Друг еще по Парижу Юз Гордон, тоже недавно вернувшийся из лагерей, жил в Рязани, в одной комнате с матерью. Он-то и предложил Але присоединиться к ним – деваться было некуда, она согласилась.
В Рязани Але повезло – ей удалось устроиться в художественное училище преподавателем графики. Оклад нищенский – но Але не привыкать стать. Несколько раз в Рязань приезжал Муля, но уже не в качестве мужа, а только – друга. Спасибо и на этом.
Но «счастье» было недолгим. 22 феврале 1949 года Алю арестовали вторично. Шла кампания повторных арестов. Алю судили по второму разу за одно и то же «преступление». Приговор – пожизненная ссылка в Сибирь.
Она поселилась в Туруханске. Работала сначала уборщицей в школе, потом – оформителем в клубе. Писала лозунги, афиши, декорации к любительским спектаклям и сама их ставила, выпускала клубную газету. Она увлечена работой. В письмах просит прислать ей цветную бумагу, краски, карандаши, портреты вождей – какой же клуб без портретов вождей!
Бытовые условия ужасны. На самом краю села она купила трехстенную развалюху. Вместо четвертой стены – скала. В сильные морозы – а они в Туруханске стоят три четверти года – стены изнутри покрываются льдом. Воду и дрова возят на собаках. Борис Пастернак, очевидно, чувствуя свою неизбывную вину перед Цветаевой, иногда посылает ей деньги, но, разумеется, не такие, какие могли бы что-то существенно изменить. (Хотя бы купить такую избу, как у местных жителей.)
Конечно, она на пределе усталости, конечно, безумно хочется в Москву, в нормальные бытовые условия, в Москву – где идет культурная жизнь: театры, выставки, где еще оставшиеся немногие друзья. Но – ее спасение – она не чувствует себя чужеродной в этом селе, в этом клубе, среди деревенских пьяных баб и мужиков. «…я так люблю всякие демонстрации, праздники, народные гулянья и даже ярмарки, так люблю русскую толпу, ни один театр, ни одно «народное» зрелище никогда не доставляли мне такого большого удовольствия, как какой-н<ибу>ть народный праздник, выплеснувшийся на улицу – города ли, села ли. То, чего мама терпеть не могла», – пишет она Борису Пастернаку.
…Вот приезжает в Туруханск кандидат в депутаты Верховного Совета: «…все закричали «ура!» и бросились к кандидату <…> Я сперва подумала, что я уже пожилая и не полагается мне бегать и кричать, но не стерпела и тоже куда-то летела среди мальчишек, дышл, лозунгов, перепрыгивая через плетни, залезала в сугробы, кричала «ура» и на работу вернулась ужасно довольная, с валенками, плотно набитыми снегом, и в клочьях пены». Кричать «ура» кандидату в депутаты Верховного Совета – после всего пережитого? Что это? Полное непонимание связи собственной судьбы с Верховным Советом или подсознательное желание выжить? Наверное, и то и другое.
В Туруханске, в феврале 1953 года, Аля прочитала в газете, что Самуил Гуревич тоже «матерый троцкист, наемник американской разведки». О его расстреле она узнает позже.
Но вот настал 1953 год – «отдал вождь в тиши то, что имел он в качестве души». Затем – разоблачение Берии. В 1955 году Ариадну Сергеевну Эфрон полностью реабилитировали «за отсутствием состава преступления».
Теперь она может жить в Москве, но опять-таки на сундучке у тетки Елизаветы Яковлевны, другого жилья – нет. Своим наипервейшим делом она считает – добиться реабилитации отца. И она добьется. Кроме того, она занята разбором материнского архива. Закончив эту работу, она сдаст архив в ЦГАЛИ (Центральный государственный архив литературы и искусства) и закроет его до 2000 года. Только в XXI веке исследователи получат к нему доступ. (Тогда-то и начнутся публикации записных книжек Цветаевой, дневников Мура и пр.) Только тогда цветаеведы смогут сверить некоторые тексты Цветаевой по рукописям.
Валерия Ивановна Цветаева, сводная сестра Марины Ивановны (дочь Ивана Владимировича от первого брака), даст Але возможность на своем участке в Тарусе построить маленький домик. Там она и проживет несколько лет. Лишь в 1963 году на деньги, заработанные переводами французской поэзии, купит кооперативную квартиру в Москве и в Тарусу будет выезжать только на лето. Все годы она активно борется за публикацию наследия Цветаевой в СССР. И многого добивается, хотя многое и не удается.
Она напишет «Воспоминания» о матери. Их ценность не подлежит сомнению. Но все-таки относиться к ним следует критически: всей правды там нет (что, впрочем, понятно), многое толкуется упрощенно, а главное – нет в них той внутренней свободы, которая необходима для создания любого добротного текста – все равно, беллетристического или мемуарного.
Летом 1975 года, смертельно больная, она еще успеет подержать в руках номер «Звезды» со своими «Воспоминаниями».
Ее могила на тарусском кладбище единственная подлинная на всю семью.
Использованная литература
Анискович Л. Крылатый лев, или… Судите сами… М., 2004.
Белкина М . Скрещение судеб. М., 1992.
Болшево. Литературный историко-краеведческий альманах. М., 1992.
Бросса А. Групповой портрет с дамой. Из книги «Агенты Москвы». Иностранная литература, 1989, № 12.
Ванечкова Г . Летопись бытия и быта. Марина Цветаева в Чехии. Прага, 2006.
