[770]. Вот что по этому поводу заметил один авторитетный источник:
Если не считать лиц старше 70 лет, то население столкнулось с вирусом, с которым прежде не было знакомо, и оказалось, что этот вирус смертоносен и сам по себе — даже без сопутствующих бактериальных агентов…
Реакция связывания комплемента позволила быстро определить, что перед нами вирус гриппа А. Впрочем, тесты на определение гемагглютинина (HA), поверхностного антигена вируса, показали, что он не похож ни на один из тех, какие были обнаружены у людей прежде. Так же все обстояло и с другим антигеном, нейраминидазой (NA). Окончательный подтип азиатского вируса позже обозначили как H2N2[771].
Но столь неожиданно высокую восприимчивость молодых американцев к вирусу 1957 года можно объяснить и иначе. В четвертой главе мы говорили о том, что охват и распространенность любой заразной болезни зависят от свойств самого патогена и от структуры атакованной им социальной сети[772]. Можно с уверенностью сказать, что в 1957 году разгоралась заря эпохи американских тинейджеров. Первым детям беби-бума, родившимся после Второй мировой войны, в 1958-м исполнялось тринадцать. На их долю выпало такое экономическое благополучие, какого никогда не видели в юности их родители. Но и социальная жизнь их поколения тоже была совершенно новой, и ей завидовал весь мир, что прекрасно показал Голливуд, выпустив лавину фильмов о похождениях подростков. Впрочем, пленительный вихрь выпускных балов, вечеринок и игр в труса имел и темную сторону. Как отмечал один из историков CDС, для подростков в то время был характерен «самый высокий уровень взаимодействий среди всех слоев населения, который намного превосходил число контактов, типичное для домохозяйки, детей-дошкольников или для ее работающего мужа»[773].
Летние лагеря, школьные автобусы, прежде невиданные «тусовки» после школы — и с сентября 1957 года по март 1958 года доля заразившихся подростков возросла с 5 до 75 %. В Танджипахо все началось с открытия двадцати приходских школ в середине июля (после ежегодного сбора клубники). Осенняя эпидемия, охватившая нацию, в первую очередь была вызвана тем, что в конце лета работу возобновили школы. Сотрудники CDC установили, что той осенью более чем у 60 % учащихся наблюдались клинические заболевания. Данные из двадцати восьми американских школьных систем показали, что на уроках отсутствовали 20–30 % учеников. Это намного превышало обычный средний показатель в 5 %. В Нью-Йорке максимальное число отсутствий по болезни было зафиксировано 7 октября и составило 280 тысяч; иными словами, на занятиях не присутствовали 29 % школьников (на Манхэттене — 43 %)[774]. Мы еще увидим, что в 1957 году власти США негласно выбрали, как сказали бы мы сейчас, стратегию коллективного иммунитета. Однако это не предотвратило вторую волну, пришедшую в феврале 1958 года. Оказавшаяся для CDC совершенно неожиданной, эта волна повлекла столь же заметный всплеск избыточной смертности, но на этот раз — преимущественно в более старших возрастных группах (от 45 до 74 лет). Волны гриппа накатывались в январе — марте 1960 года (грипп A2) и потом в начале 1962 и 1963 годов (грипп B). Умеренные эпидемии произошли также в 1965 и 1966 годах[775]. И только затем, в 1968–1970 годах, пришел «гонконгский грипп» (A/H3N2); впрочем, если говорить об избыточной смертности, он уступал пандемии 1957–1958 годов в два раза[776].
Пандемия в США: 1957–1958 гг. Еженедельная смертность от пневмонии и гриппа в 108 американских городах. Примечание: верхняя сплошная линия обозначает число смертей от пневмонии и гриппа, о которых сообщалось еженедельно в 108 городах с сентября 1957 года по апрель 1958 года. Нижняя сплошная линия — число смертей, которого следовало бы ожидать на основе потерь от пневмонии и гриппа за предыдущие годы. Пунктир — «эпидемический порог», который почти никогда не превышается, исключая периоды эпидемий гриппа
Путь Хиллемана
В решении президента Эйзенхауэра не «закрывать» страну в 1957–1958 годах прослеживался след тех давних лет, когда он, молодой офицер, возглавлял в лагере Кэмп-Кольт усилия по смягчению последствий испанского гриппа и делал это столь успешно, что старшие армейские чины не только повысили его в звании, но и отправили тридцать врачей из Кэмп-Кольта учить других по всей стране. В 1918 году Эйзенхауэр выбрал простую стратегию: доверять врачам (предоставил начальнику медицинской службы полномочия на принятие ответных мер и проведение экспериментальных процедур) и ввести социальное дистанцирование (солдат разбили на тройки и расселили по палаткам в открытом поле)[777]. 27 августа 1957 года Ассоциация государственных и территориальных работников здравоохранения (ASTHO) пришла к выводу, что «ни закрытие школ, ни сокращение общественных собраний не даст никаких практических преимуществ относительно распространения данной болезни», — и Эйзенхауэр прислушался[778]. Вот что вспоминал впоследствии один из сотрудников CDC:
Как правило, не принималось никаких мер, связанных с приостановкой работы школ, ограничением поездок, закрытием границ или рекомендациями носить маски. Никто не верил, будто карантин способен эффективно смягчить последствия, — полагали даже, что он «явно бесполезен из-за большого количества путешественников и частоты легких или бессимптомных случаев». ‹…›
В начале октября глава Департамента здравоохранения округа Нассо (штат Нью-Йорк) заявил, что «государственные школы должны оставаться открытыми даже во время эпидемии» и что «дети так же легко заболеют и вне школы».
