Интересно, сочтет ли это изменой Никасия? Очень может быть.
– Идем со мной. – Кардан берет меня за руку и ведет через толпу. Хобы и григи, зеленые и коричневые тела, рваные крылья и одежды, скроенные из коры, – весь народ Эльфхейма сегодня представлен здесь в своих лучших нарядах. Проходим мимо мужчины в накидке из золотых листьев, потом мимо другого, в зеленой кожаной жилетке и шляпе, верх которой закручен в виде раковины улитки. Лужайка покрыта одеялами, на них подносы с гроздьями винограда, причем каждая ягода размером с кулак, и кроваво-красными вишнями.
– Что мы делаем? – спрашиваю у Кардана, ведущего меня к краю рощи.
– Я нахожу утомительным постоянно разговаривать у всех на виду, – отвечает он. – Хочу, чтобы ты знала: твоей сестры здесь сегодня нет. Я об этом позаботился.
– Так что задумал Локк? – Я задаю вопрос, не желая благодарить и делать ему комплимент по поводу ловкости рук. – Сегодня вечером на кону его репутация.
Кардан корчит гримасу:
– Не собираюсь ломать свою драгоценную голову над такими вопросами. Предполагается, что всю работу выполняешь ты. Как муравей в басне – копается в земле, пока стрекоза поет все лето напролет.
– И остается ни с чем на зиму, – добавляю я.
– Мне ничего не нужно. – Кардан с притворной скорбью качает головой. – Я – Король-Зерно. В конце концов мною пожертвуют, чтобы по весне маленький Оук взошел на трон.
Вверху загораются и светят мягким волшебным светом шары, дрейфуя в ночном воздухе. От его слов меня пронизывает нервная дрожь.
Смотрю ему в глаза. Рука Кардана скользит по моему бедру, словно он пробует привлечь меня ближе. Наступает головокружительный момент, в который что-то со вспышкой проскакивает в воздухе между нами.
«Целуй, пока меня не затошнит».
Конечно, Кардан не пытается меня поцеловать. И не собирался – ведь он сейчас не разгорячен вином, не переполнен отвращением к себе.
– Тебе не нужно здесь сегодня задерживаться, маленький муравей, – говорит он, отстраняясь. – Возвращайся во дворец. – И Кардан уходит назад, в толпу. Придворные кланяются ему. Некоторые, самые нахальные, хватают за полы, флиртуют, пытаются вовлечь в танец.
А он, когда-то разорвавший крыло мальчишке за то, что тот не поклонился, теперь позволяет такие фамильярности и смеется.
Что изменилось? Он стал другим, потому что я заставила его? Или все потому, что рядом нет Балекина? Или он вовсе не изменился и я просто вижу то, что хочу видеть?
Его теплые пальцы задерживаются на моей коже. Со мной явно что-то не так. Хочу того, что ненавижу, желаю того, кто меня презирает. Впрочем, он тоже хочет меня. Успокаивает одно: он не знает о моих чувствах.
Какое бы непотребство ни задумал Локк, я должна остаться и найти представителя Двора термитов. Чем быстрее верну долг лорду Ройбену, тем меньше обязательств останется висеть над головой. К тому же меня обижали здесь столько раз, что вряд ли смогут обидеть больше.
Кардан снова забирается на трон, когда появляются Никасия и Гримсен с застежкой для плаща в виде мотылька.
Гримсен заводит речь – несомненно, льстивую, – потом извлекает что-то из кармана. Похоже на сережку – одна-единственная капля, которую Кардан поднимает к свету и на которую с восхищением взирает. Я догадываюсь, что Гримсен изготовил первый магический предмет на службе Эльфхейму.
На дереве слева от них вижу сову с лицом хоба. Это Львиный Зев смотрит вниз, время от времени мигая. Призрак и еще несколько шпионов где-то рядом; я их заметить не могу, но они наблюдают за весельем с подходящей дистанции. Если что-нибудь случится, они тут же окажутся здесь.
Вперед выходит похожий на кентавра музыкант с телом оленя. В одной руке он держит лиру, вырезанную в форме пикси. Крылья ее образуют рога инструмента. На лире натянуто что-то, похожее на разноцветные нити. Музыкант начинает играть, инструмент принимается петь.
Никасия пробирается туда, где сидит кузнец. На ней фиолетовое платье, отливающее на свету лазурью. Волосы заплетены в косу, венцом уложенную на голове; над бровями проходит цепочка, с которой рядами свисают дюжины бусинок, сверкающие багряными, голубыми и янтарными искорками.
Когда Гримсен поворачивается к ней, лицо его смягчается. А я хмурюсь.
Жонглеры начинают подбрасывать в воздух самые различные предметы – от живых крыс до сверкающих мечей. Слуги разносят вино и медовые пряники.
Я, наконец, замечаю Дулкамару из Двора термитов; у нее красные, как маков цвет, кудрявые волосы, за спиной висит двуручный меч, серебристое платье развевается на легком ветерке. Стараясь не выдать волнения, подхожу.
– Добро пожаловать, – говорю я. – Чем мы обязаны честью видеть тебя у нас? Быть может, твой король решил, что я могу…
Переводя взгляд с меня на Кардана, она перебивает:
– Лорд Ройбен хочет, чтобы ты знала: даже до Нижних Дворов доходят слухи.