Громова Н . «Дальний Чистополь на Каме…». М. – Елабуга, 2005.
Громова Н . Узел. Поэты: дружбы и разрывы. М., 2006.
Дядичев В., Лобыцин В . Доброволец двух русских армий. М., 2005.
Кудрова И . Последнее «дело» Сергея Эфрона. Звезда, 1992, № 10.
Кудрова И . Путь комет. Жизнь Марины Цветаевой. С.-Пб, 2002.
Купченко В . «И красный вождь, и белый офицер…». Звезда, 1991, № 10.
Купченко В . Труды и дни. Летопись жизни и творчества Максимилиана Волошина. Т. 1. М., 2002. Т. 2. М., 2007.
Лосская В . Марина Цветаева в жизни. Неизданные воспоминания современников. М., 1992.
Мандельштам Н . Старые друзья. Из книги «Воспоминания». Кн. 2. М., 1990.
Марина Цветаева в воспоминаниях современников. В 3 т. М., 2002.
Небесная арка. Марина Цветаева и Райнер Мария Рильке. С.-Пб, 1992.
Порецки Э . Тайный агент Дзержинского. М., 1996.
Саакянц А. Марина Цветаева. Жизнь и творчество. М., 1997.
Серков А . История русского масонства 1845–1945. М., 1996.
Судоплатов П. Разведка и Кремль. Записки нежелательного свидетеля. М., 1997.
Трубецкой Н. Письма к п.п. Сувчинскому. 1921–1928. М., 2008.
Фейнберн М., Клюкин Ю . Дело Сергея Эфрона. Столица, 1992. №№ 38, 39.
Флейшман Л . В тисках провокации. Операция «Трест» и русская зарубежная печать. М., 2003.
Хенкин К . Охотник вверх ногами. М., 1991.
Цветаева А . Воспоминания. М., 1984.
Цветаева М. Неизданное. Записные книжки. М., 2000–2001.
Цветаева М. Неизданное. Сводные тетради. М., 1997.
Цветаева М. Неизданное. Семья: история в письмах. М., 1999.
Цветаева М. – Николай Гронский. Несколько ударов сердца. Письма 1928–1933 гг.
Цветаева М. – Пастернак Б. Души начинают видеть. М., 2008.
Цветаева М. Письма Анатолию Штейгеру. Калининград, 1994.
Цветаева М. . Письма к Анне Тесковой. Болшево, 2008.
Цветаева М. Письма к Константину Родзевичу. Ульяновск, 2001.
Цветаева М. Письма к Наталье Гайдукевич. М., 2002.
Цветаева М. Собр. соч. в 7 т. М., 1994–1995.
Швейцер В . Быт и бытие Марины Цветаевой (ЖЗЛ). М., 2003.
Шенталинский В . Марина, Ариадна, Сергей. Из книги «Рабы свободы». Новый мир, 1996, № 4.
Эфрон А . История жизни, история души. В 3 т. М., 2008.
Эфрон Г . Дневники. В 2 т. М., 2004.
Эфрон Г . Письма. Калининград – М.о., 1995.
Эфрон С . Записки добровольца М., 1998.
Эфрон С. Письма Евгению Недзельскому. Abo/Turku, 1994.
Примечания
1
В издательстве «Оле-Лукойе», кроме «Волшебного фонаря» Цветаевой и «Детства» Эфрона, вышли также: «Из двух книг» Цветаевой (1913) и брошюра М. Волошина (1913) – публичная лекция, прочитанная им в связи с гибелью картины И.Е. Репина «Иван Грозный убивает своего сына».
2
Петр Николаевич Ламси, феодосийский судья, знакомый Эфронов. – Л.П .
3
Мать Сергея и Петра – Елизавета Петровна Дурново – ушла из жизни в 1910 году, когда Сергею было 16, а Петру – 28 лет.
4
гимназический товарищ Эфрона, бывший шафером на его свадьбе.
5
Неточное воспроизведение строки С. Надсона.
6
Художественный руководитель Камерного театра.
7
Меблированные комнаты, где селилась московская богема.
8
М.С. Фельдштейну, будущему мужу В. Эфрон.
9
Состояние души ( нем ).
10
Цветаевед А. Саакянц считала, что Эфрон имеет в виду Н. Плуцер-Сарно. Но вряд ли Марина Ивановна высказалась о нем резко негативно, даже если сделать поправку на «огласовку» Эфрона. С Завадским она познакомилась в первых числах января 1918 года, т. е. до появления Эфрона в Москве.
11
Когда в 1970-е годы «Повесть о Сонечке» появилась в «Новом мире», Завадский был еще жив. Можно себе представить, как приятно было ему это читать.
12
Красавец мрачный ( фр. ).
13
Несколько раз оно публиковалось как письмо от 12 апреля 1919 года, но мы принимаем датировку В. Дядичева и В. Лобыцина, убедительно доказывающих, что события, о которых говорится в письме, могли иметь место только в 1920 году.
14
Некоторые исследователи не склонны доверять воспоминаниям Соммер на том основании, что в первые годы эмиграции Эфрон был ярым сторонником Белой идеи. Но одно не противоречит другому. В статье «О Добровольчестве» – о ней речь впереди – он сам как бы свяжет эти свидетельства в единый узел.
Косвенным подтверждением правдивости мемуаров Я. Соммер может служить и биография Эренбурга. До осени 1919 года он печатался в «белых» газетах и был противником большевиков. Именно в Коктебеле он принял решение вернуться в Советскую Россию.