— А это что за дым? — обратил внимание сын на поднимающийся столб где-то к западу от каравана.
— Сигнал. Сигнал пограничной стражи о том, что вороги близко, — скрипнул зубами боярин, изрядно повидавший подобного за время службы в княжеской дружине.
И завертелось! Охрана, и без того двигавшаяся настороженно (места дикие, ожидать в них можно всяких неожиданностей), принялась проверять оружие и подгонять людишек в изрядно растянувшейся колонне. Те, в свою очередь, обеспокоенно оглядывая окрестности, потянулись к припасённым на всякий случай дубинам, кистеням, топорам, рогатинам.
Сгрудились. По крайней мере, резко сократили дистанцию между телегами, а пешие подтянулись ближе к колымагам. Вроде и идти до стен слободы осталось немного, не больше часа, да вот только за тот час степная конница вполне способна одолеть расстояние в четыре-пять раз большее.
— Упаси, Господи, от татар безбожных! — крестился кто-то из нанятых рабочих.
— А может, то не татары, а половцы? — с надеждой глянул на одного из приблизившихся охранников возница телеги, рядом с которой шагал работяга.
— Так ведь с половцами у нас мир. Вон, сказывают, даже татар тут, под Серой слободой вместе с ними били.
— Мир у нас с Котяном. Да Котян, как татар побил, на закат двинул, к бродам через Днепр, — пробурчал едущий рядом дружинник. — Только за Доном в Диком Поле и других половецких племён навалом. Ушли котяновы, на его земли другие могли прийти, коих татары прижали. Ох, ты! Точно половцы. А ну-ка, быстро телеги в круг!
Около сотни всадников вывалились из-за рощицы, отстоящей на полторы версты.
— А может, добежать до слободы успеем? — засуетился малодушный возница.
— От конного ни пеший не убежит, ни ты на телеге, — отрезал дружинник. — В круг телеги, я сказал!
Степняки сгрудились, кто-то, видимо, из старших, принялся махать руками, распределяя роли. А потом, рассыпавшись цепью, конники быстро разогнались, перейдя в галоп.
Лёгкая конница, ясное дело, при равной численности в сабельной рубке одоспешенным дружинникам и нанятым стражникам проиграет. Да вот только половцев почти в полтора раза больше. И начали они не с сабель, а пустив тучу стрел. Потому и повалились наземь некоторые русские ещё до того, как визжащие противники врезались в их редкую цепочку. Причём, не все врезались: с пяток, сумев перескочить через телеги, начали рубить тех, кто прятался за повозками. Не подряд, только пытающихся обороняться.
Как ни вертелись половецкие удальцы, а сабелька «не пляшет» против длинной дубины-ослопа, рогатины и доброго топора. Забили. А кто-то, подхватив у лежащих на земле степняков их луки, принялся ссаживать и тех, что рубились с охраной каравана.
Лязганье металла о металл, шум, вопли раненых. За этим всем и не заметили, как от слободы мчится самобеглая повозка, сопровождаемая двумя десятками воев на конях. Обороняющиеся не заметили. А половцы, повинуясь крикам старшего, прыснули прочь, к той самой рощице, от которой и пошли в атаку. Отступили, но не разбежались, перестроились, чтобы плотной кучей атаковать растянувшуюся подмогу. Да вот только самобеглая повозка встала, кусок крыши её откинулся и что-то загрохотало, сверкая огнём. И посыпались, кто с коней, кто вместе с конями, половцы.
Утекло человек десять, которых никто преследовать не стал.
— Кто такие? — крикнул из люка «уазика» Беспалых, когда машина подкатила в очень потрёпанной охране.
— Боярин Алексей Валах с сыном ехали к вам, — поднялся на ноги дружинник, до того склонявшийся над лежащим на земле телом.
Капитан, лицо которого и без того искривлено шрамом, чуть не сплюнул от досады.
— А мы их сопровождали. Да только…
— Что?
— Тяжко ранен боярин. А сына его, Путяту, и вовсе половцы до смерти порубили… Вели срочно боярина Алексея в слободу отвезти да лекаря к нему прислать. Плох он.
— Не подохнет ваш Алёшка-тать. Вместе с остальными ранеными доедет. А подохнет — так туда ему и дорога!
— Да как ты смеешь о боярине так говорить⁈ — схватился за меч воин.
— Радуйся, что рук марать об этого вора не хочу.
— Уж попомнит тебе твои слова боярин! И я попомню!
— Так, значит, со спасителями своими говоришь? — прорычал бывший десантник. — А ну, разворачивай оглобли! Откуда приехали, туда и вертайтесь! Простой люд пущу в посад, лекаря пришлю, от половцев обороню. А ни тебе, ни боярину хода к нам нет. Грозиться он мне ещё будет!
Фрагмент 20
37
— Вот же сука подлючая!
А это уже Фофан не удержался, когда Серый рассказал об итогах визита пограничного воеводы к Валаху. Теперь уже и он настаивал на том, чтобы «грохнуть» говнюка.
— Запретил нам это делать воевода, — зло пробурчал Беспалых. — Прямо сказал, чтобы никакого вреда ему не причиняли. Да он сам ещё раз скажет, когда придёт сюда. С Евпатием переговорит и придёт.