В одно мгновение перед внутренним взором пролетают все нелицеприятные факты, о которых могла слышать Дулкамара; потом я сразу вспоминаю, что народ шепчется, как Кардан по прихоти выстрелил в любовницу. Двор термитов – один из немногих, в котором объединились Благие и Неблагие создания; не представляю, что их может тревожить больше – раненая придворная или проявление неуравновешенности короля.
– Ложь распространяется даже без лжецов, – осторожно говорю я. – Какие бы слухи до вас ни дошли, я могу объяснить, что на самом деле случилось.
– И я должна тебе верить? Думаю, нет. – Дулкамара улыбается: – Мы в любое время можем прислать сюда своего наблюдателя, смертная девочка. Например, лорд Ройбен направит меня в качестве твоего личного телохранителя. – Хлопаю глазами. Под «телохранителем» она явно понимает соглядатая. – Или, может быть, мы одолжим вашего кузнеца, Гримсена. Он сумеет изготовить для лорда Ройбена клинок, рассекающий обеты.
– Я не забыла о своем долге. В самом деле, я рассчитывала, что ты позволишь вернуть его теперь же, – объясняю я, стараясь выглядеть соответственно занимающей должности. – Но лорд Ройбен не должен забывать…
– Смотри, сама не забудь, – огрызается Дулкамара, не дав договорить, и с этими словами шагает прочь, оставив меня наедине со всеми разумными доводами, которые я собиралась изложить. Я до сих пор в долгу перед Двором термитов и до сих пор не смогла укрепить свое влияние на Кардана. И понятия не имею, кто мог меня предать и что делать с Никасией.
По крайней мере, праздник получается не разгульнее прочих, несмотря на все бахвальство Локка. Интересно, удастся ли мне выполнить просьбу Тарин и сместить его с должности Магистра Увеселений хотя бы за то, что он стал неинтересен.
Словно подслушав мои мысли, Локк хлопает в ладоши, призывая собравшихся к тишине. Музыка запинается и смолкает, прекращаются танцы и смех, останавливаются жонглеры.
– У меня для вас в запасе еще одно развлечение, – объявляет Локк. – Настало время выбрать хозяйку сегодняшней ночи. Королеву Веселья.
Один из лютнистов исполняет шуточную импровизацию. В толпе слышится смешок.
По спине у меня бегут мурашки. Я слыхала про эту забаву, хотя никогда не видела ее. Она достаточно проста: украсть смертную девушку, напоить фейрийским вином, околдовать фейрийской лестью и фейрийскими поцелуями, убедить, что она удостоилась чести надеть корону, все это время глумясь над несчастной, лишившейся рассудка.
Если Локк притащил сюда смертную, чтобы потешаться над ней, то он будет иметь дело со мной. Я привяжу его к черным скалам Инсуила и скормлю русалкам.
Когда Локк начинает говорить, я все еще раздумываю над происходящим.
– Но короновать королеву, конечно, может только король.
Кардан встает с трона, спускается по камням к Локку. Его длинный плащ из блестящих перьев волочится за ним.
– Итак, где же она? – спрашивает Верховный Король, приподнимая брови. Не похоже, что ему весело, и я надеюсь, что затея провалится, не успев начаться. Какая ему радость от такой потехи?
– Ты не угадал? В нашей компании только одна смертная, – отвечает Локк. – Само собой, наша Королева Веселья не кто иная, как Джуд Дуарте.
В голове у меня на секунду становится пусто. Я просто ни о чем не могу думать. Потом вижу ухмылку Локка, улыбающиеся лица придворных из народа и цепенею от ужаса.
– Давайте поприветствуем ее, – предлагает Локк.
Толпа вопит нечеловеческими голосами, а на меня накатывает приступ паники. Смотрю на Кардана и вижу в его глазах какой-то странный блеск, но не нахожу сочувствия.
Никасия смеется, ликуя, Гримсен рядом с ней забавляется вовсю. Дулкамара у края лужайки наблюдает за мной.
В голове мелькает мысль, что Локк наконец сделал что-то правильное. Обещал Верховному Королю удовольствие, и теперь, в этом я совершенно уверена, Кардан наслаждается происходящим в полной мере.
Я могу приказать ему, и все прекратится в одно мгновение. Он тоже это знает. Знает, но рассчитывает, что хоть мне и не нравится то, что вот-вот произойдет, но не до такой степени, чтобы, отдав приказ, я обнаружила свою власть над ним.
Конечно, я многое сумею вынести, прежде чем решусь на этот крайний шаг.
«Ты об этом пожалеешь». Вслух этого не говорю, но смотрю на Кардана и повторяю про себя с таким чувством, что мне кажется, будто я кричу.
Локк подает сигнал, и вперед выходит группка девушек-импов с безобразным изорванным платьем и венком из прутьев. К этой самодельной короне прикреплены отвратительные, источающие гнилостный запах грибочки.
Бормочу себе под нос проклятия.
– Новое одеяние для нашей новой королевы, – возглашает Локк.
Слышны изумленное аханье и издевательский хохот. Игра жестокая, в нее играют со смертными девушками, когда они зачарованы и не понимают, что над ними смеются. Забавляются их глупостью. Девушки без ума от наряда, который видится им пышным одеянием. Они восхищаются короной, которая, по их мнению, сверкает драгоценными камнями. И даже лишаются чувств, услышав обещания вечной любви.