как бы в личном владении его сюзерена.
В общем, обещание обещанием, а боярин, как только с отъездом Михаила прошла первая эйфория, принялся что-то недовольно бубнить на родном наречии. А потом послал гонца за сыном в Курск: ехать в Киев надобно непременно вдвоём, чтобы Великий Князь ведал, кому именно достанется столь лакомый кусок, ежели что случится с Алексеем.
Ежели что случится… Хоть боярин и нестар — всего-то сорок третий год пошёл — а очень уж тяжело приходил в себя после зимнего ранения. Мало того, что такая малая дырка в спине, тоньше кончика мизинца, проделанная оружием людей из Серой слободы, доставила столько страданий, так ещё и нога, застрявшая в стремени, теперь не позволяла одному из «вящих людей Курска» долго ходить. Хром и почти нЕмощен сделался старый воин. В седле, если помогут в него усесться, ещё куда ни шло, а вот пешим без посоха уже никак.
Сын Путята привёз вести о том, что татары, нарушив обещание, данное Михаилу Всеволодовичу, огнём и мечом прошлись по курским владениям вдоль Дона, разоряя веси и сёла. Шли, широко рассыпавшись, но быстро, а потому полона не брали. Что награбили, то награбили, кого побили до смерти, того побили. Потому и была надежда на то, что те громадные запасы железа, имеющиеся в Серой слободе, с собой не унесут: в тяжесть они татарам, идущим на половцев в низовья Дона. А значит, восстанавливать жизнь в слободе именно им, Валахам.
Ну, как восстанавливать? Людей поселить, чтобы оставшееся после разорения железо собирали да в Чернигов обозами возили. Много железа, очень много! Вон, Путята сказывал, что там даже два огромных дома без окон из железа сработаны. И это только то, что через невысокую каменную стену видно.
От Чернигова к Киеву две дороги. Одна по правому берегу быстрой и полноводной Десны выводит к Вышгороду. Вторая — по левому, но уже к самому стольному граду. Только по ней надо не одну, а целых две переправы делать: сперва на Труханов остров Днепра, а с него уже к пристаням на Подоле. Где к приезду просителей будет Великий Князь, неясно. Может, в Киеве, а может, в Вышгороде, где испокон веков летом жили киевские правители. Поэтом и выбрали первый путь.
Но нет, не до отдыха от дел государственных оказалось Михаилу Всеволодовичу. Потому пришлось от Вышгорода ехать на полдень, а попав в Подол извилистой и крутой дорогой Андреевского спуска подниматься в город, сами холмы которого служат надёжной защитой от приступа вражеских войск. С трёх сторон. Только между Лядскими воротами, стоящими в Крещатом Яру напротив Козьего болота, и Золотыми воротами тот вал насыпной.
Если б знал ещё не сбывшуюся историю совсем другого мира боярин Алексей Валах, то ведал бы он о том, что именно Лядские ворота, воспользовавшись тем, что Козье болото замёрзло, разбили в декабре 1240 года татарские пОроки, с чего и началась гибель Матери городов Русских. Но ни ему, ни кому-то другому, кроме обитателей Серой крепости, о том пока не ведомо.
На постой встали в княжьей гриднице, казарме для дружинников. Путяте, конечно, там не по чину жить, но самого Алексея гриди хорошо знают, потому дозволили и сыну поселиться. Можно было бы и на постоялом дворе встать, да не хотелось на это деньги тратить. К тому же, в гриднице ближе к князю: очень уж не хочется боярину затягивать дело, ради которого пришлось мучиться пять дней в седле только по пути сюда. А впереди ведь ещё обратная дорога до Чернигова, потом в Курск, чтобы набрать людишек в обоз, и уже потом двигаться на самый край Курской Земли.
Сомнений в том, что татары не оставили в слободе камня на камне, не было, Валах так и сказал князю: и куда более населённые и защищённые города пали под их ударами. Потому и щекотливый вопрос, на каком основании сюзерен распоряжается подвластной вассалу слободой, удалось обойти. Михаил Всеволодович отписал Юрию Святославичу, что поручает отцу и сыну заняться эвакуацией всего, что осталось над Доном после прохождения Орды. И наместничество им ограничил лишь временем, требуемым для этого. Ну, или, ежели они всё-таки решатся там возродить поселение, тогда «навечно, новую слободу основав». И грамотку дал, чтобы предъявить пограничной страже: мол не по собственной жадности бывший дружинник Курского князя мародёркой занимается, а по повелению Великого Князя Киевского и Черниговского. Немного не то, что было обещано на радостях от неожиданно свалившегося на Михаила главного русского княжеского стола, но тоже немало.