— Что-то задерживается…
— Мало ли, какой у них разговор. Могли и надолго засесть что-нибудь обсуждать.
Никифор, Путята и сопровождающие их пограничники пробыли в слободе три дня. Не только с «отцами города» и Коловратом разговаривали, но и с прибывшими вместе с Валахом охранниками и нанятыми работниками. И так уж получилось, что двинулись в обратный путь вместе с бывшим княжьим дружинником, которого погрузили в сани, чтобы не растрясти верхом или на телеге. Не пустые уезжали, с боеприпасами для пограничников, сложенными во вьюки. Это, собственно, и было официальным поводом для поездки в Серую крепость.
А на следующий день — новая делегация. На этот раз из Коломны. Только не к Андрону, а к Коловрату. Звать его править городом.
— Не княжьего я роду для такого дела, — пытался отнекиваться боярин.
— А где ж нам князей для этого взять? Один Ингварь Ингваревич и есть на всё Рязанское княжество, а граду нашему без правителя никак.
Всё-таки менталитет у людей тринадцатого века отличается от того, к которому привыкли в веке двадцатом. В «родном» времени просто собрались бы толпой, да и выдвинули кого-нибудь из имеющихся в наличии «хозяйственников», а не стали бы придумывать, кого из знати со стороны привлечь к управлению городом.
— Без его воли я на такое не пойду. Будет княжья воля — сяду у вас наместником.
Уговоры уговорами, а Евпатий на своём стоял: как князь решит, так и будет.
— Тогда мы с тобой в Рязань поедем, на колени перед Ингварем Ингваревичем упадём!
В общем-то, в ситуации, когда стольный град в руинах, а князь с очень уж малой дружиной в него вернулся, даже те полторы сотни воев, которых успел набрать Коловрат, тому серьёзной подмогой будут. Вряд ли монголы заново сунутся в Рязанские Земли, опустошённые до предела. Но ведь и другие враги у рязанцев имеются. Вон, обиженный ими несколько лет назад эрзянский князёк Пургас может воспользоваться моментом и отомстить за былой разгром. В отличие от Пуреша мокшанского, он не пошёл на поклон татарам, в дебри лесные увёл своих воинов, чем их и сохранил.
Снаряжения и оружия для дружины рязанцев не пожалели. Они ведь монголов не только в своих землях били, но и Серую слободу помогли удержать. Даже пяток арбалетов с добрым запасом болтов выделили. Без разницы, где их боярин использует: в Рязани или в Коломне. Главное — будет именно у его отряда вундерваффе, способное поражать латного врага на приличной дистанции. Удобное, мощное, лёгкое, значительно более скорострельное, чем применяемые в это время крепостные «самострелы».
С отъездом всех гостей в посаде сразу же стало пусто. Даже два десятка отказавшихся ехать с Валахом работников и возниц (раз не выгорело у них заработать на «мародёрке» слободы, так они решили в ней подработать у других нанимателей) да дюжина долечивающихся раненых ситуацию с «наполняемостью» не исправили. Тем более, летняя пора, огородные работы, рыбалка, охота, на которые люди на целый из посёлка разбегаются. За исключением тех, кто постоянно на «высокотехнологичном производстве» занят.
А высокотехнологичное по этим временам многое. И электрометаллургия, в которой Борода погряз, и пережигание в специальных печах древесины на уголь, и обжиг известняка на низкосортный (другого из-за низкокачественного сырья не получается) цемент. Но самое главное — производство стекла, с которым очень и очень намаялись, прежде чем научились выдувать «пузыри», а потом из них делать толстый стеклянный лист. Мутный, неровный, окрашенный из-за наличия примесей в песке, но, за неимением лучшего, и такой за счастье вставить в окна посадских домов.
Помимо штукофена, из-за недостатка руды (и в этом монголы нагадили, распугав людей в Курском княжестве!) используемого лишь время от времени, Барбарин соорудил ещё и вагранку — печь для переплавки чугуна. Именно из него, называемого в это время «свинским железом», и было решено отлить стволы пушек, стреляющих дымным порохом. Некоторое количество чугуна образуется и при плавках, да и, добавив в тигли с кричным железом древесный уголь в необходимом количестве, чугун можно получить. Когда появится этот самый порох и накопится достаточное количество нужного металла. Пока же Борода экспериментировал, отрабатывая технологию литья в форму на основе песка.
Впрочем, к середине июля курские и переяславские купцы «раскачались». И руда пошла, и кричное железо в обмен на науглероженное «тигельное». И даже свинца пару пудов из Переяслава привезли. А вот с серой… Полтора кило.
— Курам на смех! — пробурчал Минкин, относя на склад мешочек с небольшими жёлтыми кусками серы, который пришлось купить по цене, лишь вдвое дешевле серебра.
Ну, да. Судя по пропорции приготовления дымного пороха, всего-то на пуд готового продукта. Если удастся на такое количество накопить селитры: «бродильный чан» с нечистотами — тоже экспериментальная «установка», и каким будет выход селитры, пока неясно. Зильберштейн сейчас пристраивает каморку в бане, которую будут зимой отапливать, чтобы химическая реакция не прекращалась с похолоданием, но насколько процесс эффективен, выяснится лишь к сентябрю, как утверждают химики.