Вполголоса ругаясь, выхожу из зала, и тут меня догоняет и хватает за рукав Рандалин:
– Джуд, позволь мне дать тебе совет.
Сдерживаюсь, чтобы не выругаться во весь голос.
– Сенешаль – это не только голос короля, – говорит он. – Ты еще и его руки. Если тебе не нравится работать с генералом Мадоком, найди нового Главного генерала, который раньше не совершал измены.
Я знала, что Рандалин раньше на заседаниях совета часто ссорился с Мадоком, но даже представить себе не могла, что он хочет устранить генерала. И все же я доверяю Рандалину не больше, чем Мадоку.
– Интересная мысль, – как можно более нейтральным тоном говорю я, прежде чем удалиться.
Кардан развалился на троне, перекинув одну ногу через подлокотник.
В большом зале вокруг столов, все еще заваленных закусками, продолжают праздновать сонные гуляки. В воздухе витают ароматы свежевскопанной земли и пролитого вина. Подходя к тронному возвышению, вижу спящую на ковре Тарин. Незнакомый мальчик-пикси дремлет возле нее; стрекозьи крылышки вздрагивают на спине, словно он летает во сне.
У Локка сна ни в одном глазу, он сидит на ступеньках, ведущих к трону, и покрикивает на музыкантов.
Кардан раздраженно шевелится, спускает ноги на пол.
– В чем, собственно, проблема?
Вперед выходит юноша; нижняя часть тела, от пояса, у него оленья. Помню его по вечеринке на празднике Охотничьей Луны, он там играл.
– Прошу прощения, Ваше Величество. – Голос у юноши дрожит. – Всего лишь в том, что у меня украли лиру.
– Ну и о чем тут говорить? – спрашивает Кардан. – Лира либо есть, либо ее нет, правильно? Если ее нет, пусть играет скрипач.
– Ее украл он. – Юноша показывает на еще одного музыканта с волосами, напоминающими траву.
Кардан поворачивается к вору и недовольно хмурится.
– На моей лире были натянуты струны из волос смертных красавиц, которые трагически умерли молодыми, – брызжет слюной зеленый фейри. – Мне потребовались десятилетия, чтобы собрать их, и сохранить тоже было непросто. Когда я играл, голоса смертных звучали печально и скорбно. Прошу прощения, но они смогли бы до слез разжалобить даже вас.
Кардан нетерпеливо машет рукой:
– Если ты закончил похвальбу, то в чем суть вопроса? Я спрашиваю не про твой инструмент, а про его.
Зеленый фейри вспыхивает от негодования, во всяком случае, кожа его темнеет. Очевидно, зеленый – это не цвет плоти, а цвет его крови.
– Он накануне одолжил ее у меня, – говорит фейри, указывая на юношу-оленя, – но потом впал в раж и играл как одержимый, без остановки, пока не сломал. Я всего лишь забрал его лиру в качестве возмещения ущерба; она хоть и хуже, но должен же я на чем-то играть.
– Накажи их обоих, – подсказывает Локк. – За то, что докучают Верховному Королю такими мелочами.
– Итак? – Кардан поворачивается к юноше, первым заявившему о краже лиры. – Должен ли я огласить свое решение?
– Прошу прощения, пока нет, – говорит юноша-олень, прядая ушами от волнения. – Когда я играл на его лире, умершие, из чьих волос он изготовил струны, разговаривали со мной. Настоящими собственниками лиры являлись они. Я, сломав лиру, спас их. Понимаете, лира была их тюрьмой!
Кардан откидывается на спинку и в раздражении бьется о нее головой; корона сползает набекрень.
– Довольно, – говорит он. – Вы оба воры, к тому же не особо искусные.
– Но вы не понимаете! – эти мучения, эти вопли… – Юноша-олень зажимает рот ладонью, вспомнив о том, что перед ним Верховный Король.
– Разве ты не слышал про то, что добродетель – сама по себе награда? – мягко интересуется Кардан. – Потому что не требует других наград.
Юноша переминается с копыта на копыто.
– Ты украл лиру, и твоя лира была украдена взамен, – терпеливо объясняет Кардан. – В этом есть какая-то справедливость. – Он поворачивается к музыканту с зелеными, как трава, волосами: – А ты взял дело в свои руки, поэтому мне остается сделать вывод, что оно устроилось к твоему удовлетворению. Но вы оба рассердили меня. Дайте мне этот инструмент.
Оба музыканта выглядят недовольными, но зеленоватый выходит вперед и отдает лиру стражнику.
– Каждому из вас будет дана возможность сыграть на ней, и тот, кто играет лучше, заберет ее себе. Потому что искусство выше и добродетели, и порока.
Мальчик-олень начинает играть, а я тем временем осторожно поднимаюсь по ступеням. Не ожидала, что Кардан проявит такую дотошность и решит послушать музыкантов; никак не могу понять, принял он блестящее решение или опять дурачится. Беспокоит, что я снова вижу в его поступках то, что хочу видеть, а не то, что они есть на самом деле.
Тревожная, мучительная музыка пробегает по моей коже, проникает внутрь до костей.
– Ваше Величество, – говорю я, – вы за мной присылали?
– Ах да! – Черные как вороново крыло волосы падают ему на глаз. – Так мы воюем?
Секунду мне кажется, что он говорит о нас с ним.
