– Ты не сделал ему ничего. А зачем тогда выгнал всех? А-а-а?
Хаунд довольно хохотнул.
– Да, красавица, да… Выгнать всех, напустить страху, сделать так, чтобы этот страх жрал изнутри. Никто не хочет, чтобы в нем ковырялись, никому не хочется боли. Так зачем лишний раз причинять тому, кто и сам все расскажет, лишь намекни ему о его будущем. Он же не партизан… Ты не партизан? Видишь, говорит, что нет, йа…
Птах, насквозь мокрый, заплакал. Как ребенок, обиженный незнакомыми старшими хулиганами, сидящий в сторонке и знающий, что никто не придет их наказать.
– Ты молодец, йа. – Хаунд потрепал рыжего по сухому колену. – А вот с ней – сам договаривайся. Веришь, нет… но она хуже меня. Она женщина, а ты разрешал обращаться с ней как кому захочется. Сам виноват.
Глава двенадцатая. Точный расчет и выверенный маршрут
«Гончая» Девил стоила половину своего веса патронами – пятеркой, не иначе. И то, только из-за топлива, которого не нальешь на заправке через каждый километр. А так… а так она была настоящей мечтой.
Перед Войной легковые машины напоминали мыльницы – тонкие жестянки вместо металла и пластик, где только возможно. Таких, превращенных двадцатью годами в труху, по городу встречалось до сих пор много – замшелые надгробья мира развитого капитализма, чистой незамутненной жажды наживы и постоянной принудительной гонки за новомодными выкидышами автопрома.
Рейдеры свое дело знали хорошо и «гончих» делали не из иностранного дерьма, взятого двадцать лет назад в кредит. А «Камаро» или «Мустангов» в городе не водилось… в большом количестве. Так что…
Нужна «гончая»? Не вопрос. Нужно-то всего ничего: выжившая под крышей и в относительной сухости советская точила; материальная база из найденных запчастей, обвеса и, само собой, умелые механики; источник топлива, постоянный и надежный.
Выгодно ли вкладываться в затею с такими закавыками? О, да…
«Гончая» Девил с наваренными на передние двери пластинами, закрывающими водителя и стрелка, любила порыкивать оборотами не скрываясь, нагло, с вызовом. Сетка на стеклах да острые штыри, торчащие вверх и прикрывающие от атак с верхних этажей. Почти наглухо закрытая задняя часть, прячущая дополнительный бак, защищенный сталью. Врезанный люк, раскрывающийся бронированными лепестками, прикрывающими стрелка-гарпунщика. Трубы одноразовых безоткаток, уложенные с багажника на крышу и бьющие настильным огнем. Мощный таран из труб, прикрывающий радиатор и сращенный с усиленной рамой. Курсовой пулемет, смотрящий через стальную пластину, установленную напротив пассажирского кресла.
Девил любила свою малышку и старалась пользоваться ей в одиночку, иногда гоняя по городским улицам, сжигая драгоценное топливо и выискивая что-нибудь интересное. Скука сжигала ее, не давала сидеть на месте, гнала на поиски опасности, острых ощущений.
Хаунд, рассматривая намалеванный на капоте силуэт ворона, любовался «гончей». Так же, йа, как всегда любовался ее хозяйкой. Да они и были чем-то похожи – в своих стремительных, опасных и таких агрессивных обводах.
– Полный бак… – прогнусавил Зуб. – А вот дополнительный – так себе… меньше половины.
– Дас гут, йа… – Хаунд кивнул. – Эдди, открой нам. Ты не передумал?
Судя по блаженному лицу гитариста, передумывать он не собирался. И уж точно забыл свою последнюю пассию, заставляющую его заниматься совершенно несвойственной ему работой – искать средства для ее содержания.
– Дам вам совет… – Хаунд посмотрел на него и на русую. – Трупы не жгите в котельной базы. Где-то тут – найдете по запаху – держали свиней. Там же, скорее всего, – пара-тройка свинарей. Им все равно, на кого работать, натюрлих… Скормите тела гребаным хрюшкам, так будет лучше. Только не забудьте выдрать зубы, они могут повредить кишечники зверюшек. Птаха… пока попридержите. Разберетесь. Эдди… Если тут начнется война, йа, а она начнется, не лезь. Лучше заранее найми пяток-другой ребят с Земеца, скажешь, что от меня. Они честнее других, не должны кинуть… Йа… Ауфвидерзеен, камраден. Зуб, поехали, время поджимает.
Открывшиеся ворота впустили день в ангар, заставленный и заложенный всем подряд. Это был обычный серый день, мало напоминающий весну. Хаунд, уже собираясь садиться на место стрелка, задержался. Свет от фонаря Эдди блеснул на чем-то выпуклом. Мутант присмотрелся и, ухмыльнувшись, вытащил кожаную маску – плотную, промасленную, с вшитыми в нее большими линзами-каплями от очков.
Чутье его не обманывало: в этот год солнце все же выберется, да так, что впору будет ослепнуть. А ему такого расклада не хотелось, особенно с его чувствительным зрением, позволяющим видеть в темноте. И потерянной недавно маской, почти такой же.
Кресло, снятое с хорошей импортной машины, заново обтянутое кожей, хрустнуло. Хаунду пришлось пригнуться, забираясь внутрь. Дверь лязгнула, закрываясь и отсекая звуки. В салоне пахло маслом, разогретым двигателем и бензином. На заваренных задних дверях, превращенных в глухие стенки, закрепленные ремнями, висели снаряженные коробки к ПК, установленному внутри. Его, забираясь, Хаунду пришлось двигать. Второй, со стороны водителя, оказался танковым, зафиксированным в одном положении.
