Своих богатырей.
С богатырями съехался
Евпатий Коловрат,
И по шеломам бьёт он их,
Как будто бьёт в набат.
Как стонет сталь калёная —
Тяжёл его удар!
И нет в доспехах кованых
Спасенья для татар.
Что делать? Зятя милого
Зовёт татарский хан.
Он видом просто чудище,
А ростом великан.
Зовётся Хостоврулом он,
У хана он в чести.
Он посулил Евпатия
Живого привести.
С отрядом храбрых воинов
Спешит Батыев зять.
Бесстрашного Евпатия
Живым он хочет взять.
Ему навстречу соколом
Рванулся Коловрат,
Как в стадо лебединое,
Он врезался в отряд.
Тут, помня обещание,
Батыев великан
Накинул на Евпатия
Волосяной аркан.
Ещё одно мгновение —
И петлю б затянул
На шее у Евпатия
Проклятый Хостоврул.
Но Коловрат проворен был,
Успел аркан схватить
И разорвал верёвку ту,
Как шерстяную нить.
Глядит он: что за чудище?
Ни зверь, ни человек!
И великана страшного
Он до седла рассек.
И дрогнули у воинов
Батыевых сердца —
Доселе не встречалось им
Подобного бойца!
И пал рязанец яростный
От многих тяжких ран.
И к телу бездыханному
Тогда склонился хан.
— Евпатий, — тихо молвил он,
С дружиною своей
Сгубил ты много доблестных
Моих богатырей.
И пали нынче многие
Отважные полки
От рук твоих товарищей
И от твоей руки.
А у меня служил бы ты,
Могучий Коловрат,
Ты был бы сердцу ханскому
Милей, чем кровный брат!
И отпустил он раненых,
Захваченных живьём,—
Пускай их беспрепятственно
Идут своим путём.
И бренный прах Евпатия
Он взять позволил им,
Чтоб схоронили воина
Обычаем своим.
Зазвенели ручейки под снегами,
Зашумели водопады в овраге,
А бугры, где снег уже растаял,
Прошлогодней травой зазеленели.
Только небеса ещё покуда,
Словно талые воды, студёны,
И плывут по ним, точно льдины,
Ноздреватые облака.
Скоро, скоро уже над Козельском[20]
Поплывут гуси-лебеди на север,
На лесные дальние озёра.
Но невесело молоденькой княгине,
Как полынь, её долюшка вдовья,
А теперь ещё новая тревога
Чёрным вороном застит ей свет.
Ходят страшные, тёмные слухи
О каких-то татарах безбожных,
Будто все с кривыми мечами,
Не щадят ни старых, ни малых.
Дев и жён, молодых и красивых,
Забирают в полон нечестивцы
И навек превращают в рабынь…
Кабы никто её не видел,
Облегчить бы сердце слезами,
Пасть бы на землю сырую,
В голос, не стыдясь, запричитать:
«Князь мой милый, сокол мой ясный
На кого же ты меня покинул,
Сиротиною сына оставил?
Некому-то нас, горемычных,
Оберечь от лихих супостатов.
Злой татарин руки мне свяжет
И утащит в терем на колёсах[21],
А сынок наш, князь малолетний,
Век недолгий в муках окончит
На безжалостном вражьем копье!»
Но молчит молодая княгиня,
Лишь солёные слёзы глотает
Да глядит, как играет Василий,
Здешний князь удельный — мальчонка
Четырёх годков от рожденья.
А на князе багряный кафтанчик
Золотой бахромой оторочен,
Золотым пояском подпоясан.
Голова у князя покрыта
Синей шапкой с жёлтой опушкой,
На ногах голубые сапожки.
Сдвинув бровки свои к переносью,
Машет князь деревянным мечом. —
Отчего ты, матушка, печальна?
Ты скажи мне, кто тебя обидел?
Я пойду на обидчиков войною,
Разорю города их дотла!
Слыша речи ребячьи, княгиня
Улыбается сыну сквозь слёзы,
Как осеннее бледное солнце.
Князь владимирский погиб на Сити[22],
С ним погибла вся его дружина,
А Батыевы степные волки
Всей ордой к стенам Торжка[23] явились
И долбили пороками стены
Днём и ночью — две недели кряду.