Вот только Чернигов, когда до него добрались Валахи, гудел от неслыханной вести. В двадцатом веке сказали бы — от сенсации: гонец из Курска сообщил, что Серая слобода не просто устояла. Под ней пало всё татарское войско, направленное царём Батыгой на покорение придонских половцев. Хан Котян со всем своим воинством ударил по татарам, осадившим слободу. Да так крепко ударил, что все они полегли.
— Три дня половцы мёртвых хоронили. Добычи столько взяли, что ежели бы не пойманные татарские кони, увезти не смогли бы.
Скрипел от злости зубами боярин Алексей, но сделать ничего не мог. Надежда оставалась лишь на то, что враги его сами обессилели изрядно, и теперь можно их едва ли не голыми руками взять.
Уже в Курске стали известны подробности, донесённые пограничным воеводой из крепости Оскол. Два дня татары осаждали Серую слободу, на приступы ходили, да только всего-то добились того, что полторы или две дюжины смогли в посад ворваться.
— Из мёртвых татар целый вал у стен слободы сложился. Высотой в два человеческих роста. Половина татарского войска полегла, а вторая пораненная была. Огненными стрелами да громами разили слобожане ворогов, несметное число побили ими даже в стане татарском. Потому половцы их и легко одолели.
Даже если и врут слухи (а старый дружинник знает, как любят люди преувеличить, чтобы усилить значимость победы), то очень уж неприятная новость. Для него лично неприятная. Одна надежда — врут слухи и про то, что слобожан пало всего-то меньше трёх дюжин. Не может быть такого соотношения потерь, просто потому, что не может быть никогда. И с большой долей вероятности многие из тех, кто тогда, зимой, отбил «в пустыне» нападение отряда Валаха, теперь лежат во сырой земле. Либо при смерти от полученных ран.
Юрий Святославич, конечно, зело обиделся на господина, так вольно распорядившегося его поселением. Да только, помня, чьей милостью он сам избежал участи князя-изгоя, супротив благодетеля слова не молвил. А потому дал наказ Валаху не доставлять под стражей боярина Андрея на суд княжий.
— Народишко наместника былинным богатырём почитает, потому трогать его сейчас неуместно. И раз послал тебя Михаил Всеволодович, съезди в слободу, посмотри, правду ли пограничная стража донесла. Но ежели жив и здрав боярин Андрей, а сил для защиты слободы у него достаточно, то без прямого указания Великого Князя своего слова о назначении наместника я менять не буду. Ну, а ежели недостаёт там людишек, начинай вывозить всё, чтобы татарам или просто лихим людям тамошние богатства не достались. Особливо оружье, оружье их, молнии мечущее, нам потребно.
Дружинников своих Юрий Святославич не дал, сославшись на то, что Великий Князь приказал ему готовить войско для похода на литву.
— А охотников собрать я не возбраняю. Сколько наберёшь — все твои.
Пришлось раскошеливаться, добирая к страже, с которой сын ездил собирать оброк, ещё три десятка оружных. Не говоря уж об обозе, с которым проблем не возникло: соседние рязанские земли разорены, курские товары в них покупать некому, потому и готовы владельцы телег да саней за малую мзду ехать куда угодно и с кем угодно, лишь бы платили. Вот и получилось, что около сотни работников (надо же кому-то те железные дома разбирать да прочие диковины в слободе собирать) и шесть десятков обозных при таком же количестве стражников двинулись по дороге на юго-восток от стен Курска.
Фрагмент 19
35
Рязанские земли фактически обезлюдели. Если по пути на север монголы, чтобы излишне не обременять себя полоном, угоняли в степи только красивых женщин и мастеровых, то, возвращаясь в кочевья из-под Козельска, гребли уже всех, до кого могли дотянуться. А что? Спешить им уже ни к чему, тысячные толпы пленных не задержат стремительные броски конницы. Зато воины, славно «потрудившиеся» в сражениях с урусутами, теперь могут почувствовать себя богачами, захватив побольше невольников. Сабли, стрелы и аркана избежали очень немногие русичи, успевшие укрыться в дебрях.
Обезлюдели рязанские земли, но не до конца. Кое-где жизнь теплится: выходят люди из лесов, посадили хлеб, восстанавливают разорённые поселения. Даже кое-какие князья, по слухам, объявились и дружины сбирают. Но мало, очень мало где. Зато волки обнаглели: так и норовят ночью напасть на посольских коней, пасущихся неподалёку от стоянки.
Да, после памятного совещания в Серой крепости было решено послать посольство к Ярославу Всеволодовичу, пригласившего мастеров с Дона в свои владения. Возглавил посольство Михаил Нестеров, а сопровождать его выделили Крафта с одним из его «ментов», в которые переквалифицировались бывшие «братки». Ну, и десяток воинов из новой дружины Коловрата во главе с