– Гарпун явно не одарен мозгами, – проворчал Хаунд, – надо же было додуматься продать «гончую», не сняв оружие и боеприпасы. Хотя… Птаху-то умения убалтывать не занимать.
– Зачем ты оставил своего друга? – Зуб, почесывая нос под уже грязной повязкой, шмыгал.
– Так надо, йа. Хватит нескольких дней, чтобы во всем разобраться. Если Эдди прибежит с воплем: «Хаунд спаси, грабят», – то все ясно, йа.
– Грабят?
– «Убивают» он будет кричать во вторую очередь. Ему на голову свалилось несомненное богатство, только пользоваться он им не сможет: та, русая, все подгребет под себя, рихтиг.
– А зачем тогда?
– Эдди расскажет, как тут идут дела. Я объяснил ей, пока ты там кувыркался со смуглянкой, какой процент идет мне. И Эдди оставил присматривать… Неужели ты не понимаешь, натюрлих, что он остался только из-за желания каждую ночь проводить с этой рыжей кобылкой, йа?
– Да не…
– Гут. Помолчи и веди машину. Мне надо подумать…
«Гончая», фыркая всеми своими «лошадками», от души накормленными пахучим авиационным топливом, катилась мягко и плавно. Прямо, налево, за высоченный скелет бывшей двенадцатиэтажки, сложившейся в Войну, прямо, до виднеющейся Товарной, опять налево, домой.
Дорога, подкидывая бывшую «двадцать четвертую» надежно закрепленную на базе от «соболя», шелестела почти неслышно. Закованная в доспехи «волжана» надежно прятала пассажиров от окружающего мира.
Виляя между фурами и холмами-легковушками, Зуб уверенно вел «гончую» в нужную им сторону. Водителем пацан оказался стоящим, заинтересовав Хаунда этим умением. Парень следил, как переключаются скорости, как слушается мощная махина, бывшая раньше просто большой и хорошей машиной, как мерно, без рывков и рева, рокочет движок.
«Да, Зуб определенно рос в нужной среде… талант к вождению у него был несомненный. Учителя попались хорошие, йа, не отнять. Такое просто так не появляется – только приобретается, Йа, так и есть… не врет насчет сестры?! Проверит, обязательно проверит».
– Ты знаешь, где Девил?
Надежда… надежда была в этих словах, в голосе, во взгляде.
Хаунд, рассматривая Товарную через прорезь прицела ПК, не ответил. Ему жутко хотелось подстрелить гнилопса, задорно удирающего от страшно рокочущего чудовища на колесах. Но стрелять поутру здесь было накладно: кто-то да вылезет, кто-то да увидит, куда катит по своим делам красно-черная «гончая» рейдеров.
– Ты…
– Помолчи, – Хаунд примерил маску с очками. Села она прекрасно. – Веди, не отвлекайся, йа.
Пацану явно хотелось узнать больше, но… Имелись на Зуба у Хаунда планы… имелись. Мысль использовать «Ураган», пришедшая до получения на руки «гончей», никуда не делась, но пока… на какое-то время была отложена. На день, не больше.
А пока… «А пока Зубу предстоит помочь Кулибину привести стальное чудовище в высшую степень готовности. И никак иначе, йа».
– Объезжай вдоль железки, справа, метров через пятьсот, будет пролом, ныряй туда… ферштейн?
– А?
– Понял?
– Да. Следы заметаем?
Хаунд ухмыльнулся.
– Нас с тобой на весь район слышно… как думаешь, думкопф, много здесь машин катается с утра? Вот-вот, йа, ни одной. Там заезжать удобнее, прямо к ангару и прокатимся.
– А если…
– Если бы да кабы, росли во рту грибы, майне кляйне кинда, я в лес бы не ходил бы. В округе хватает банд, но они ко мне не сунутся. А Прогрессу нужна моя дружба… пока.
– Почему не сунутся?
Хаунд снова ухмыльнулся и кивнул головой.
– Смотри.
Зуб, покосившись в указанную сторону, шмыгнул носом, зашипел от боли и выругался.
– Это кто?
– Кто совался в свое время. Все до единого – бугры, главари и атаманы. Иногда мне нравится заниматься скульптурой, особенно если не надо месить глину или резать камень. Считаешь одного мутанта, живущего в собственном бункере, охреневшей тварью – добро пожаловать, милые гости. У Хаунда всегда найдется чем встретить-приветить, йа.
Въезд со стороны железки украшала гордость Хаунда – экспозиция «Память людской охреневшести», составляемая им долго и постоянно, хотя последний штрих он добавлял уже давно, полгода, если не больше, назад, когда пятерка отморозков, катавшихся в город из Кинеля, решила осесть здесь и начать работать охотниками за головами. Умнее, чем выкурить Хаунда, им ничего не придумалось. Хотя сам Хаунд подозревал, что не обошлось без вмешательства Птаха, явно направившего ублюдков к нему. Откуда такая уверенность? Интуиция и звериное чутье подсказывали.
Скульптурно-дохлая композиция состояла из мумий, костяков, черепов и шкур разной степени сохранности. Фауна, а порой и флора бывшего Промышленного района находила вычурно расставленную тухлятину весьма аппетитной, регулярно ей подкармливаясь.