А пробивши стены, истребили
Весь народ от мала до велика.
Истребивши, далее пустились
К Новгороду[24] древнему, на север.
Тут Батый, по слухам, убоялся
Полых вод, озёр, болот бескрайних
И велел орде идти на полдень,
В землю половецкую степную[25].
Позади — пожарища дымятся,
Впереди — селения и грады,
Новые кровавые пиры.
Вот татары подошли к Козельску,
Смотрят, город вовсе не великий —
Впору придавить копытом конским.
По лукавому обыкновенью,
Хан Батый послов отправил в город,
Предлагает горожанам сдаться,
Обещает пощадить им жизнь.
Козличи недолго совещались,
Как один, решили не сдаваться:
Лишь глупец поверит нечестивым —
Меч у них кривой и речь кривая!
Князь наш молод, биться сам не может,
Но положим животы за князя,
А в награду здесь получим славу
И венцы небесные — на небе!
Семь недель татары город осаждают,
Семь недель на город падают их стрелы,
Дождь смертельный зарядил не на шутку
Это страшное ненастье, как видно,
Никогда уже не сменится вёдром.
По оврагам и лощинам снег растаял,
И на смену подснежникам нежным
Одуванчики жёлтые явились.
Речка Жиздра[26] ото льда освободилась
И на гладь её, спокойную как небо,
Гуси-лебеди спускаются на отдых.
Сказки нянины княгиня вспоминает,
Вспоминает, как маленькая, шепчет:
— Гуси-лебеди, милые, возьмите
Маленького Васеньку с собой,
В лес дремучий на север унесите
В дом к своей государыне лесной.
Может, сжалится Яга над дитятей,
Приютит у себя сироту!
Гуси-лебеди взмывают в небеса,
Гуси-лебеди летят себе в леса,
Гуси-лебеди гогочут да ячат,
А ей кажется — хохочут да кричат.
День и ночь татары лезут на стены,
День и ночь не умолкает шум битвы.
Притомится один отряд, сражаясь,
Новый, свежий, отряд его сменяет —
Это чтобы осаждённые не знали
Ни минуты сна и покоя.
Горожане на стенах разят пришельцев
И мечи свои, иззубренные за день,
Даже ночью наточить не успевают.
День и ночь кипят котлы со смолою,
Чтобы лить её на злых басурманов.
День и ночь жёны делают стрелы,
Чтоб мужья стреляли в нечестивых.
Стар и млад таскают камни на стены,
Чтобы рушить на головы безбожных.
Разбирают дома свои на брёвна
И бросают брёвна на проклятых.
Сотни пороков стоят у стен Козельска,
День и ночь долбят, клюют стены града,
Как огромные чудовищные дятлы,
И к концу седьмой недели расклевали,
Продолбили толщу стен крепостных.
Ворвались тогда татары в проломы,
Всей ордой поднялись на вал высокий.
Горожане повстречали их с ножами
И дрались с ордой проклятою, покуда
Не испили смертной чаши, как один.
А которые не в силах были биться,
Те в домах на засовы затворялись
И в домах разжигали костры.
А всех прочих, оставшихся живыми,
Малых в люльках и старых на полатях,
Повелел иссечь Батый безбожный.
А про княжича одни говорили,
Что разрублен татарскою саблей,
А другие — что в крови утонул.
Гуси-лебеди не вняли княгине
И за сыном её не прилетели.
Только стаи облаков белоснежных
Проплывают над пожарищем чёрным.
Много русских погибло в Козельске,
А захватчиков — тех ещё больше.
Победители долго искали
Трёх князей своих средь убитых,
Не нашли и отправились дальше,
В половецкие знойные степи.
Вспоминали Козельск и, не смея
Говорить это страшное имя,
Нарекли ему имя: Злой город.
Над Выселками полтора столетья
Прошло с тех пор, как Колотило бросил
Семью и дом по зову Коловрата
И вместе с ним погнался за Батыем.
На деревенском кладбище могилы
Его потомков — тоже кузнецов,
А где лежит их предок, неизвестно.
Вся Русь стонала полтора столетья
Под нестерпимым игом басурманским,
А пуще всех Рязанская земля —
От Золотой Орды[27] она всех ближе.
Шли годы. И татарские владыки,