– Нет, – отвечаю я. – По крайней мере до следующей полной луны.
– Нельзя бороться с морем, – философски замечает Локк.
Кардан усмехается:
– Бороться можно с кем угодно. Другое дело – победишь ли ты. Правильно, Джуд?
– Джуд – настоящая победительница, – с ухмылкой говорит Локк. Потом смотрит на исполнителей и хлопает в ладоши: – Достаточно. Меняйтесь.
Кардан не возражает своему Магистру Увеселений, и юноша-олень неохотно передает лиру фейри с зелеными волосами. Волна свежей музыки омывает внутренности холма, дикий мотив заставляет учащенно биться сердце.
– Ты собирался уходить, – говорю я Локку.
Он скалится в улыбке:
– Мне и здесь очень хорошо. Тебе же не нужно сообщать королю что-то очень личное или приватное.
– Как ни жаль, но ты об этом не узнаешь. Уходи. Сейчас же. – Вспоминаю совет Рандалина насчет того, что у меня есть власть. Может быть, но я уже полчаса не могу избавиться от Магистра Увеселений и не в состоянии устранить Главного генерала, который в той или иной мере доводится мне отцом.
– Иди, – велит Кардан Локку. – Я пригласил ее сюда не для твоего удовольствия.
– Ты такой неблагодарный. Будь я дорог тебе, ты именно так бы и поступил, – говорит Локк и спрыгивает с возвышения.
– Забери Тарин домой, – бросаю я ему вслед. Если бы не она, влепила бы ему пощечину.
– Думаю, ты ему именно такой и нравишься, – замечает Кардан. – Рассерженная, с румянцем на щеках.
– Мне дела нет, что ему нравится, – огрызаюсь я.
– Похоже, тебе до слишком многого нет дела. – Голос его звучит сухо, и когда я смотрю в лицо Кардана, не могу понять, о чем он думает.
– Зачем позвал?
Он сбрасывает ноги с трона и встает.
– Тебе, – он указывает на юношу-оленя, – сегодня повезло. Забирай лиру. Ступайте и больше мне не докучайте. – Юноша-олень кланяется, фейри с волосами цвета травы дуется, а Кардан поворачивается ко мне: – Идем.
Стараюсь не обращать внимания на его высокомерный тон и следую за ним. Мы проходим за тронное возвышение, где в каменной стене я вижу дверцу, полускрытую плющом. Никогда здесь раньше не была.
Кардан отводит плющ рукой, и мы проходим.
Небольшая комната явно предназначена для интимных встреч и любовных свиданий. Стены покрыты мхом, в котором гнездятся маленькие, карабкающиеся вверх светящиеся грибы, бросающие на нас бледный свет. Здесь же низкий диван, на котором можно сидеть и лежать – в зависимости от ситуации.
Мы давно не оказывались наедине, а сейчас совершенно одни, и когда он делает шаг ко мне, мое сердце замирает.
Кардан поднимает брови.
– Мой брат прислал записку. – Он достает ее из кармана и читает:
Если хочешь спасти свою шею, навести меня. И держи на привязи своего сенешаля.
– Итак, – говорит он, протягивая послание мне, – что ты на это скажешь?
Я облегченно вздыхаю. Немного же времени понадобилось леди Аше, чтобы передать информацию Балекину, и Балекин очень быстро отреагировал. Один-ноль в мою пользу.
– Я перехватывала некоторые адресованные тебе сообщения, – признаюсь я.
– И решила не упоминать о них. – Кардан смотрит на меня без особой злобы, но уж точно недовольно. – Так же как не уведомила меня о встречах Балекина с Орлаг и о планах Никасии относительно меня.
– Послушай, ну конечно, Балекин хочет увидеться с тобой, – говорю я, стараясь увести разговор от опасной темы, от того, сколько всего я утаиваю. Список получился бы внушительный. – Ты его брат, жил в его доме. Ты единственный, кто властен освободить его. Я подумала, что, если у тебя появится тяга к всепрощению, ты можешь поговорить с ним в любое время, когда захочешь. А в его наставлениях ты не нуждаешься.
– Так что же изменилось? – спрашивает он, помахивая листком. Теперь голос у него сердитый. – Почему мне позволено получить вот это?
– Я предоставила ему источник информации, – отвечаю я. – С которым могу заключить соглашение.
– И я должен ответить на эту записку? – спрашивает он.
– Пусть его доставят к тебе в цепях. – Я забираю у него бумажку и засовываю в карман. – Интересно будет узнать, что он рассчитывает от тебя получить при личной встрече, особенно с учетом того, что он полагает, будто ты не в курсе его переписки с Орлаг.
Кардан щурится. Хуже всего то, что я опять его обманываю, обманываю по умолчанию. Скрываю, что источник информации, с которым я могу пойти на компромисс, – его мать.
«Я думала, ты хочешь, чтобы я сама занималась этим, – так и не терпится мне сказать. – Думала, мы договорились, что я буду править, а ты будешь веселиться и все так и останется».
– Подозреваю, что он станет орать на меня, пока я не дам того, что он хочет, – говорит Кардан. – Возможно, удастся его спровоцировать и он сболтнет лишнее. Возможно, но необязательно.
Я киваю, и мой мозг, отточенный стратегическими играми, дает подсказку:
– Никасия знает больше, чем говорит. Заставь ее сказать остальное, а потом используй это против Балекина.