На звоннице загудел набатный колокол, на стену бегом взбирались дружинники, бежал Вятич. Чтобы козляне не успели испугаться, я заорала со стены:
– Наши едут! Князь Роман с дружиной!
Сначала была радость, но потом пронзило понимание, что им просто удалось снова прорваться сквозь татарские ряды, значит, битва проиграна? А чего ты ожидала, ведь под Коломной русских разбили? И вдруг… Мои ноги подкосились, Лушка едва успела удержать, потом подхватил Вятич:
– Ты чего?
– Там Роман?
– Да.
– Его голову должны были принести Батыю на острие копья.
Лушка, услышав такие речи, ахнула:
– Кто?!
А Вятич спокойно пожал плечами:
– Значит, не все так, что-то можно изменить.
Я вцепилась в его руку. Неужели прошлое все же начинает меняться?! Это давало такую сумасшедшую надежду, что стало даже страшно. Сотник почти грустно покачал головой:
– Только в частностях.
Мы не обращали внимания на таращившую глаза Лушку.
Вятич помог мне подняться.
Внизу навстречу князю с остатками его дружины уже выехал Андрей. Они о чем-то говорили у воды, потом Андрей кивнул в сторону стены, где стояли мы, Роман поднял голову, явно ища глазами меня среди высыпавших туда козлян. А у меня начала расти паника, я же совсем забыла о своем шраме, что если он оттолкнет Романа?! Конечно, оттолкнет, кому приятно смотреть на девушку, у которой общипанный вид и рубец на щеке? На глаза от отчаяния выступили слезы.
Немного погодя князь со своими воинами был уже в крепости. Им навстречу вышел отец, они обнимались, тоже о чем-то говорили, а я поспешила в дом, не в силах бороться со своим отчаянием. Лушка шлепала следом, не зная, чем меня подбодрить.
Мысли были хуже некуда. Роман не бросился сразу ко мне. Что это могло значить? Забыл? Передумал? Или Андрей успел ему сказать о том, что случилось? В любом случае это означало крах всего. Да и без рассказов что я из себя теперь представляла? Таких невест не бывает.
Но я вскинула голову, если бы снова пришлось обрезать волосы и получить ранение, но воевать в дружине Евпатия Коловрата, я поступила бы точно так же. Горько, конечно, но променять боевое братство и возможность мстить за погибшую Рязань на счастливое замужество я не могла. Пусть я не выйду замуж, пусть я останусь девой, Девой Войны! Это моя судьба, и мне не надо иной!
Я не замечала, что Лушка вглядывается мне в лицо со слезами. Сестрице было меня явно очень жаль, а мне жалко их, не знающих, что такое гибель и смерть, что такое месть, правая, святая месть. Да, месть бывает и святой!
И вдруг дверь распахнулась, и в нашу горницу вошел… Роман. Лушка мгновенно с каким-то писком метнулась прочь. Я поднялась с лавки. Князь подошел ближе, встал передо мной.
Его глаза с болью смотрели на красный шрам на щеке, рука потянулась коснуться и остановилась, словно не решившись это сделать.
Я медленно потянула с головы шапку, волосы привычно затопорщились.
– Видишь, какая я стала…
Губы Романа тронула легкая улыбка, прижав к себе, князь тихонько прошептал в ухо:
– Все равно красивее всех!
– Ну да…
Я все же разревелась.
– Э… э? Мне рассказывали, что ты смелый воин, а ты плакса? Татар не боялась, а меня боишься?
В ответ звучный всхлип носом:
– Я страшная…
– Ты? Когда ревешь, то да. Перестань плакать, я тебя люблю, а волосы отрастут. Зачем обрезала-то?
– Я Никола, взяла имя убитого родственника и косу отрезала, чтобы в дружину взяли.
– Неужели Евпатий не догадался?
– Нет, никто не понял. Мне Вятич помог…
Потом были еще долгие разговоры, Роман рассказывал, как погиб Евпатий Коловрат, как татары были вынуждены бить камнеметами горстку оставшихся в живых дружинников боярина, как один из пяти выживших примчался к Коломне страшно обмороженным, чтобы рассказать все и привезти копье Евпатия, как это копье все же нашло свою цель – убит какой-то важный татарин…
– Это Кюлькан.
– Кто?
– Это Кюлькан – младший сын Чингисхана.
Тут я сообразила, что для них и имя Чингисхана ни о чем не говорит, пришлось объяснять про Потрясателя Вселенной и его детей и внуков.
Рассказ так увлек Романа, что он не сообразил спросить, откуда я знаю про Кюлькана.
Пару дней дружине было решено дать на отдых, а потом предстояло решить, как быть дальше.
Глава 8
Меня вдруг невыносимо потянуло к Ворону. Понимала, что опасно, что могу заблудиться, не найти, все же мы бывали там только летом, а зимой все вокруг выглядит иначе, что могу попасть волкам на обед, наткнуться на рысь или вообще заблудиться навсегда, но пошла.
Улизнуть от Лушки, снова ходившей за мной хвостом, удалось с трудом. Боялась ли? Конечно, но шла почему-то уверенно, а ведь пробираться пришлось по пояс в снегу. Лес стоял совершенно незнакомый, тихий в безветрие, дятел долбил сосну где-то очень далеко, а слышно на всю округу. С большой еловой ветви вдруг ухнул пласт снега, видно, вспорхнула какая-то птица. Пошуршало – и снова тихо…
К собственному удивлению, поляну Ворона я нашла и уже на подходе поняла, что он там, потому что над верхушками деревьев поднимался легкий дымок, видно, волхв топил печь. Раздвинув те самые кусты, которые прятали поляну, я сразу увидела Ворона, явно ожидавшего меня.