ASTHO призвала лечить легкие случаи в домашних условиях, чтобы уменьшить нагрузку на больницы, и рекомендовала госпитализировать только самых тяжелых пациентов… Большинству людей советовали просто оставаться дома, отдыхать и пить много воды и фруктовых соков[779].
Из-за этого решения пришлось переходить от немедикаментозных мер к медикаментозным. Как и в 2020 году, страны тоже устроили гонку, стремясь создать вакцину. Но тогда, в отличие от 2020 года, у США не было реальных соперников — благодаря проницательности одного исключительно талантливого и дальновидного ученого. Морис Хиллеман, родившийся в 1919 году в Майлз-Сити, штат Монтана, с 1948 по 1957 год возглавлял отделение респираторных заболеваний в Армейском медицинском центре (ныне Армейский научно-исследовательский институт имени Уолтера Рида). Комиссия по вопросам гриппа, созданная при Эпидемиологическом совете вооруженных сил, с 1940-х годов изучала и болезнь, и ее профилактику с помощью вакцин[780]. Еще в начале карьеры Хиллеман обнаружил генетические изменения, происходящие при мутации вируса гриппа, — сдвиг и дрейф. И стоило ему лишь прочесть в газетах сообщения о «детях с остекленевшим взглядом» в Гонконге, как он — именно благодаря уже проведенной работе — понял, что вспышка заболевания может перерасти в катастрофическую пандемию. Вместе с коллегой они работали девять дней кряду по четырнадцать часов в день и подтвердили, что речь идет о новом штамме гриппа, потенциально способном убить миллионы, как в 1918 году, — хотя человечество, о чем мы еще скажем, уже изобрело антибиотики и могло бороться с вторичными инфекциями, погубившими столь многих в те давние дни. Армейский медицинский центр получил первые образцы пришедшего из Гонконга гриппа 13 мая, а к 22 мая Хиллеман окончательно определил новый штамм[781].
Морис Хиллеман (1919–2005) обращается к своей исследовательской группе, изучающей вирус азиатского гриппа в Армейском научно-исследовательском институте имени Уолтера Рида. Силвер-Спринг, штат Мэриленд, 1957 г.
Промедление было подобно смерти. Хиллеману позволили работать напрямую с производителями вакцин — в обход, как он выразился, «бюрократической волокиты». Служба общественного здравоохранения предоставила им первые культуры вируса азиатского гриппа еще до того, как Хиллеман закончил исследование. Ключевую роль сыграла лаборатория CDC в Монтгомери, штат Алабама, — действующая под эгидой Всемирной организации здравоохранения как Международный центр по гриппу для обеих Америк. Мы еще упомянем о том, что в дни пандемии 2020 года ВОЗ не покрыла себя славой. Но в 1957 году она способствовала сотрудничеству CDC и их британского аналога, лондонского Всемирного центра по гриппу. В Монтгомери и в штаб-квартире CDC в Атланте сотрудники добровольно испытывали вакцину на себе. Х. Брюс Далл из Службы сбора информации об эпидемической обстановке, созданной в 1951 году в ответ на угрозу применения биологического оружия во время Корейской войны, провел в федеральной тюрьме в Атланте (United States Pe nitentiary) испытание с эффективностью от 80 до 90 % в первой фазе. К концу лета вакцину производили шесть компаний, в том числе Merck Sharp & Dohme.
Поражало, как стремительно Соединенные Штаты перешли от осознания риска пандемии к массовой вакцинации. Первый отчет New York Times о вспышке гриппа в Гонконге — три абзаца на третьей странице — появился 17 апреля[782]. И уже 26 июля, по прошествии чуть более трех месяцев, врачи в Форт-Орде, штат Калифорния, прививали призывников. Через три дня это делали и на базе ВВС США имени Лоури в Колорадо. Затем предстояло сделать прививку врачам, медсестрам и другим медицинским работникам. Сделали ее и президенту Эйзенхауэру, а также королеве Елизавете и принцу Филиппу перед их запланированным визитом в США и Канаду. В Министерстве здравоохранения считали, что именно эта кампания по вакцинации и была откликом США на пандемию. 15 августа Лерой Бёрни, главный санитарный врач США, объявил, что вакцину необходимо распределить по штатам соразмерно численности населения, но распространять ее должны производители через свои обычные торговые сети. На заседании, прошедшем в конце августа в Вашингтоне, ASTHO заявила, что профилактика заболевания «в силу отсутствия способов, позволяющих эффективно остановить распространение инфекции, превращается в программу по вакцинации». Примерно четыре миллиона доз в один миллилитр были выпущены в августе, девять миллионов — в сентябре и семнадцать миллионов — в октябре