– Подожди, – окликаю я. – Ты права. У меня нет платья, и оно мне необходимо. Пожалуйста, не уходи.
Когда Ориана поворачивается, я вижу на ее лице легкий намек на улыбку.
– Как не похоже на тебя говорить то, что ты на самом деле думаешь, причем говорить без всякой неприязни.
Интересно, каково ей жить в доме Мадока, играть роль его послушной жены и принимать участие во всех его неудавшихся планах. Ориана гораздо более проницательная, чем я могла подумать.
И она принесла мне платье.
Мне это кажется простой любезностью, пока она не расправляет его на кровати.
Платье серебряное и немного напоминает кольчугу. Красивое, рукава расширяются книзу и с разрезами, чтобы была видна кожа, но с таким декольте, что наряд будет смотреться на мне иначе, нежели на Ориане.
– Оно несколько, гм, откровенное для свадьбы, тебе не кажется? – Под такое платье нельзя надеть лифчик.
Она с секунду смотрит на меня озадаченным неподвижным взглядом, как у насекомого.
– Полагаю, надо примерить, – говорю я, вспоминаю свою шутку про голую гостью, которую отпустила всего лишь минуту назад.
Она – фейри, поэтому даже не собирается уходить. Я отворачиваюсь, надеясь, что этого будет достаточно и она не заметит повязки на ноге, пока я раздеваюсь. Потом надеваю через голову платье, и серебро скользит по моим бедрам. Оно великолепно, так и сверкает, но, как я и подозревала, сильно открывает грудь. Даже очень сильно.
Ориана удовлетворенно кивает.
– Я пришлю кого-нибудь заняться твоей прической.
Немного времени спустя гибкая девушка-пикси заплетает мне волосы в бараньи рога и обматывает кончики серебристыми лентами. Потом покрывает мне губы и веки серебряной краской.
Нарядившись, спускаюсь по лестнице, чтобы присоединиться ко всей семье в гостиной Орианы, словно последних нескольких месяцев и не бывало.
Ориана одета в бледно-фиолетовое платье с воротником из свежих лепестков, поднимающимся до напудренного подбородка. Виви и Хизер в одежде смертных: Виви в развевающемся платьице, покрытом изображениями глаз, Хизер в коротком розовом платье с серебристыми блестками. Волосы у Хизер схвачены на затылке сверкающими розовыми заколками. Мадок в тунике насыщенного сливового цвета, Оук в таком же, только детского размера, наряде.
– Привет, – говорит Хизер. – Мы обе в серебре.
Тарин еще нет. Рассаживаемся в гостиной, пьем чай и едим жареные хлебцы.
– Ты действительно думаешь, что она собирается пройти через все это? – спрашивает Виви.
Хизер возмущенно смотрит на подружку и шлепает ее по ноге.
Мадок вздыхает.
– Говорят, что мы учимся больше на ошибках, – говорит он, пристально глядя на меня.
Потом, наконец, спускается Тарин. Ее выкупали в сиреневой росе и одели в платье из невероятно тонких слоев газа, наложенных один на другой, поместив между ними листья растений и цветы; создается впечатление, что эта прекрасная плывущая фигура является одновременно и живым букетом.
Волосы ее уложены в корону, унизанную зелеными цветами.
Она прекрасна, до боли человечна и в этом белом наряде больше похожа на жертву, чем на невесту. Тарин всем улыбается, застенчиво и ослепительно. Моя сестра счастлива.
Мы все встаем и говорим ей, какая она красивая. Мадок берет ее руки, целует, смотрит с гордостью, как любой отец. Хотя считает, что она совершает ошибку.
Садимся в карету; с нами маленький хоб, двойник Оука, с которым он сразу меняется верхней одеждой, а потом озабоченно сидит в углу.
На пути к поместью Локка Тарин наклоняется ко мне и берет за руку.
– Когда выйду замуж, все будет по-другому.
– Кое-что изменится, – говорю я, не вполне понимая, о чем она.
– Папа обещал держать его в узде, – шепчет она.
Вспоминаю, как Тарин просила меня освободить Локка от должности Магистра Увеселений. Обуздание порочных наклонностей Локка займет Мадока, что для меня вовсе неплохо.
– Ты счастлива за меня? – спрашивает сестра. – Правда?
Тарин мне ближе всех на свете. Она знает перепады и подводные течения моих чувств, мои заботы – большие и маленькие – на протяжении почти всей моей жизни. Глупо было бы, если бы между нами что-нибудь встало.
– Я хочу, чтобы ты была счастлива, – отвечаю я. – Сегодня и всегда.
Она нервно улыбается и сжимает мои пальцы.
Я все еще держу ее за руку, когда в поле зрения появляется лабиринт зеленых насаждений. Вижу трех девушек-пикси в прозрачных одеждах, летящих над листвой и пересмеивающихся, а внизу под ними в поместье движется народ. Магистр Увеселений, Локк организовал собственную свадьбу с размахом, соответствующим его должности.
Глава 21
Первая ловушка не срабатывает. Хоб, играющий роль подсадной утки, выходит из кареты со всей семьей, а я с Оуком ныряю на пол. Сначала, когда мы хоронимся в пространстве меж мягких сидений, он ухмыляется, но секунду спустя улыбка исчезает, сменяясь озабоченностью.
Беру его за руку и стискиваю:
– Готов лезть через окно?
Он снова оживляется:
– Из кареты?