– Здрав будь.
– И тебе здоровья. Проходи, гостьей будешь.
О, дожилась, волхв уже гостьей величает, а раньше и разговаривать не хотел. Я вспомнила, что Ворон может читать мысли, но думать все равно не перестала, настолько привыкла к присмотру Вятича, что не обращала внимания, в конце концов, я ничего плохого не думала.
Я остановилась посреди поляны, не зная, что делать и говорить. Зачем, собственно, пришла? А ни за чем, потянуло – и все тут.
– Иди, иди в избу, не мерзни, вся вон в снегу. Я тебя взваром напою.
Нет, Ворон разговаривал со мной явно иначе, чем летом, он не насмехался, был дружелюбен.
– Ты звал меня?
– Звал.
Значит, это был его зов. Ну что ж, посмотрим, что теперь скажет волхв Ворон.
Я старательно отряхнула снег с одежды и обуви и шагнула в избу, низко пригнувшись, чтобы не посадить шишку на лбу.
Внутри было почти темно, во всяком случае, после яркого зимнего дня глаза не сразу привыкли к полумраку, но когда привыкли, я усмехнулась – на лавке сидел Вятич. Дышалось в избе на редкость хорошо, как-то пряно и легко одновременно, голова мгновенно стала ясной и свежей, усталости от пробивания через снега не было совсем.
– Вятич, не мог сказать, что идешь сюда? Я бы с тобой пошла.
– Зачем?
– Но ведь зачем-то я пришла?
Сотник пожал плечами:
– Я не знаю.
А у меня вдруг внутри похолодело, да нет, даже не похолодело, а просто помертвело, мелькнула страшная мысль, что это не Вятич, а какая-нибудь его видимость! Еще мгновение – и я бы набросилась на волхва с кулаками, требуя, чтобы он вернул МОЕГО Вятича! Даже воздух в легкие начала набирать для вопля, но остановил голос Ворона:
– Это Вятич, не пугайся.
Сотник удивился:
– А она испугалась?
– Да, Насте показалось, что я тебя подменил какой-то видимостью. Вятич, а ведь еще чуть – и она меня за тебя растерзала бы.
Глаза Ворона смеялись. Вятич недоуменно переводил взгляд с отца на меня:
– Ты что?
Было непонятно, к кому он обращается, но ответила я:
– Действительно показалось, что это не ты.
– Пойдем на свет, чтобы сомневаться перестала.
– Ни к чему, – волхв поставил на стол большую свечу, стало светло. Излишне светло, даже большая свеча не могла дать столько света. Понятно, волховские штучки, но меня это не беспокоило, пусть себе развлекается.
Присела ближе к горячей печи, все же замерзла, пока пробиралась по снегу.
– Сними тулуп, накрой им ноги, спиной прижмись к печи и руки тоже прижми. Быстрее согреешься.
Вот теперь я узнавала своего Вятича, заботливого и толкового.
Ворон протягивал мне горячее питье:
– Пей.
Питье было вкусным, в меру горячим и отлично согревало. Ворон сел на лавку рядом с Вятичем, и я вдруг подумала, что они совсем не похожи, только глазами, но они здесь у всех голубые или синие, других мало.
– Настя, тебе пора…
– Куда?!
Ворон усмехнулся:
– Появившись на этой поляне впервые, ты просто требовала, чтобы я отправил тебя обратно.
– А сейчас не хочу! Я не игрушка, то сюда, то обратно.
Мысленно усмехнулась: начни еще качать права, напомни, что ты человек, упомяни про гуманное отношение, Страсбургский суд…
– Зачем тебе оставаться, здесь война, опасно, ты и так много сделала и испытала.
– Что сделала? Рязань пала, Евпатия убили, осталось только Козельску пасть и все.
– Настя, ты полгода здесь, хочешь завязнуть еще на полгода?
– Ух ты! Я уже полгода здесь? Даже не заметила, как пролетели.
– Понравилось? – Глаза у Вятича – как всегда – смеялись.
Ворон был более серьезен:
– Сейчас есть возможность вернуться, следующая будет нескоро.
– Ни фига, я еще Батыя не убила! Вот убью, тогда возвращайте!
Кажется, я переорала даже Любаву. Вятич смеялся:
– Видишь, с кем дело иметь приходится?
– Сам притащил, сам и мучайся!
До меня дошло окончательно: тот, кого я так искала столько времени, чтобы вернул меня обратно, все время был рядом. Я приставала к Воинтихе, к Ворону, даже к Анее, а надо было давно догадаться про Вятича. Сказал же Ворон, что владеть мечом научат вместо него, а научил кто? Вятич. И берег меня пуще своего глаза тоже он. А почему берег? Потому что погибнуть моей глупой голове никак нельзя, он обязан меня вернуть в целости и сохранности туда, где взял.
Но если Вятич меня сюда переселил, то в его власти оставить? Я уперла руки в бока:
– Так то, что я здесь, твоя работа? Значит, до тех пор, пока я не убью Батыя, не смей возвращать обратно, слышишь?!
И вдруг Вятич словно сдался, он проворчал:
– Если и оставлю, то не из-за Батыя…