– Да, – киваю я и жду, когда карета объедет здание. Потом слышу стук. Выглядываю. Вижу Бомбу. Она подмигивает, протягивает мне руки из здания, я поднимаю Оука и передаю ей через окно кареты копытцами вперед.
Потом неуклюже выбираюсь сама. Платье нелепо задирается, нога еще не гнется, болит, и я падаю на каменный пол в доме Локка.
– Ничего? – спрашиваю я, глядя вверх на Бомбу.
Она качает головой и протягивает мне руку:
– Это было самое смелое предположение. Я ставлю на лабиринт.
Оук супится, и я трогаю его за плечи.
– Если не хочешь, можешь этого и не делать, – говорю я ему, хотя не представляю, что будет, если он скажет «нет».
– Я в порядке, – возражает он, не глядя мне в глаза. – Где моя мама?
– Идем искать ее, хворостинка, – говорит Бомба и, положив руку на его худенькие плечи, уводит. В дверях она оборачивается, запускает руку в карман. – Ты, кажется, поранилась. Хорошо, что я умею готовить не только взрывчатку.
С этими словами она что-то бросает мне. Ловлю сама не знаю что, потом рассматриваю. Горшочек с мазью. Поднимаю глаза, чтобы поблагодарить, но Бомба уже ушла.
Открыв емкость, втягиваю носом едкий травяной запах. Но когда наношу мазь на кожу, боль ослабевает. Снадобье снижает жар от неизбежной инфекции. Нога все еще ноет, но не так сильно, как раньше.
– Мой сенешаль, – слышу я голос Кардана и едва не роняю мазь. Одергиваю платье и оборачиваюсь. – Готова принять Локка в свою семью?
Когда мы в последний раз встречались в этом доме, в лабиринте садов, его губы были испачканы золотистой пыльцой фейрийского вина, и он глядел, как Локк меня целует, такими горящими глазами, что я решила – он меня ненавидит.
Сейчас Кардан смотрит почти таким же пристальным взглядом, а мне хочется упасть в его объятия – больше ничего. Хочется выплеснуть ему на грудь свои тревоги. Хочу, чтобы он сказал что-нибудь, не похожее на себя, например, что все будет в порядке.
– Прекрасное платье, – вместо этого говорит он.
Знаю – весь Двор уже думает, что я околдована Верховным Королем, раз согласилась стать Королевой Веселья и продолжаю служить его сенешалем. Пусть все думают, подобно Мадоку, что я – его порождение. Даже после того, как он меня унизил, приползла назад.
А что, если я им действительно околдована?
Кардан более искушен в любви, чем я. Он может использовать это против меня так же, как я просила применить его опыт против Никасии. Возможно, он в конце концов решил взять реванш.
«Убей его, – подсказывает какая-то часть меня, та самая, которую я помню с той ночи, когда взяла его в плен. – Убей, пока он не заставил тебя любить его».
– Ты не должен оставаться один, – напоминаю я, потому что, когда море нанесет удар, мы не должны представлять собою простые цели. – Не сегодняшней ночью.
Кардан улыбается:
– Я и не планировал.
Прозрачный намек на то, что ночи он по большей части проводит не один, раздражает, хотя мне не хочется себе в этом признаться.
– Хорошо, – говорю я, проглатывая гордость, хотя на вкус она напоминает желчь. – Но если планируешь затащить кого-то в постель – или, что еще лучше, нескольких, – позаботься о страже. А когда позаботишься, еще усиль охрану.
– Настоящая оргия. – Кажется, идея ему понравилась.
Все думаю, как он на меня смотрел, когда мы лежали нагие, а потом натянул рубашку и начал застегивать манжеты. «Мы должны были объявить перемирие, – сказал он, нетерпеливо отбрасывая назад свои иссиня-черные волосы. – Мы должны были объявить перемирие давным-давно, еще до этого».
Но никто из нас его не объявил – ни тогда, ни после.
«Джуд, ты меня боишься?» – спросил он, проводя ладонью по моей голени.
Откашливаюсь, прогоняя воспоминания прочь.
– Приказываю тебе не оставаться в одиночестве с сегодняшнего заката до завтрашнего восхода.
Он отшатывается, словно его ударили. Не ожидал услышать от меня приказ в таком категоричном тоне, словно я ему не доверяю.
Верховный Король Эльфхейма слегка кланяется мне.
– Твое желание… Нет, не так. Твой приказ – закон для меня, – говорит он.
Не могу смотреть, как он уходит. Я трусиха. Может, из-за боли в ноге, может, из-за тревоги за брата, но хочу окликнуть его, позвать назад, попросить прощения. Наконец, убедившись, что он ушел, направляюсь к гостям. Несколько шагов – и я в коридоре.
Мадок стоит, прислонившись к стене, и смотрит на меня. Руки скрещены на груди. Он качает головой:
– А я никак не мог понять. До этого момента.
Останавливаюсь:
– Что?
– Я входил, чтобы забрать Оука, и услышал, как ты разговариваешь с Верховным Королем. Прости, что подслушивал.
В голове поднимается шум, и я почти теряю способность соображать.
– Это не то, что ты подумал…
– Если бы было не то, ты не знала бы, что я подумал, – возражает Мадок. – Очень умно, дочка. Неудивительно, что ты не соблазнилась моими предложениями. Я сказал, что не должен недооценивать тебя, и все же недооценил. Недооценил твои амбиции и твою наглость.